Двое, стр. 47

Однажды Корал Белл спустилась поговорить с Латтимером и, застав его за беседой с Реджинальдом, воскликнула:

– Да это же мистер Уэллард!

– Минутку, дорогая, – извинился Латтимер и поспешил на сцену.

– Давно вы здесь? – спросила Корал, садясь рядом с ним.

– Дней десять, – просияв, ответил Реджинальд.

– Боже, вы все время были здесь?

– Почти.

– К чему такая скромность?

– А как выглядела бы нескромность?

– Можно было бы отправиться знакомиться со всей труппой. И начать так: “Кстати, о моем романе “Вьюнок”, сейчас его тираж составляет полтораста тысяч...” Они мечтают познакомиться с вами.

– Честно говоря, не могу в это поверить.

– Что ж, а я не могу доказать этого. Но давайте поднимемся на сцену, я познакомлю вас с мисс Мастерс. Она позабавит вас.

– Прекрасно. Как вы себя ощущаете, вернувшись на сцену?

– Все так странно. Наверное, и у вас такое же ощущение. Жаль, вы никогда не видели, как репетируют музыкальную комедию. Я просто идиотка, что согласилась играть.

– Вы играете изумительно.

– Ну конечно, всех изумит, что я решилась играть, – в этом смысле вы правы. Как поживает миссис Уэллард?

– Прекрасно.

– Почему бы вам не привести ее как-нибудь на репетицию? Или ей неинтересно?

– Я и сам робею, приходя сюда, а привести ее... Я просто никогда об этом не думал.

– Ну так теперь подумайте. – Она встала. – Мне надо поговорить с Недом. До свидания.

На этой репетиции все постоянно расхаживали взад-вперед. Латтимер все чаще повторял свое: “Минутку, дорогая” – и исчезал. Никсон каждому ухитрился что-то шепнуть на ухо; он даже присел рядом с мистером Венчуром и, жестикулируя, произнес перед ним краткую речь, затем отошел. Актеры, похоже, утратили всякую надежду, что пьеса сдвинется с места.

– Что стряслось? – спросил Реджинальд проходившего мимо Никсона.

– Что? Ах, это вы, Уэллард. Простите, не заметил вас. У Бэнкс обнаружился аппендицит. Или не аппендицит. Не знаю. После вчерашней репетиции у нее могло обнаружиться что угодно.

– Это та... Диана... которая...

– Да. Латтимер никогда не умел держать себя в руках. Сарказмом ничего не добьешься. Это слишком легко.

– Она отказалась от роли?

– Либо у нее разыгрался аппендицит. Надеюсь, доктор сможет отличить одно от другого, а мне это не по силам.

– Кого вы собираетесь пригласить?

– Есть одна девушка в Голдерс Грин – мы собираемся взглянуть на нее сегодня. Я только что заказал по телефону ложу. Она играет в театре “Глоб”. Вы не видели их спектакль?

Реджинальд не видел.

– Думаю, вам стоило бы пойти с нами.

Реджинальд засомневался, что ему удастся.

– Корал тоже пойдет.

Пожалуй, он сумеет выкроить время. Он будет очень рад. Огромное спасибо. Он вышел и позвонил Сильвии. Позднее – а репетиция тянулась до бесконечности – кто-то предложил поужинать вместе.

– Я приглашаю всех, – с жаром воскликнул Реджинальд.

– Что за чепуха, старина.

– Нет, правда.

– Ну хорошо, потом сочтемся, – ответил Никсон.

Реджинальд еще раз позвонил Сильвии.

II

Входя в двери дома номер шесть по Хейуардс-гроув, Реджинальд был полон раскаяния. Он не чувствовал за собой никакой вины, но извиниться хотелось. Сильвии пришлось одной ужинать и одной провести вечер, потому что он предупредил ее в последнюю минуту. У нее не хватило времени пригласить Маргарет или кого-нибудь еще для компании. Да, ему было жаль, ужасно жаль, дорогая, но он не виноват. Знаешь, как случается в театре. На репетициях. Человек просто не распоряжается своим временем. Не может, уходя из дома, пообещать: “Вернусь в пять часов” – как обычные мужья. Вдруг это окажется пять утра. Что-то пойдет не так, а это бывает довольно часто, и надо то повидаться с одним человеком, то переговорить с другим, то поехать в Голдерс Грин или еще куда-нибудь – и вот результат.

