224 избранные страницы, стр. 8

Утро начинается со службы. Шляпников пришел на работу, сел за стол, откинулся на спинку стула и стал глядеть на сотрудников. Сотрудники приходили, усаживались, доставали из своих столов входящие и исходящие. Без пяти девять, как обычно, пришел Дорофеев и, как обычно, принялся с каждым здороваться.

– Здравствуйте, Борис Андреевич, – бормотал Дорофеев, протягивая руку для пожатия. – Здравствуйте, Пал Палыч… Здравствуйте, Анечка! – сказал Дорофеев и протянул руку Анечке. – Чудесная у вас сегодня прическа.

– Ой, что вы! – расцвела Анечка и протянула руку Дорофееву.

– Постыдились бы! – раздался голос Шляпникова.

– Что такое? – испуганно посмотрели на него Анечка и Дорофеев.

– Хамство какое! – сказал Шляпников. – Пожилой человек!

– Что? Почему? – зашумели сослуживцы.

– Потому! – произнес Шляпников. – Разве мужчина даме первым руку подает?! Бескультурье! А вы, Аня, тоже вели бы себя поприличней! А то вот так, один руку протянет, другой. А там вообще…

Анечка заплакала. Дорофеев взялся за сердце.

Шляпников поморщился и сказал Дорофееву:

– Полюбуйтесь! Довели даму до слез! Культурный человек на вашем месте хоть бы воды подал! Мужлан!

И Шляпников вышел из комнаты. В остальном рабочий день прошел спокойно, потому что Шляпников решил себя пощадить и не трепать нервы по мелочам.

После работы Шляпников зашагал к магазину. Надо было купить подарок ко дню рождения Петухова.

Народу в магазине было много. Но очередь оказалась какая-то вялая, неразговорчивая. Да и продавщица работала быстро. Шляпников совсем было скис. Но, подходя с завернутым в бумагу галстуком к выходу, он приободрился. У дверей стояли люди, пропуская входящих с улицы. Шляпников ринулся вперед и прямо в дверях сшибся с заходящей в магазин бабушкой.

– Спятила, старая? – вежливо спросил Шляпников. – Совсем одурела?

– Ты что, сынок? – напугалась бабушка. – Дай пройти-то…

– Во-первых, надо говорить «пожалуйста», – сказал Шляпников. – Темнота! Во-вторых…

– Чего там встали? – крикнули сзади. —

Пропустите женщину-то!

– Деревня! – бросил через плечо Шляпни­ков. – У магазина культурные люди сперва пропускают выходящих, а уже потом лезут. А эта прет, как танк. На похороны свои, что ли?

Когда Шляпников с женой пришел к Петуховым, гости уже сидели за столом, ели, пили, курили, шумели.

– Поздравляю вас! – сказал Шляпников Петухову, торжественно протягивая сверток. – Это вам подарок от меня и моей супруги. То есть наоборот: от моей супруги и меня.

– Спасибо большое! – сказал Петухов. – Садитесь, сейчас мы вам штрафную – за то, что опоздали!

– Во-первых, – строго проговорил Шляп­ников, – если гость опоздал, значит, у него были веские причины, и говорить об этом просто неприлично и бестактно.

Шум за столом стих.

– Извините, – сказал Петухов, краснея, я не думал…

– Думать надо всегда! – указал Шляпни­ков. – А во-вторых, когда гость приносит подарок, его следует развернуть и посмотреть, после чего сердечно поблагодарить дарителя. Чек из подарка я тактично вынул.

– Простите, – пробормотал Петухов и потянулся было к шляпниковскому свертку.

– Теперь уже ничего! – с горечью сказал Шляпников. – Настроение гостям вы уже испортили. Кроме того, здесь многие курят. А культурные люди прежде обязаны спросить окружающих, может, они не курят. Положим, мы с женой курим. Но все равно!

За столом воцарилась уже могильная тишина.

– Кушайте! – пискнула жена Петухова. – Кушайте, вот салат вкусный…

– Во-первых, – сурово сказал Шляпни­ков, – хозяйке не подобает хвалить свои изделия. Гости сами похвалят, если сочтут нуж­ным. Во-вторых…

Жена Петухова приложила платочек к глазам и выбежала из комнаты.

Кто-то боязливо сказал:

– А знаете анекдот: уехал муж в командировку…

– Во-первых, – сказал Шляпников, – анекдоты рассказывают лишь те, у кого за душой ничего нет. Во-вторых, анекдот может быть принят кем-нибудь из окружающих как на­мек. В-третьих…

Гости стали прощаться с Петуховым.

