Судьбы и сердца, стр. 20

Нет, кроме любопытства, ничего!

Бегут им вслед на улицах мальчишки:

— Эгей, сюда! Смотрите-ка скорей! —

Ну, хорошо, пусть это ребятишки.

А взрослые! Намного ли мудрей?

Порой, прохожих растолкав упрямо.

И распахнув глазищи-фонари,

Какая-нибудь крашеная дама

Воскликнет вдруг: — Ах, Петя, посмотри!

И, все смекнув, когда-то кто-то где-то

С практично предприимчивой душой

На нездоровом любопытстве этом

Уже устроил бизнес цирковой.

И вот факиры, щурясь плутовато,

Одетых пестро маленьких людей

Под хохот превращают в голубей

И снова извлекают из халата!

И вот уже афиша возвещает

О том, что в летнем цирке в третий раз

С большим аттракционом выступает

Джаз лилипутов — «Театральный джаз»!

И тут нелепы вздохи или лесть.

Мелькают дни, за годом год кружится,

А горькая незримая граница,

К чему лукавить, и была, и есть.

Но сквозь рекламу и накал страстей,

Сквозь любопытство глаз и пустословье

Горят для вас с надеждой и любовью

Большие души «маленьких» людей.

О ТОМ, ЧЕГО ТЕРЯТЬ НЕЛЬЗЯ

Нынче век электроники и скоростей.

Ныне людям без знаний и делать нечего.

Я горжусь озареньем ума человечьего,

Эрой смелых шагов и больших идей.

Только, видно, не все идеально в мире

И ничто безнаказанно не получается:

Если рамки в одном становятся шире,

То в другом непременно, увы, сужаются.

Чем глазастей радар, чем хитрей ультразвук

И чем больше сверхмощного и сверхдальнего,

Тем все меньше чего-то наивно-тайного,

Романтически-сказочного вокруг.

Я не знаю, кто прав тут, а кто не прав.

Только что-то мы, видно, навек спугнули.

Сказка… Ей неуютно в ракетном гуле,

Сказке нужен скворечник и шум дубрав.

Нужен сказке дурман лугового лета,

Стук копыт, да мороз с бородой седой,

Да сверчок, да еще чтоб за печкой где-то

Жил хоть кроха, а все-таки домовой…

Ну, а мы, будто в вихре хмельного шквала,

Все стремимся и жить, и любить быстрей.

Даже музыка нервной какой-то стала,

Что-то слишком визгливое слышится в ней!

Пусть река — не ожившая чья-то лента,

И в чащобах не прячутся колдуны.

Только людям нужны красивые сны,

И Добрыни с Аленушками нужны,

И нельзя, чтоб навеки ушла легенда.

Жизнь скучна, обнаженная до корней,

Как сверх меры открытая всем красавица.

Ведь душа лишь тогда горячо влюбляется.

Если тайна какая-то будет в ней.

Я — всем сердцем за технику и прогресс!

Только пусть не померкнут слова и краски,

Пусть хохочет в лесах берендеевский бес,

Ведь экстракт из хвои не заменит лес

И радар никогда не заменит сказки!

БЕЛЫЕ РОЗЫ

Сентябрь. Седьмое число —

День моего рождения,

Небо с утра занесло,

А в доме, всем тучам назло,

Вешнее настроение!

Оно над столом парит

Облаком белоснежным.

И запахом пряно-нежным

Крепче вина пьянит.

Бутоны тугие, хрустящие,

В каплях холодных рос.

Как будто ненастоящие,

Как будто бы в белой чаще

Их выдумал дед-мороз.

Какой уже год получаю

Я этот привет из роз.

И задаю вопрос:

— Кто же их, кто принес? —

Но так еще и не знаю.

Обняв, как охапку снега,

Приносит их всякий раз

Девушка в ранний час,

Словно из книги Цвейга.

Вспыхнет на миг, как пламя,

Слова смущенно-тихи:

— Спасибо вам за стихи! —

И вниз застучит каблучками.

Кто она? Где живет?

Спрашивать бесполезно!

Романтике в рамках тесно.

Где все до конца известно —

Красивое пропадет…

Три слова, короткий взгляд

Да пальцы с прохладной кожей…

Так было и год назад,

И три, и четыре тоже…

Скрывается, тает след

Таинственной доброй вестницы.

