Луд-Туманный, стр. 19

– Но какой толк в вышивании? Оно не прибавляет здравого смысла, – пробормотал он раздраженно – И как по-женски! – презрительно хмыкнув, добавил он. – Чем ей не нравится красная земляника? Зачем пытаться улучшить природу своими глупыми фантазиями и пурпурной земляникой?

Но он был не в том настроении, чтобы тратить время и внимание на какую-то вышивку. Швырнув лоскут обратно, он собрался было выйти из комнаты и позвать Черносливку Шантиклер, но тут дверь отворилась, и она появилась на пороге.

Если бы чужестранцу захотелось посмотреть на девушку из высшего общества Луда-Туманного, то в Черносливке Шантиклер он нашел бы то что искал.

Она была светловолосая, пухленькая, с ямочками на щеках. Беспощадный здравый смысл, доставшийся ей от матери и революционных предков, превратился в такое же беспощадное чувство юмора.

Такова была Черносливка Шантиклер.

Но, увидев ее, мастер Амброзий про себя удивился: «Клянусь Жареным Сыром! Как она подурнела!»

Она действительно очень похудела и побледнела. Но больше всею изменилось выражение глаз.

Раньше глаза ее были лукавыми, оживленными и любопытными (чтобы отдать должное обаянию Черносливки, добавим: золотисто-коричневыми). Теперь же взгляд этих глаз застыл.

В ее присутствии мастер Амброзий невольно почувствовал себя несколько неуютно, однако попытался поздороваться с ней по-отечески добродушно, как всегда разговаривал с дочерью и ее друзьями. Но его голос прозвучал довольно неестественно:

– Ну, Черносливка, что же это случилось с моей Лунолюбой, а? Она прибежала домой после обеда, и не будь светлого дня, я бы сказал, что она видела привидение. А потом помчалась вверх на гору и вниз в долину, так что и след ее простыл. Что тут произошло, а?

– Вряд ли это наша вина, дядюшка Амброзий, – ответила Черносливка тихим, бесцветным голосом.

После сцены с Лунолюбой у мастера Амброзия появилось странное ощущение, будто факты утрачивают свою незыблемость; он пришел в этот дом с конкретной целью – любой ценой вернуть им привычный порядок. Но вместо этого они стали еще быстрее исчезать, растворяясь, как в тумане.

Однако два факта оставались для него вполне определенными: побег дочери и ответственность за это учреждения, руководимого мисс Примрозой Крабьяблонс. Именно в них он вцепился.

– Послушай, Черносливка, – сказал он, – во всем этом есть что-то очень странное, и, я надеюсь, ты объяснишь мне кое-что. Хорошо? Я жду.

Черносливка загадочно улыбнулась.

– Что Лунолюба говорила? – спросила она.

– Говорила? Да она ничего не говорила от страха и сама, видимо, не понимала, что говорит. Она бормотала что-то о жарком солнце, хотя погода сегодня – совершенно обычная для осени. А потом просила перерезать кому-то струны на скрипке… Ох, не знаю, что еще!

Черносливка тихо вскрикнула от изумления.

– Перерезать струны на скрипке! – повторила она недоверчиво. А потом с торжествующим смешком добавила: – Она не сможет этого сделать!

– Так, юная леди, – грубо крикнул мастер Амброзий, – хватит чепухи! Так ты знаешь, что случилось с Лунолюбой?

Секунду-другую она смотрела на него молча, а потом медленно произнесла:

– Никто никогда не знает, что случается с другими людьми. Но предположим… предположим… что она съела волшебный фрукт? – Черносливка насмешливо улыбнулась.

Онемев от ужаса, мастер Амброзий уставился на нее. Затем взорвался от ярости:

– Ты дерзкая девчонка! Ты смеешь намекать, что…

Но Черносливка, не отрываясь, глядела в окно, выходящее в сад, и мастер Амброзий инстинктивно посмотрел в том же направлении.

Секунду он думал, что портрет герцога Обри, висевший в зале сената, перевесили на стену гостиной мисс Примрозы. В обрамлении окна на фоне листвы сада совершенно неподвижно стоял юноша в старинном платье. Лицо, темно-рыжие кудри, зеленый костюм, сельский пейзаж – все, вплоть до увитого цветами охотничьего рожка – в одной руке и человеческого черепа – в другой, в точности совпадало с изображением на знаменитом портрете.

