Хрустальный лес, стр. 20

Так можно было не опасаться, что Илюшка что-нибудь стащит со стола или подтолкнёт под руку. Он притихал, забивался в угол и возился там с игрушками, боясь даже голову поднять, чтоб не встретиться глазами с рогатым чудищем.

Тоня так делала, пока училась в первом и втором классах, а в третьем она вступила в пионеры, стала взрослее и поняла, что маленьких пугать нехорошо. Илюшка тоже подрос и даже смеялся про себя, вспоминая, как боялся нарисованной коровы.

Теперь, когда они втроём, он, папа и дядя Нурлан, ехали осматривать живгородок — так дядя Нурлан сокращённо называл совхозный животноводческий городок, — Илюшка знал, что увидит там много коров, и ничуть не боялся. Пусть только полезут, он им ка-ак даст!

В длинном низком коровнике был полумрак. Когда открыли скрипучие ворота, коровы повернули головы на свет, и глаза у них блеснули, как у волчиц, зелёным. Потом они опять уткнулись в ясли, расположенные у стен.

Как-то вышло, что Илюшка становился к папе всё ближе, ближе и наконец совсем прижался к его боку.

— Ты чего дрожишь? — спросил папа. — Замёрз, что ли?

— Нет, я уже согрелся! — Илюшка отстранился от папы и твёрдо пошёл вперёд меж двумя рядами коров, мысленно угрожая каждой: «Вот только повернись своими рогами, тогда узнаешь!»

Они прошли до противоположных ворот, и ничего не случилось. Но в следующий коровник Илюшке идти не захотелось.

— Душно с непривычки, это верно, — сказал дядя Нурлан. — Ладно, погуляй на воздухе.

Илюшка вышел и стал скользить по замёрзшим лужам. Ветер продувал пальто насквозь, и он быстро замёрз.

Все строения были похожи друг на друга. Илюшка не знал, сколько здесь коровников, и когда папа с дядей Нурланом вышли из третьего здания и направились в четвёртое, он решил туда заглянуть — может, там уже не коровы?

В этом помещении оказались свиньи. Они были чёрные и огромные, похожие на бегемотов, которых Илюшка видел в зоопарке.

Свиней он не боялся и поэтому смело побежал вслед за папой и дядей Нурланом, но они свернули куда-то вбок. Там было несколько дверей. Илюшка остановился в нерешительности, не зная, какую открывать. И тут он услышал за спиной хрюканье. Он обернулся. Громадная свинья ткнулась пятачком ему в грудь. Маленькие глазки жадно поблёскивали. Может быть, она ждала, что Илюшка её чем-нибудь угостит? Но у него ничего не было.

— Уйди! — сказал ей Илюшка. — Пошла вон, бегемотиха! Вот ка-а-ак дам!

И тут откуда-то вывернулся мальчишка лет девяти, в старой бескозырке. Он огрел свинью палкой, она обиженно хрюкнула и, тряся животом, направилась в свою загородку.

— У, ворзучая! — прикрикнул на неё мальчишка, закрывая дверцу, которую «бегемотиха» как-то сумела отворить. Потом повернулся к Илюшке: — Ты чего здесь лазишь? Ты чей? — И, не дождавшись ответа, сам себе ответил: — Агрономшин внук. А здесь с отцом. Точно?

— Точно.

— А я Рыбчик. Понял?

— Понял. А ты чего здесь?

— Мамка моя здесь свинаркой. Я вместо неё дежурю. — Он отвернул рукав куртки с продранным локтем: — Ого, уже сколько времени!

Часы! У Рыбчика на руке были настоящие часы. Илюшка слышал, как они тикают.

— Ты без спросу взял, да?

— Тю! — сказал Рыбчик. — Да у нас их ещё пять штук дома валяются. Как уборочная кончается, так папку часами премируют. Он говорит: «Бери, Мишка, носи какие нравятся. Не солить же их».

Подошли Нурлан Мазакович и Виктор Михеевич.

— Так где мама? — спросил дядя Нурлан.

— Скоро придёт, — солидно ответил Мишка. — Она в сельмаг побежала, там белые босоножки дают.

— Это же Даша — его мать, — объяснил дядя Нурлан папе. — Дашу-то не забыл?

— Да что ты! — воскликнул Виктор Михеевич и даже отступил, чтобы получше разглядеть Мишку. — У Даши уже такой сын!

— Кто тут меня поминает? — В просвете дверей появилась высокая женщина в пуховом платке и стёганке.

— Даша, здравствуй! — бросился к ней Виктор Михеевич.

