Луд-Туманный, стр. 36

– Клянусь Белоснежными Дамами Полей, ни когда в жизни не слышал такого напыщенного стиля! – проворчал мастер Амброзий.

Но, казалось, Нату во что бы то ни стало хотелось закончить эту абсурдную церемонию, и мастер Амброзий чувствовал, что в такую минуту наименьшее, что он может сделать, – это ублажить друга, ибо кто знает, что таит в себе будущее и когда они встретятся снова? Итак, уверенным и подчеркнуто будничным тоном он повторил за ним слова клятвы.

Когда и в какой книге нашел ее мастер Натаниэль? Ведь это была клятва, которую давали кандидаты на первую ступень посвящения в древние Мистерии Доримара.

Не забудьте, что в глазах Закона мастер Натаниэль был мертв.

Глава 18

Госпожа Плющ Перчинка

Задания, которые давали служащим в конторе у мастера Натаниэля, не всегда касались грузов и корабельных сборов. Однажды, например, они целых два дня не открывали своих гроссбухов, но, тем не менее, были очень заняты; они вырезали и скалывали булавками под бдительным оком своего работодателя причудливые бумажные костюмы ко дню рождения Ранульфа. Они привыкли к тому, что, отдав суровое распоряжение не беспокоить его ни под каким видом, мастер Натаниэль закрывался у себя в кабинете, а сам тем временем писал, скажем, шутливые стихи ко дню святого Валентина для старой госпожи Полли Пайпаудер и часто выглядывал из-за двери, прося помощи в подборе рифмы. Поэтому в то утро они совершенно не удивились, когда им велели закрыть книги и посвятить свои таланты выяснению в какой угодно форме, жили ли в Луде какие-нибудь родственники фермера с Запада по имени Бормоти, умершего почти сорок лет назад.

Велика была радость мастера Натаниэля, когда один из клерков после долгих поисков сообщил, что овдовевшая дочь покойного фермера, госпожа Плющ Перчинка, недавно купила небольшую бакалейную лавку в Зеленом Мотыльке, деревне, находящейся в двух милях от северных ворот города.

Не теряя времени, мастер Натаниэль приказал оседлать коня, надел костюм, в котором обычно ходил на рыбалку, надвинул шляпу низко на глаза и отправился в Зеленый Мотылек.

Приехав туда, он без труда отыскал лавку госпожи Перчинки, где она сидела за прилавком собственной персоной.

Это была миловидная женщина средних лет со щеками, похожими на румяные яблоки. По ее виду можно было догадаться, что она чувствовала бы себя более естественно среди коров и лугов, чем в душной маленькой лавке.

Она любила поболтать, поэтому мастер Натаниэль перемежал свои мелкие покупки остротами, шутками и дружелюбными расспросами.

К тому моменту, когда хозяйка лавки отвесила ему две унции нюхательного табаку и насыпала его в аккуратный маленький бумажный пакетик, она успела рассказать ему, что в детстве ее фамилия была Бормоти, что муж ее был капитаном корабля и до его смерти она жила в морском порту. К тому моменту, когда она снабдила его пакетиком леденцов, он уже знал, что госпожа Плющ Перчинка предпочитала сельскую жизнь торговле. Когда же был продан и упакован вызвавший его восхищение красный шерстяной шарф, она сообщила, что хотела бы поселиться неподалеку от дома своего детства, но, увы, некоторые причины мешают этому.

Чтобы выяснить, каковы же были эти причины, понадобились время, такт и терпение. Но никогда еще задумчивая любознательность мастера Натаниэля, принимавшая форму участливого сочувствия, не была ему так полезна. Наконец лавочница призналась, что у нее была мачеха, которую она не любила и, более того, имела серьезные основания ей не доверять.

В этом месте разговора мастер Натаниэль решил, что пора приблизиться к цели своих расспросов. Он многозначительно посмотрел на нее и спросил, хотелось бы ей, чтобы справедливость восторжествовала и мерзавцы получили по заслугам, а затем прибавил:

– Нет глупее поговорки, чем та, которая утверждает, что мертвые молчат. Помочь мертвым обрести способность говорить является одной из главных задач Закона.

Госпожа Перчинка немного испугалась.

– Простите, сэр, кто вы? – робко спросила она.

– Я – племянник фермера, который однажды нанимал работника по имени Копайри Карп, – быстро ответил он.

Женщина облегченно вздохнула.

