Дом скитальцев, стр. 21

– Так я с этим и пришел! Надеялся, ты посоветуешь что-нибудь практическое.

– А, практическое? Дай знать в Москву, в Министерство обороны. Без этого все прочее бессмысленно. Пусть шевелятся, если еще не поздно. Если «зеленые» расползлись, не поможет и эйч-бамб…

После этого странного слова опять наступило молчание. Потом инженер умоляюще проговорил:

– Мить, я один не справлюсь.

– Я тут не игрок… Почему? Ты считаешься обработанным, а я – нет. Больше скажу. – Благоволин безмятежно улыбался. – Из соображений конспирации тебе следовало бы меня убрать, а?

– Не болтай!

– Почему же? Я посвящен в твои планы и, если меня обработают – завербуют, так сказать, – предупрежу. Потому я и знать не хочу, как ты намереваешься поступать. Кстати… радиолюбителя знакомого у тебя нет? Езжай-ка лучше к нему и связывайся с Москвой. А я…

В глазах Вячеслава Борисовича что-то мелькнуло, и он неопределенно повел плечами. А Степка совсем растерялся. Только что он сидел и с блаженным чувством спокойствия смотрел на спину Благоволина – она была как стена, она была могучая и надежная, – и вдруг эти слова: «Тебе следовало бы меня убрать»! Он ужаснулся. Вот почему Вячеслав Борисович заставляет его разыгрывать перед Митей «девочку Машу»… Вот почему молчит об инструкции, написанной в кабинете… Он с самого начала помнил, что Митю могут обработать и он предупредит пришельцев о Степкином специальном задании!

Степка отвернулся от всего этого и стал думать о своем. Эйч-бамб… где-то он слышал… Странное слово какое. Он смотрел в окно и не мог думать. Митя говорил:

– Я постараюсь подольше не попадаться.

– Может, пистолет?

– Тебе он нужней, Слава. Я по живому не выстрелю.

– Сейчас надо принципы в сторону.

– А! Мои принципы: хочу – выполняю, хочу – нет? Эх, Портняжка… Но ты не волнуйся уж так. У меня есть план.

– И прекрасно, – сказал Вячеслав Борисович. – Маша, поехали!

Степка не повернулся, он чувствовал, им еще надо поговорить. И правда, сейчас же Портнов спросил:

– Ну, какой план?

– Не секретный. Я теперь предупрежден, так-сяк проинформирован, немного представляю себе схему их воздействия на мозг и попытаюсь с ними потягаться.

– Что?!

– Мне кажется, – очень мягко пояснил Митя, – что мощный и информированный разум должен потягаться с подсаженным сознанием. Они оставляют нетронутыми некоторые высшие области мозга – я, правда, не специалист, – но центры речи, письма, вся память… Они лишь добавляют свою память.

– И волю, – сказал инженер. – Маша, оторвись от окна наконец! А ты, Дмитрий, не вовремя ударяешься в науку. Двери сам им откроешь? Чтобы потягаться?!

– Я не тороплюсь стать подопытной собакой, – сказал Благоволин. – Не тороплюсь, но и не боюсь. И мне странно слышать, что ученый отождествляет научный эксперимент с предательством.

Опять один

Впоследствии Степка вспомнил эти споры и понял, что Портнов тогда еще все решил, но теперь Степка был совсем огорошен. Пусть будет так, пускай Благоволину и незачем ехать к телескопу – «слизняка» и личного номера у него нет, и уже в воротах к нему прицепится охрана. С другой стороны, он как-то не по-товарищески оставлял Портнова одного. Насчет его затеи – пересилить «гипноз» – Степка сомневается, конечно. Сурен Давидович не пересилил… Ковыряя ногтем краску на подоконнике, Степан смотрел на улицу.

Зашуршали колеса. Тихо подкатил и остановился перед общежитием зеленый «ГАЗ-69». Из него вылезли двое и не спеша двинулись к подъезду.

Наверно, у Степана ощетинился затылок, – Благоволин мгновенно придвинулся к окну, посмотрел и – уверенным шепотом:

– На правую лестницу, в черный ход и во двор!

И Степка с Портновым очутились в коридоре. И сейчас же щелкнул замок, и за дверью затрещало и заскрежетало.

– Двигает шкаф, – шепнул Вячеслав Борисович, и тихо, по прохладному коридору, они проскочили к правой лестнице.