Она в недоумении остановилась.

— Ой, Витька! То есть, ой, Виктор Михеевич! Ой, да всё такой же и не изменился ничуть. Я сейчас Ксень Сергевну встретила. Вся светится, радость-то какая! А это сынок? — указала она на Илюшку.

— Сын, Илья.

— Большой.

— Твой ещё больше.

Тут тётя Даша взглянула на Мишку.

— Ой, да в каком же ты виде! — говорила она, что-то поправляя, что-то одёргивая на сыне. Она даже попыталась вытереть ему нос, хотя нос был совсем чистый. — Вы не подумайте, у него всё есть: и пальто хорошее с цигейковым воротником, и шапка… Не носит, ходит абы в чём. Смотри, какой Илюша чистенький мальчик. А ты…

Мишка недовольно засопел.

— Ладно тебе бранить его, Даша, — сказал Нурлан. — Лучше приходите к нам вечером всей семьёй.

На обратном пути они заехали в контору к бабушке Ксене.

— Ну как, понравились тебе наши коровы? — спросила она Илюшку.

— Угу, — кивнул Илюшка; он был очень занят: взвешивал на весах все карандаши, которые были на столе. Потом спросил: — Бабуся, тебя здесь в совхозе хоть раз часами награждали?

— А с чего это ты озаботился?

— Да так просто. Награждали или нет? За эту… за уборочную?

— Хотели как-то, — ответила Ксения Сергеевна, — да я отказалась. Есть у меня ручные часы, твои папа с мамой подарили. А на стенке — «Софронычи». К чему ещё?

— Нет, ты в другой раз не отказывайся, — попросил Илюшка. — Тебе не нужны — мне отдашь.

— Ну, добро, — согласилась бабушка Ксеня.

Простуженное пальто

Школа стояла на краю совхозного посёлка, снегу надувало много, и потому у парадного входа ребята построили коридор из снежных кирпичей. Вырвешься из метели — и очутишься в уютном затишке. Обметёшь с валенок снег, отряхнёшься — и уж тогда зайдёшь в школу.

Для Тони этот коридор был непривычен; выйдя из школы, она задержалась, провела варежкой по голубоватым стенам:

— Как снежный замок.

Айгуль по дороге из школы рассказывала:

— Когда папа первый раз меня в город привёз, мне всего шесть лет было. Иду по улице и удивляюсь: сколько здесь школ! Папа спрашивает: «Где ты видишь школу?» А я показываю: «Вон школа, и вон, а вон ещё школа». Потом уж папа понял, что я все двухэтажные и трёхэтажные дома принимала за школы. В нашем совхозе только одна школа и была тогда двухэтажная. А сейчас… — Айгуль стала загибать пальцы. — Дворец культуры, вон видишь, красная крыша, магазин, быткомбинат, больница…

Она бы ещё что-нибудь назвала, но тут сзади как чёрный вихрь налетел Болат. Был он в старой, облезлой шубе. Болат вообще собирался идти в школу в одной куртке, потому что пальто забыли с вечера в машине и за ночь оно замёрзло до хруста. Но тётя Раушан, конечно, не пустила его так и поручила Айгуль следить за Болатом, потому что он мог скинуть шубу где-нибудь по дороге в школу и закопать в снег.

Болату ничего не оставалось делать, как изображать, что шубу он надел «понарошку».

— Я коршун! — кричал он, гоняясь за девочками, и полы шубы развевались, как чёрные крылья.

— Болатка, перестань! — сердилась Айгуль. Хотя он и приходился ей дядей, она относилась к нему без всякого почтения. — Вот, смотри, твоя водовозка идёт.

— Почему это моя? — сразу стушевался Болат и, кажется, даже попытался спрятаться за девочек.

Но шофёр увидел его, остановился и крикнул:

— Эй, ты, поди сюда!

Болат неохотно подошёл, девочки остановились чуть в стороне.

— А если бы ты замёрз! — отчитывал его шофёр. — Мне бы отвечать. А у меня двое детей… Вот поеду на зимовку — всё расскажу отцу.

Водовозка пошла дальше, останавливаясь возле калиток, у которых уже стояли вёдра и бочки для воды. Крышки были придавлены камнями, чтоб не сорвало ветром.

Болат теперь шёл тихий, насупленный, и Айгуль снова могла разговаривать с Тоней.

— В степи водопровод тянут, — говорила она. — Когда к нашему совхозу подведут, воды много будет. А пока возят. Видишь, сейчас и вам нальют. Бежим крышку снимем.