Потерянный рай, стр. 23

Найти и разместить их на Земле

Иль посреди воздушного пространства,

Хотя б для этой цели снова нам

С тобою переведаться пришлось

И с пышным воинством твоим; у них

Обязанность легчайшая — служить

Владыке своему на Небесах

И, пресмыкаясь, распевать псалмы,

На должном расстоянье окружив

Его Престол — отнюдь не воевать!"

Небесный ратник тотчас отвечал:

"— Ты сам себя оспорил, заявив

Сперва, что бегство от Гееннских мук

Считаешь мудростью; потом признался

В шпионстве. Ты разоблачённый лгун,

Отнюдь не вождь! Как, Сатана, посмел

Ты верностью хвалиться? Осквернить

Святое слово: верность? И кому

Ты верен? Скопищу бунтовщиков,

Орде злодейской, своему главе

Под стать? Неужто вашу честь и верность

Присяге воинской вы соблюли,

В повиновенье Власти отказав

Верховной, признанной во всей Вселенной?

О лицемер коварный! Ты сейчас

Борца за вольность корчишь; но скажи:

Кто в пресмыканье пред Царём Небес,

В униженном холопстве превзошёл

Тебя? Но ты хребет покорно гнул,

В надежде, свергнув Бога, самому

Господствовать. Тебе совет я дам:

Прочь убирайся! Поспеши в тюрьму,

Откуда ты сбежал, и если здесь,

В священной этой области, опять

Возникнешь, я, преступника сковав,

Вновь заключу в Геенну и тебя

Так запечатаю, что до конца

Времён ты издеваться не дерзнёшь

Над слабостью затворов Адских Врат!"

Так он грозил, но, не затрепетав

И пуще разъярившись, Враг вскричал:

"— Сначала одолей, потом толкуй

Про цепи, ты, надменный Херувим,

Граничный стражник! Прежде потрудись

Узнать, что мощь руки моей тебе

Не одолеть, хоть на своих крылах

Катаешь ты Творца и наравне

С такими же, привыкшими к ярму

Рабами, колесницу Божества

Победную среди Небес влечёшь

По вымощенной звёздами стезе!"

На этот вызов Ангельский отряд

Лучистый алым пламенем зардел,

Фалангой серповидною тесня

Врага, направив копья на него;

Точь-в-точь — созревшая для жатвы нива

Церерина, густой, остистый лес

Колосьев наклоняет до земли,

Куда их ветер гнёт; глядит на них

Крестьянин озабоченный, страшась,

Чтоб урожай желанный не принёс

Ему одну мякину. Сатана

В тревоге, силы все свои напряг

И словно Атлас или Тенериф,

Во весь гигантский выпрямившись рост,

Неколебимо противостоял

Опасности. Он головой в зенит

Упёрся; шлем его увенчан был

Пернатым ужасом; сжимал кулак

Оружие, подобное копью

И вместе с тем служившее щитом!

Вот-вот свершатся страшные дела!

Не только Рай, но звёздный небосвод,

Стихии все могли быть сметены,

Размолоты, развеяны как пыль

В свирепой этой стычке, но Господь

Весы на небе поднял золотые;

Меж Скорпионом и Астреей мы

И ныне видим их. На тех весах

Он созданное взвесила первый раз,

С воздушной оболочкой уравнял

Парящий шар земной; до наших дней

Событья взвешивает, судьбы царств,

Исход военных действий; и теперь

Два жребия Всевышний положил

На чаши: отступленье — на одну,

Сраженье — на другую. Взмыла вмиг

Она до коромысла. Знак такой

Увидев, Гавриил сказал Врагу:

"— Мою ты знаешь силу, я — твою.

Не наши обе, нам лишь вручены.

Безумие — оружием бряцать,

Когда твоим ты властен совершить

Не более того, что Бог попустит,

Равно как я — моим; хоть я вдвойне

Сильней и в прах могу тебя втоптать.

Взгляни наверх, прочти твою судьбу

В небесном знаменье, где взвешен ты.

Узнай, насколько лёгок ты и слаб

В противоборстве!" Враг возвёл глаза,

Свою увидел чашу, что взвилась

Высоко, и с роптаньем отступил,

И все ночные тени вместе с ним.

КНИГА ПЯТАЯ

Уже скользя на розовых стопах,

С востока утро близилось, на дол

Заморские роняя жемчуга,

Когда Адам восстал в обычный срок

От сна воздушно-лёгкого; вкушал

Он пищу только чистую, и в нем

Кровь чистая текла, а потому

И сон его от лепета листвы

И плеска ручейков, от песни птах

Рассветной, меж ветвей, от опахала

Аврорина, — развеивался вмиг.

С тем большим изумленьем он узрел,

Что, кудри в беспорядке разметав,

В тревожном сне, с пылающим лицом,

Не пробудилась Ева. К ней склонясь,

Полупривстав, на локоть опершись,

Наш Праотец любовно созерцал

Очаровательную красоту

Жены прельстительной равно во сне

И наяву; он, Евиной руки

Едва коснувшись, ласково шепнул,

Умильного дыхания нежней,

Которым Флору обдаёт Зефир:

"— Прекраснейшая, лучшая моя,

Найденная! Последний, лучший дар

Небес! Неиссякаемый родник

Всє новых нег! Проснись! Уже рассвет

В сверканье; освежённые поля

Зовут. Мы тратим дивный час, когда

Могли б следить, как нежные взошли

Растения, как роща расцвела

Лимонная, как мирра и тростник

Целительный сочатся, как Природа

Пестреет вновь, как, прилепясь к цветку,

Пчела сосёт пахучий, сладкий сок!"

Так он шептал; она же обняла

Его, промолвив с ужасом в глазах:

"— Единственно в тебе заключены

Стремленья все мои; единый ты

Моё блаженство, слава и покой.

Отрадно видеть вновь твоё лицо

И возвращенье утра! Нынче ночью

(Подобной не знавала я досель),

В виденье сонном, — если это сон,-

Ни ты мне не явился, ни труды

Вчерашние, ни замыслы работ

Сегодняшных. Обида и тоска,

Которых я до этой ночи злой

Не ведала, тревожили меня;

И мнилось: кто-то ласково шептал

Мне на ухо; я думала сперва,

Что это голос твой. Он говорил:

"— Зачем ты, Ева, спишь? Царит пора

Волшебная прохлады и молчанья,

Лишь сладостные трели певуна

Бессонного, ночного, в тишине,

Любовью вдохновлённые, звучат.

Владычит нолнолунье; мягкий свет

Обличье призрачное придаёт

Всему, но тщетно: этого никто

Не видит. Недреманные глаза

Небес отверсты; чем же любоваться,

Как не одной тобой, они хотят,

Природы утешеньем? Целый мир,

Обворожённый прелестью твоей,

Глядит не наглядится на тебя!"

Восстала я на этот зов, но ты

Отсутствовал; на поиски решась,

Одна я долго разными брела

Тропинками и очутилась вдруг

У Древа запрещённого познанья.

Оно прекраснее, чем наяву,

Казалось. Я смотрела на него,

Дивясь, и вижу: рядом с ним стоит

Крылатый некто, жителям Небес

Подобный, нам являвшимся не раз;

Амврозия сочилась, как роса,