– Подождите, – сказал бледный Пету­хов, – может, кто хочет потанцевать…

– Во-первых… – начал Шляпников.

Комната опустела.

– Что ж, – сказал Шляпников, – посидели, пора и честь знать. Мы тоже пойдем. Пойдем, Клавдия.

– До свидания, – сказал плачущий Пету­хов. – Приходите еще.

– Непременно, – учтиво сказал Шляпни­ков. – Только, во-первых, запомните… Дверь за ним захлопнулась.

– Абсолютно никакой культуры, – сказал Шляпников жене.

– Жлобы, – вздохнула жена. Она тоже читала книжки.

Приехав домой, Шляпников попил чаю, походил по комнате. Телевизор включать было уже поздно, а спать еще не хотелось. Шляпни­ков задумался. Потом подошел к стенке и прилип к ней ухом. Отлепившись, он посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого. Шляпников расправил плечи и пошел к соседям по площадке.

– Добрый вечер, – открыл двери сосед, молодой человек с бородой. – Пожалуйста.

– Вежливый! – иронически сказал Шляп­ников. – Поучился бы себя вести в быту! – закричал он на бородатого.

– Что случилось, Женя? – выбежала в коридор какая-то сопливая девчонка в халате, должно быть, жена бородатого. – В чем дело?

– А в том! – Шляпников стукнул себя по часам. – Людям спать надо! А вы после одиннадцати на полную катушку включаете!

– Что вы! – сказал бородатый. – Мы спать ложимся. У нас только трансляция…

– Вот хамло, а! – сказал Шляпников. – Во-первых, старших некрасиво перебивать, а во-вторых, все равно слышно, если прислушаться как следует! А в-третьих…

– Извините, – сказала девчонка. – Мы сейчас выключим.

– А в другой раз милицию вызову, – пообещал Шляпников. – Пусть она вас культуре поучит!

И Шляпников вернулся к себе.

– Смотри, какую я книжку купила, – сказала ему жена, когда он уже лежал в кровати. Она дала в руки Шляпникову брошюрку под названием «Становление гармоничной личности».

Шляпников открыл книжку и стал читать.

Уже за полночь он перевернул последнюю страницу и заснул.

Проснулся он другим человеком. Теперь он был уже гармоничной личностью.

1975

Под музыку Вивальди

Я его столько раз предупреждал: «Коль, ты своего организма не уважаешь. Ты против организма пойдешь – он против тебя пойдет. Вот ты в завязке был, так? Потом помаленьку развязал, так? Ну так вот: обратно завязать захочешь – тоже помаленьку давай. А резко затормозишь – организм сбесится от неожиданности».

Как в воду глядел.

В прошлую субботу это было. Нет, в воскресенье даже. Потому что в ту субботу мы как раз у Коли на квартире гуляли. Провожали его брата назад в деревню. Мы брата Колиного на вокзал свезли, а потом вернулись – отметить, что свезли его на вокзал. Сперва у нас там еще было, потом Юра сходил, принес, а потом Коля сам уже сбегал, принес, а ту бутылку мою – это уже мы с Юрой вдвоем, когда от него ушли, потому что он уже не мог. Ну да, в субботу. Ну и в воскресенье, конечно, нормально все. Только, конечно, голова. Ну, освежиться пошел к ларьку. А Юра уже там был. Видимо, с ночи. Мы сперва с ним по большой взяли, потом уже еще по большой. Потом взяли по большой, Юра и говорит:

– Давай еще по большой, что ли? Я говорю:

– Ну не по маленькой же! Стоим так, разговариваем. И тут как раз из-за угла Коля выгребает. Юра говорит:

– Пришел, да, Коль? Давай полечись. С утра-то после вечера.

А Коля стоит, не отвечает ничего и так задумчиво на нас с Юрой смотрит. Мне его вид сразу не понравился – больно задумчивый был.

Ну, пьем помаленьку с Юрой, и Юра говорит:

– Ну, чего делать будем? Я говорю:

– А чего ты будешь делать? У меня вон двадцать семь копеек. Вот тут Коля и начал.

– А давай, – говорит, – мужики, сходим куда.

Я говорю:

– Куда сходим-то, Коль? Я ж говорю: у меня двадцать семь копеек. А у Юры вообще ничего.

А Коля и говорит голосом таким нездоровым: