Острова пряностей, стр. 48

Когда торговец услышал, что Трондур и Леонард хотели бы приобрести даммаровую смолу для работы масляными красками, он был поражен. Он никогда не слышал, что смолу используют в художественных целях, и сказал, что хочет кое-что нам показать. Он принес из спальни три пакета, завернутых в коврики. В каждом пакете лежали какие-то слипшиеся гранулы, похожие на низкосортный янтарь или пчелиный воск. Содержимое каждого пакета весило примерно три килограмма и имело различную форму и текстуру — одно напоминало круглую плоскую плюшку, второе — толстый полумесяц, а третье — старомодный толстый валик для заглаживания поверхности. Это, как сказал торговец, кусочки натуральной даммаровой смолы, которые случайно нашли в земле. Они образовались не в результате надрезания дерева, но как естественное выделение смолы, выступающей из дерева. Для формирования кучки естественной даммаровой смолы такого размера и консистенции требуется от семи до десяти лет. Это естественное вещество намного тверже, чище и гораздо более высокого качества, чем смола, образующаяся при надрезании дерева.

Мы пригласили торговца приехать на наше судно и обсудить цену на эту особую даммаровую смолу. Он прибыл после полудня со своими друзьями на долбленом каноэ, и все собрались на задней палубе, чтобы рассмотреть товар. Трондур и Леонард исследовали по очереди каждую кучку, перевернули ее, поцарапали, посмотрели на свет и даже попробовали на зуб, как какой-нибудь драгоценный камень. Владелец даммаровой смолы смотрел на них с изумлением. Он признался, что не имел представления о том, что качество даммаровой смолы значит так много, и сказал, что хранил кучки даммаровой смолы потому, что это редкость, а не для какой-то особой цели. Наконец, каждый художник решил, что может себе позволить купить только одну кучку. Выбор был сделан, цена назначена. После того как переговоры о цене завершились и две выбранные кучки были вручены счастливым владельцам, торговец смолой наклонился и поднял непроданную кучку. «А это, — сказал он, протягивая ее Леонарду, — пожалуйста, примите от меня в подарок».

Таким образом, когда мы поплыли дальше на север, на Тернате, оба наших художника были весьма довольны. Мы проходили длинный пролив, отделяющий большой, усеянный вулканами и покрытый лесом остров Хальмахера от цепочки лежащих в море вулканических пиков, которые образуют ряд конических островов. Это один из самых эффектных и впечатляющих проливов в мире. По обе стороны вздымаются вершины вулканов, некоторые из них действующие, а в одном из них — на острове Макиан — ясно видно отверстие в стенке кратера, образовавшееся, когда страшный взрыв разнес конус на части. Море вокруг нас изобиловало всевозможной живностью. Шестиметровые малые полосатики поднимались на поверхность и пускали фонтаны воды, одновременно можно было увидеть трех-четырех китов. Стремительно рыскали по проливу дельфины. Их появление упреждали пронзительные крики чаек, которые кружились над водой, то и дело ныряя за подогнанной к поверхности рыбой. В волнах непрерывно сверкали круглые черные спины и головы — вода бурлила, дельфины безжалостно преследовали косяк рыб, нападая на крайних и постепенно сгоняя всех в плотную кучу, чтобы было удобнее охотиться.

Затем стая дельфинов приготовилась к последней атаке, разогналась и с жадностью набросилась на добычу.

Так, 17 мая мы пересекли экватор и отметили это событие купанием 26-летней Джулии, как самого младшего члена экипажа, — ей пришлось спрыгнуть за борт с веревкой, обвязанной вокруг талии. Трондур, похожий на бородатого Нептуна, протащил ее под лодкой и вытащил с противоположной стороны. Янис же привел пример совсем другой морской традиции. Указав на прибрежную деревню, мимо которой мы проплывали, он тем же ровным тоном добавил, что здесь живет его вторая семья — жена и взрослый сын, — результат его предыдущих путешествий в здешних водах.