На площадке Степан сказал: «Если что – свистну», и побежал вперед. И, не встретив тех двоих, они вскочили в машину. Вячеслав Борисович запустил двигатель и поспешно, рывками переключая скорости, пошел наутек. Свернув на улицу Ленина, он проговорил устало:

– Выйдешь за поворотом на совхоз. Иди к высоковольтной, там прочти инструкцию и действуй.

– Лучше я с вами, – сказал просяще Степан и проверил, не потерялся ли из-за пазухи пистолет.

– Со мною нельзя.

– Вы будете портить этот… усилитель?

– Уж теперь в аппаратную и мышь не проскочит. – Инженер оглянулся, машина вильнула. – А, черт!.. Действительно, надо было его…

– Ну уж нет, – сказал Степка.

– Не знаю. Одну толковую мысль он мне подал… Не знаю… Слушай, Степа. Если встретишь меня – тикай. Не попадайся на глаза еще пуще, чем всем остальным.

– Почему?

– Если меня снова обработают, я же тебя и выдам.

Машина опять вильнула. Степка спросил:

– А почему он «сентиментальный боксер»?

– Он хороший человек, – с тоской сказал Портнов. – Очень хороший. Не то что убить – ударить человека не может. Я торможу. Приехали.

«Эге, такой дядька, да еще боксер, ударить не может – как бы не так!» – подумал Степан, и в расчете на то, что сзади окажется погоня, и некогда будет останавливаться, и вдвоем с инженером они примчатся на телескоп и там «устроят», Степка спросил неторопливо:

– А кто такой эйч-бамб?

– Водородная бомба по-английски, – сказал инженер и нажал на тормоз.

Степка втянул голову в плечи.

– Ну, иди. Спокойно иди, я любой ценой – любой, понимаешь? – продержусь, а ты действуй спокойно. И берегись, вся надежда на тебя.

– А вы туда не езжайте! Зачем едете?

– Для отвода глаз. Насчет тебя Благоволин не знает, а меня станут искать. И все равно отыщут. Прощай.

Он чмокнул Степку в лоб, вытолкнул из машины, крикнул:

– Попробую их обогнать! – и умчался.

На повороте его занесло влево, мотор взревел, и Степан опять остался один.

Сурен Давидович

В это время я, Алешка Соколов, сидел рядом с Суреном Давидовичем на опорной плите зеленой штуки, похожей на перевернутую огромную пробку от графина. Я сидел справа от Сура, а слева поместился толстый заяц. Он восседал с необыкновенно независимым, залихватским таким видом, вытянув задние лапы, так что они торчали далеко вперед и немного вверх. В жизни бы не подумал, что зайцы могут сидеть таким манером! Его вид поразил меня сильнее, чем невидимый забор вокруг «зоны корабля». Сильнее, чем здоровое, легкое дыхание Сура. Наверно, от беготни у меня мозги замутились или что-то в этом роде – я таращился на зайца, пока не сообразил, отчего он так сидит, вытянув задние ноги по-господски. Зайцы и кролики сидят всегда поджав задние ноги, правда? Потому что боятся. Они все время наготове прыгнуть и удрать, а чтобы прыгнуть сразу, задние ноги им приходится держать согнутыми. Я путано объясняю. Этого и объяснить нельзя. Не будь рядом со мною Сура, я бы испугался этого зайца.

Теперь я не боялся ничего.

Сурен Давидович нашелся! Эти не убили его, он их сам перехитрил и пробрался в их «зону»! Я был готов замурлыкать, как сытый кот, я так и знал – никаким пришельцам не справиться с нашим Суреном Давидовичем!

Сур молчал, поглядывая то на меня, то на зайца. Иногда он двигал руками, как при разговоре, а заяц перекладывал уши и шевелил носом.

Поймите, я же ничего не знал – уехал с докторшей, проводил ее до Березового и вот вернулся. Ничего не знал, ничего! Я улыбался и мурлыкал. Потом сказал:

– Сурен Давидович, у вас прошла астма? А как вам удалось сюда пробраться?

Заяц почему-то подпрыгнул.

– Скажи, пожалуйста, как ты сюда пробрался, – неприветливо отвечал Сур. – Где взял микрофон? Где твой микрофон, скажи!

– Во рту. Вынуть? – Я понял, что так он называет «слизняк».

– Пожалуйста, не вынимай. Зачем теперь вынимать? Как ты назвал себя селектору?