– Кто бы мог подумать! – пробормотала она – А как же звали вашего дядюшку? Я знавала всех фермеров и их семейства у нас по соседству.

В искренних светло-карих глазах мастера Натаниэля сверкнул лукавый огонек:

– Кажется, я перестарался, – засмеялся он. – Видите ли, я работал в магистрате, поэтому у меня вошло в привычку дурачить людей… Закон – он, как коварная женщина. Нет у меня дядюшки на Западе, и я никогда не знал Копайри Карпа. Но я всегда интересовался проблемой преступности и очень люблю читать старые протоколы судебных процессов. Поэтому, когда вы сказали, что ваша девичья фамилия была Бормоти, я сразу вспомнил об одном судебном деле, которое всегда казалось мне очень странным, и подумал, что, может быть, имя Копайри Карп развяжет вам язык. Я всегда чувствовал, что здесь скрыто намного больше, чем кажется на первый взгляд.

– В самом деле? – уклончиво сказала госпожа Перчинка. – Вы, кажется, очень интересуетесь делами других людей, – и она посмотрела на него с большим подозрением.

Мастеру Натаниэлю это придало мужества.

– Послушайте, сударыня, я уверен, что вашему отцу доставляло удовольствие смотреть на хороший урожай, даже если он рос на чужом поле, а вашему мужу нравились хорошие корабли…

Тут ему пришлось прервать свою речь и, проявив терпение, выслушать целый ряд воспоминаний о вкусах и привычках ее покойного мужа.

– Так вот, как я уже говорил, – продолжал он, когда лавочница на минуту замолчала, чтобы вздохнуть, улыбнуться и краешком передника утереть слезу, – тем, чем для вашего отца являлось зрелище тучного поля с золотой, колосящейся пшеницей, а для вашего мужа – вид корабля, входящего в гавань, для меня является созерцание Правосудия, подстерегающего свою жертву и бросающегося на нее. Я – холостяк, мне удалось отложить на черный день кругленькую сумму, и ни на что я не трачу деньги с таким удовольствием, как на то, чтобы не дать Правосудию упустить свою законную добычу. Но прежде всего мне хочется отомстить за такого славного человека, каким был ваш отец. У нас, старых холостяков, есть свои радости… От них, конечно, спокойнее в доме, чем от толпы пострелят, но иногда они стоят довольно дорого! – И, потирая руки, он засмеялся.

Мастер Натаниэль наслаждался спектаклем и, кажется, в самом деле стал хитрым, честным и немного нудным стариканом, которого изображал. Когда он говорил о правосудии, его глаза горели фанатическим блеском. Он видел, как на картинке, свой уютный домик в Луде, с садом, радовавшим сердце цветами, крохотной лужайкой и шпалерами фруктовых деревьев, которым он посвящал часы досуга. А еще у него была собака, и канарейка, и старая служанка. Вероятно, вернувшись домой сегодня вечером, он будет ужинать сосисками с картофельным пюре, а после них последуют горячие бутерброды с сыром. Потом, отужинав, он достанет свою коллекцию «виселичных» сокровищ и за стаканом негуса [8] станет любовно перебирать куски веревки с виселицы, окровавленную перчатку убитой проститутки, обломок янтаря, который носил в качестве амулета известный главарь шайки бандитов. Да, его уединенная, ничем не выдающаяся жизнь была заполнена увлечениями, как его сад – цветами. Какое утешение чувствовать себя на месте других!

– Ну что ж, – сказала госпожа Перчинка, – если вы говорите, что вам хочется помочь наказать нечестивых людей, то я и сама не возражаю приложить к этому руку. Но все-таки почему вы думаете, что мой отец умер не своей смертью?

– Чутье, милая моя, чутье! – и Натаниэль Шантиклер многозначительно приложил палец к носу. – Я чую кровь. Не говорилось ли на суде, что у трупа шла кровь?

Она возмутилась:

– И вы, образованный человек, тоже верите в эти предрассудки! Разве вы не знаете, что сельские жители все подстраивают под мелодии старых песен? Когда эту историю рассказывали в таверне Лебеди, выдумки было две капли, а к тому времени, когда она дошла до Лунотравья – целый галлон. Я проходила мимо тела отца вместе с другими и не могу сказать, чтобы заметила какую-то кровь, правда, у меня тогда все глаза от слез опухли. Но все равно, именно поэтому Следопыт вынужден был покинуть страну.