И только цветов букет

Да стук каблучков по лестнице…

ЖЕНЫ ФАРАОНОВ

(Шутка)

История с печалью говорит

О том, как умирали фараоны,

Как вместе с ними в сумрак пирамид

Живыми замуровывались жены.

О, как жена, наверно, берегла

При жизни мужа от любой напасти!

Дарила бездну всякого тепла

И днем, и ночью окружала счастьем.

Не ела первой (муж пускай поест),

Весь век ему понравиться старалась,

Предупреждала всякий малый жест

И раз по двести за день улыбалась.

Бальзам втирала, чтобы не хворал,

Поддакивала, ласками дарила.

А чтоб затеять спор или скандал —

Ей даже и на ум не приходило!

А хворь случись — любых врачей добудет,

Любой настой. Костьми готова лечь.

Она ведь точно знала все, что будет,

Коль не сумеет мужа уберечь…

Да, были нравы — просто дрожь по коже

Но как не улыбнуться по-мужски:

Пусть фараоны — варвары, а все же

Уж не такие были дураки!

Ведь если к нам вернуться бы могли

Каким-то чудом эти вот законы —

С какой тогда бы страстью берегли

И как бы нас любили наши жены!

МАРИНКИ

Впорхнули в дом мой, будто птицы с ветки.

Смеясь и щебеча, как воробьи,

Две юные Марины, две студентки,

Читательницы пылкие мои.

Премудрые, забавные немного,

С десятками «зачем?» и «почему?»

Они пришли восторженно и строго,

Пришли ко мне, к поэту своему.

И, с двух сторон усевшись на диване,

Они, цветами робость заслоня,

Весь груз своих исканий и познаний

Обрушили с азартом на меня.

Одна — глаза и даже сердце настежь,

Другую и поймешь и не поймешь.

Одна сидит доверчива, как счастье,

Другая — настороженна, как еж.

Одна — как утро в щебете и красках

Другая — меди радостной призыв.

Одна — сама взволнованность и ласка,

Другая — вся упрямство и порыв!

А я затих, как будто вспоминая

Далекой песни недопетый звук.

И на мгновенье, как — не понимаю

Мне почему-то показалось вдруг,

Что предо мной не славные Маринки,

А, полные упругого огня,

Моей души две равных половинки,

Когда-то впрах сжигавшие меня!

Сжигавшие и в небо подымавшие,

Как два крыла надежды и борьбы,

И столького наивно ожидавшие

От щедростей неведомой Судьбы!.,

Бредет закат по подмосковным крышам,

Пожатье рук. Прощальных пара слов…

И на дороге вот уж еле слышен

Довольный стук упругих каблучков…

И тают, тают в гуще тополей

Не то две светлых, трепетных Маринки,

Не то души две звонких половинки

Из невозвратной юности моей…

«НУЖНЫЕ ЛЮДИ»

С грохотом мчится вперед эпоха,

Жаркое время — а ну держись!

Что хорошо в ней, а что в ней плохо?

Попробуй-ка вникни и разберись!

И я, как умею, понять пытаюсь.

Я жить по-готовому не привык.

Думаю, мучаюсь, разбираюсь

И все же порою встаю в тупик.

Ну что же действительно получается?!

Ведь бьется, волнуется жизнь сама!

А люди вдруг словно порою пятятся

От чувства к расчетливости ума.

Ну как мы о ближних всегда судили?

— Вот этот — добряга. А этот — злой.

А тот вон — ни рыба ни мясо или

Бесцветный, ну попросту никакой!

Теперь же все чаще в наш четкий век

Является термин практично-модный.

И слышишь: не «добрый» иль, скажем, «подлый»

А просто: «нужный вам человек».

И в гости, как правило, приглашаются

Не те, с кем близки вы и с кем дружны,

Не люди, что к вам бескорыстно тянутся,

А люди, которые вам «нужны».

Когда же в дом они не приходят

(Начальство, случается, любит шик),

Тогда их уже в рестораны водят

На рюмку, на музыку и шашлык.

Но этак же может и впрямь пригреться

Манера все чаще менять друзей