В поисках утраченного (СИ), стр. 15

— Это наш хозяин был, — сказал официант, когда у него попросили счёт, — он передал вам ещё вот эту бутылку настоящего Алазанского и сказал денег с вас совсем не брать. Вы его личные гости.

Алексей даже растерялся от такого гостеприимства, но потом заметил на витрине за стойкой одинокую бутылку старого молдавского коньяка. Коньяк был пятнадцатилетней выдержки и для местного населения слишком дорог, вообще казалось совершенно непонятным, что он здесь делает.

— Послушай друг, — обратился он к официанту, — мы с женой, конечно, принимаем этот подарок, но в благодарность тоже хотим передать твоему хозяину небольшой презент. Вот деньги, передай ему от нас поклон и вон ту бутылку коньяка.

— Но этот коньяк дорогой. — Предостерёг Алексея официант.

— Ста долларов хватит?

— Да.

— Вот тебе сотка, сдачу оставь себе. Спасибо за угощение, пока.

— Будьте здоровы, — попрощался официант.

— А Вы, сударь транжира, — с улыбкой упрекнула Алексея Вероника, когда они отошли от ресторанчика.

— В присутствии такой дамы я просто не мог пасть в грязь лицом, — отшутился тот.

Домой они вернулись поздно, изрядно находившись и в надежде, что старики уже спят. Но надежды не оправдались. Авдотья с Сильвестром сидели беседке, и пили чай.

— Как погуляли милочки, — поинтересовалась тут же старуха, — что видали интересного? Присаживайтесь, рассказывайте. Каковы на завтра планы? Может, чайку выпьете с нами? Нам вот совсем на старости лет не спится.

— Да нет, за чай, конечно, спасибо, — присели они за край стола, — и так слишком много сегодня выпили. И находились, конечно, так что ноги гудят. А планы, так завтра думали в Киржач съездить, говорят там монастырь мужской действующий. Посмотреть охота.

— В Киржач? — Переспросил Сильвестр, — в Киржачь да можно съездить тут недалеко. И монастырь там совсем не давно, почитай вновь открыли, только реставрируют его медленно, особо смотреть-то нечего.

— Да хочется посмотреть, как монахи современные живут, — ответила Вероника.

— Ну, коль чаю не хотите, то может, вот наливочки выпьете, — свернула тему монастыря бабка Авдотья, — наливка у меня славная, смородиновая, сама делала.

— Если наливка такая же славная, как и водка, что к обеду подавали, то грех не попробовать, — согласился Алексей. — Ты как Оля?

— Паша, а может, хватит на сегодня, завтра ведь в дорогу.

— А ты не беспокойся, милая, — поддержала Алексея Авдотья, — наливочка у меня чистый сок, градус там небольшой, зато вкус каков, аромат, да и дорога у вас завтра не дальняя. А я много и не налью, — заметила она недоверие в глазах, — всего по рюмочке, на пробу.

— Уговорили Авдотья Лукинична, — согласилась Вероника, — наливайте.

Сильвестр тут же подхватился и побежал за рюмками, как будто только и ждал этого момента. Хотя судя по тому, что штоф с наливкой был наполовину пуст, а возле чашек стояли две рюмки с остатками рубиновой жидкости на дне, старики время зря не теряли. «Может и напрасно Вера так опасается?» — подумал Алексей.

Алексей поднёс рюмку ко рту, понюхал, действительно аромат красной смородины просто захватывал дух, он пригубил густую жидкость, терпкий, кисло-сладкий вкус и лёгкое ощущение присутствия алкоголя. Вроде ничего страшного нет, и он опрокинул рюмку в рот. Вероника пила более осторожно, но наконец, содержимое рюмки захватило и её. Старики, как отметил Алексей, тоже прикладывались к своим рюмкам, но пили маленькими глоточками.

— Как, хороша? — спросил Сильвестр.

— Да, хороша, ответила Вероника.

— Может по второй.

— Нет, спасибо, достаточно, завтра действительно в дорогу.

— И правильно, — не поддержала родственника Авдотья, — идите, укладывайтесь.

Что-то не понравилось Мещерякову в её взгляде, но вот что он так и не смог понять, они пошли в свою комнату. Но уже на подходе к ней ноги начали заплетаться и рассудок таять прямо на глазах, он из последнего усилия открыл двери, втащил в комнату, засыпавшую на ходу Веронику.