Глава 10. Тернате

Вулканический остров Тернате, где Уоллес впервые оказался в январе 1858 года, в то время формально находился под управлением эксцентричного одноглазого султана [11]. Этот восьмидесятилетний старик любил, когда при обращении к нему произносили его полное имя: Таджоэл Моэлки Амироаддин Искандер Каулаини Шья Пеотра Мухаммад Джин. Он был двадцать третьим султаном; его предки правили на Тернате еще в XVI столетии — когда в 1579 году в поиске загадочных Островов пряностей здесь оказался английский путешественник Фрэнсис Дрейк, на троне Тернате восседал один из предков нынешнего султана. Дрейк нашел то, что искал, потому что Тернате и мелкие острова на юге были основными поставщиками гвоздики — пряности, которая в Европе ценилась дороже золота.

Султан Тернате — как и его не менее аристократический сосед, султан Тидоре, который управлял другим маленьким вулканическим островком на расстоянии мили, — контролировал практически весь мировой запас этих пряностей и немалую часть поставок мускатного ореха, произраставшего на островах, плативших им дань. Фактически сюзеренитет Тернате и Тидоре распространялся, по крайней мере в теории, даже на Вайгео, где спустя почти три столетия Уоллес обнаружил, что местные жители по-прежнему платят дань в виде перьев райских птиц для украшения тюрбанов султанов и придворных.

Во времена Дрейка султан Тернате являл собой внушительное зрелище, хотя и в варварском стиле — юбка из золотой парчи, толстые золотые кольца, вплетенные в волосы, тяжелая золотая цепь вокруг шеи; на пальцах — ряды колец с бриллиантами, рубинами и изумрудами. К моменту прибытия Уоллеса власть султана была подорвана более чем двумя столетиями противостояния более крупным странам, которые стремились захватить контроль над торговлей пряностями. В середине XIX столетия султан Мухаммад Джин, очень слабый и болезненный человек, с трясущимися руками и слабой памятью, жил на пенсию, которую ему выплачивала голландская администрация — наполовину отшельник, проводящий свои дни в запущенном и пыльном дворце, окруженный женами, внушительной толпой детей и внуков (сто двадцать пять человек), принцами крови и их семьями, придворными, слугами и рабами. Большая часть из них существовала в нищете; но память о былом великолепии сохранилась. Сам султан выходил из своего дворца — кедатона — в дни государственных праздников или для того, чтобы поприветствовать голландскую администрацию во время ее визитов в город. Эти выходы напоминали явления манекенов из музеев и доставляли огромную радость подданным султана, которые продолжали приписывать полубожественные свойства своему властелину. Султан и его подданные выступали, разодетые в разномастные костюмы, попавшие сюда из метрополии или сшитые по старым образцам местными портными. Тут можно было увидеть португальские бархатные камзолы, испанские шелковые жакеты, расшитые жилеты и блузы, разноцветные гетры и голландские суконные пальто. Головные уборы и оружие также поражали воображение — от испанских морионов (шлемов без забрала) и алебард до бархатных шляп с ниспадающими перьями и старинных рапир с украшениями из драгоценных камней.

Гвоздем программы была почти антикварная карета, которую предыдущий султан получил от голландской колониальной администрации. Она так отчаянно нуждалась в ремонте, что для того, чтобы забраться внутрь, пожилому султану приходилось пользоваться лестницей. Удобно устроившись в этой развалюхе, в которую вместо лошадей были запряжены шестнадцать подданных, султан медленно проезжал вдоль резиденции голландской администрации на расстоянии нескольких сотен метров.

Настоящая власть на Тернате во времена Уоллеса находилась в руках даже не у голландской администрации, а главного купца Дювенбодена. Он был голландского происхождения, но родился на Тернате, а образование получил в Англии. Именуемый в народе «королем Тернате», он был баснословно богат и владел половиной города; в его распоряжении было более тысячи рабов и большой торговый флот. Его влияние на султана и местных раджей было велико; он очень по-дружески отнесся к Уоллесу, который с его помощью смог арендовать ветхий домишко в предместьях и отремонтировать его так, чтобы им можно было пользоваться в качестве базы для экспедиций. Ученый держал этот домик в течение трех лет, возвращаясь в него регулярно из экспедиций по островам на окраине архипелага. В этом домике он готовил и паковал образцы для отправки в Европу, писал письма семье и друзьям (например, Бейтсу), здесь начинал подготовку к очередной вылазке в менее известные районы Моллукских островов.