– Клянусь Белоснежными Дамами Полей! – пробормотал мастер Амброзий, протирая глаза.

Когда же он отважился взглянуть еще раз, портрет исчез.

Несколько секунд он молчал, открыв рот, совершенно сбитый с толку, и Черносливка, воспользовавшись его замешательством, незаметно выскользнула из комнаты.

Наконец волна неистовой ярости привела его в чувство. Над ним, Амброзием Жимолостью, сенатором, издеваются! Но они заплатят за это! Клянусь Солнцем, Луной и Звездами, они заплатят за это! И он погрозил кулаком стенам, украшенным плющом и морским луком.

Но пока платить приходилось ему. Чудовищное обвинение было выдвинуто против его единственного ребенка, и, возможно, это обвинение не лишено оснований.

Ну что ж, факты нужно воспринимать такими, какими они есть. Теперь он совсем успокоился. Лицо приняло суровое и решительное выражение. Ничто не выдавало растерянности, лишь несколько секунд до этого переполнявшей его. Мастер Амброзий решил выяснить дело до конца. Он либо опровергнет подлый намек Черносливки Шантиклер, либо, если эта ужасная новость окажется правдой (а внутренний голос, не желающий молчать, нашептывал ему, что это была правда), стойко встретит тяжкое известие и для блага города выяснит, кто же виноват в случившемся.

Вероятно, во всем Луде-Туманном не нашлось бы человека, так сильно страдавшего, как страдал мастер Амброзий Жимолость. Было настоящее благородство в том, как мужественно он встретил возможность общественного скандала. Ни минуты он не думал о том, чтобы замять дело и спасти репутацию дочери.

Нет, правосудие свершится, даже если весь город узнает, что единственное дитя Амброзия Жимолости, – вдобавок девушка, что непонятным образом делало происшедшее еще ужасней – отведало волшебный фрукт.

Видение же герцога Обри Меднокудрого он сразу отмел как галлюцинацию, объясняя это своим возбужденным состоянием, а также исторической атмосферой, густым туманом окутывавшей Академию.

Перед тем, как покинуть гостиную мисс Примрозы, мастер Амброзий взял в руки незаконченную вышивку, которую недавно в раздражении отшвырнул от себя, и механически сунул ее в карман. «В конце концов, – подумал он, – земляника вполне могла быть не красной, а пурпурной. Возможно, у нее был образец для вышивки, а не просто глупая женская фантазия».

Но, предполагая, что вышитые ягоды были волшебными фруктами, мастер Амброзий ошибался.

Глава 8

Эндимион Хитровэн испугался, а в старой дружбе пробита брешь

Мастер Амброзий очень надеялся застать дома одного из посланных за Лунолюбой грумов, который благополучно вернулся бы вместе с его дочерью.

Но этого не произошло. Более того, он столкнулся еще с одним непредвиденным обстоятельством. Лунолюба бежала с невероятной, непостижимой скоростью и направлялась при этом на Запад.

А что, если ее целью были Горы Раздора? Если она пересечет их, ее никогда больше не увидят в Доримаре.

Нужно немедленно сообщить обо всем Мамшансу и поднять тревогу. Поисковые группы должны срочно отправиться на западную границу и прочесать каждый метр.

Когда он выходил, его остановила госпожа Жасмина. Она была в том капризном настроении, которое всегда так раздражало мужа.

– Где ты был, Амброзий? – спросила она ворчливо. – Сначала Лунолюба орет, как сумасшедший попугай, а потом ты убегаешь сразу после обеда и бросаешь меня, когда мне было так плохо, что я чуть не упала в обморок! Куда ты ходил, Амброзий? – Ее голос становился все пронзительнее. – Я очень хочу, чтобы ты пошел к мисс Примрозе и сказал ей, что она не должна позволять Лунолюбе вести себя, как мальчишка, и разыгрывать подобные шутки со своими родителями… Прибегать домой среди бела дня и нести такую несусветную чепуху. Несносная девчонка, так нас напугала! Я почти сама готова немедленно пойти в Академию и хорошенько ее отругать!

– Прекрати болтовню, Жасмина, и не задерживай меня, – взорвался мастер Амброзий. – Лунолюбы нет в Академии.