— Всё-таки подмешала чего-то старая ведьма, — пробормотал Алексей, укладывая девушку на кровать и не в силах раздеться, свалился тут же рядом.

Разум ещё боролся со сном, он помнил, что нужно подняться и запереть на засов двери, закрыть окно, но тело его же не слушалось. В следующую секунду Мещеряков провалился в тяжёлый сон.

Глава 8

Алексея разбудил невероятный шум в соседней комнате. Голова трещала, создавалось впечатление, что тысячи раскалённых добела иголок одновременно вбивают в мозг огромной кувалдой. Руки затекли, он их не чувствовал и что самое непонятное было жёстко. Глаза с трудом раскрылись, перед ними оказался пол и на полу, лежащая на боку Вероника, руки которой были стянуты за спиной в локтях и кистях тонкими кожаными ремешками. Мещеряков попытался пошевелиться, руки не действовали, ноги тоже, похоже он находился в том же положении, что и его спутница.

Шум нарастал, двери распахнулись и в помещение вошли люди, Алексей попытался перекатиться на спину, это у него не получилось, мешали стянутые за спиной руки.

— Тихо, тихо не нервничай так, — услышал он голос Сильвестра. — Вот они антихристы, обратился он к кому-то кто зашёл в комнату вместе с ним, берите их тёпленьких. Пущай расскажут, чего они тута выискивают, чего вынюхивают.

— Забрать, — послышался неизвестный, властный голос.

Тут же к Алексею подошли со спины, бесцеремонно, скорее всего, ногой опрокинули на живот и, подхватив под руки, поволокли на двор. Тащившие, на стали заботиться о его удобстве и всё что удалось рассмотреть на пути, это деревянные полы дома, жёлтые, кожаные сапоги и красные полы, да ещё что-то больно билось с одной стороны о голову. Сзади слышались шаги и характерные звуки тянущихся по полу ног, значит Викторию не оставили, несут следом.

Только на улице Алексею удалось рассмотреть, кто же это так бесцеремонно повёлся с ним. От увиденного он пришёл в полное замешательство. Прямо перед крыльцом дома стояла телега, запряжённая парой лошадей, но это не страшно, телег-то по Руси ещё много ездит, не это удивило. Люди, окружившие телегу. Их одежда совсем не соответствовала представлениям Алексея о современной моде, создавалось впечатление, что он на каком-то фольклорном фестивале или на съёмочной площадке исторического фильма. Это были люди одетые по всем правилам, по меньшей мере, семнадцатого века. Вокруг сновали босоногие ребятишки, чумазые и на половину раздетые, но кроме этого люда телегу окружали ещё и солдаты. Причём их форма полностью соответствовала представлению Алексея о стрелецких полках. Красные кафтаны, такие же красные, с меховым околышем, высокие шапки и эти люди были вооружены, а каждого в руках имелись отнюдь не бутафорские бердыши и пищали.

Алексея подтащили к телеге, поставили на ноги, разрезали ремни, стягивавшие их, и накинули на шею петлю, конец которой оказался привязанным к телеге. Следом притащили точно таким же образом Веронику, правда, её не стали привязывать, а бросили на телегу.

— Ну вот, голуби, сизокрылые, отлетались, — подошла к Алексею Авдотья.

— Как это всё понимать Авдотья Лукинична?

— Молчи, пёс, — послышался сзади грубый окрик, — трогай Прохор, нечё честный люд смущать видом этих нехристей.

Возница пошевелил вожжами, лошади тронулись, увлекая за собой телегу. Алексей осматривался по сторонам и не мог поверить своим глазам. Он не понимал, спит ещё или уже бодрствует, на сон не очень походило, потому, что он явно ощущал под босыми ногами пыльную дорогу, петля на шее, боль в занемевших руках, но и в такую явь поверить было трудно. Их вели по улице, которая извивалась между домами, причём домами весьма странного вида, приземистые, с маленькими окошками, деревянные с двухскатными крышами, крытыми камышом и корой, подобиями труб в центре крыш. Дома окружали невысокие заборы, возле каждого виднелись грядки, дворовые постройки. Во дворах бегала кое-какая живность. Вдалеке, над дворовыми постройками, поднимались дымы, скорее всего это были кузни. Причём все дымы располагались компактно, так же как и эти дворы с огородами и садиками. Отсюда следовал вывод, что ремесленники и крестьяне живут районами, по своим профессиям.