Да. Такую речь с успехом мог бы произнести Никсон перед своей женой (есть ли у него жена? Как мало знаешь о ближнем!), но не Уэллард. Это абсурд. Он ведь зритель, а не актер и должен думать только о собственном удовольствии. Вот он и думал о собственном удовольствии. Он не мог повсюду таскать с собой Сильвию – особенно в этом новом мире, где редко вспоминают о мужьях и женах, где, кажется, вообще толком не знают, кто в данный момент на ком женат. Предположим, он говорит Никсону: “Да, я хотел бы пойти, но должен взять с собой жену”. Это прозвучало бы ужасно, как будто он побаивается Сильвии или как будто она ревнива и всюду таскается с ним, чтобы не оставлять его наедине с хорошенькими актрисами. Ужасно! Мерзко! Как в каком-нибудь из этих отвратительных фильмов. Нет. А если бы он сказал: “Простите, к сожалению, я занят...”

Но ведь он так и сказал сначала. А потом, когда услышал, что Корал Белл...

В ее обществе удивительно себя чувствуешь. Она умна, и при ней словно сам умнеешь. Я уверен, она тут же понимает все, что я ни скажу. Как Лина. Как мисс Воулс. Ну, это естественно... мужчинам нравится... я хочу сказать, это вполне естественно.

А все же...

Ну а что, если поступить так, как советовала Корал Белл? Привести завтра Сильвию в театр? И представить Латтимеру, и Венчуру, и, может быть, даже мисс Мастерс, и всем остальным. Да они просто на ногах не устоят! Тут все и увидят, как выглядит действительно красивая женщина. Да, так и сделаем. И все будет в порядке...

Реджинальд вошел в гостиную, и фраза, которая должна была все исправить, вертелась у него на языке (“Послушай, что мне пришло в голову”). В гостиной никого не было. Сильвия отправилась спать, бедняжка. Дочитала книжку и пошла спать. На столе сандвичи и лимонад. Два стакана, оба не тронуты. Странно. Наверное, она легла очень рано. Но, может быть, еще не уснула.

Реджинальд прислушался у дверей спальни. Ничего не слышно. Он негромко постучал. Никакого ответа. Вошел на цыпочках. Тишина. Повернул выключатель. Сильвии не было.

Он заглянул в ванную, в маленькую столовую, куда она могла пойти погреться, ведь камин в гостиной не горел. Перед каждой комнатой Реджинальд тихонько окликал ее по имени и входил. Сильвии не было в доме.

– Боже мой! – На мгновение его охватил леденящий страх. – Наверное, она ушла от меня!

Но тут же он вспомнил, что подобные вещи случаются на театральных подмостках и потому вряд ли происходят в реальной жизни. Он засмеялся, поймав себя на этой мысли, затем подумал уже с меньшим страхом: “Все равно люди бросают друг друга и в жизни”. Он припомнил один случай... но, конечно, это совершенно другая история. Ничего общего с ним и Сильвией.

Она просто вышла, ну конечно. Ей позвонила Маргарет, или она позвонила Маргарет и сказала, что приедет на ужин. Реджинальд отправился в столовую, пытаясь определить, ужинала ли она дома. Шерлок Холмс наверняка обнаружил бы что-нибудь. А Реджинальд обнаружил лишь два прибора, приготовленных для завтрака; это ровно ни о чем не говорило... разве только о том, что если Сильвия сбежала из дому, то не посвятила в это Элис. Он мог думать об этом легко, как бы в шутку – вот почему ему было ясно, что никуда не сбежала. Он засмеялся – как глупо даже думать...

Но предположим, она все-таки?

Реджинальд знал, что она не могла уйти, но продолжал думать об этом. Что, если она все-таки ушла, как ни трудно ему в это поверить? Он мерил шагами комнату, жевал сандвичи и раздумывал.

Если женщина убежала с другим мужчиной, значит (о ужас!), она любит его. Может ли Сильвия полюбить другого? У женщин любовь более личная, чем у мужчин, думал он, то есть физическая любовь. Любой приличный мужчина может захотеть провести ночь с любой приличной женщиной, даже с незнакомой, при этом он не ощутит ни смятения, ни отвращения. Но большинство женщин должно было бы прежде проникнуться к мужчине сильным чувством. Мужчина может оставить жену и завести любовницу, какую угодно, только потому, что ему наскучил дом. А женщина не может. Не должна. Она может уйти из дома, но не к мужчине. Сильвия любит только меня; она не могла, не могла полюбить другого... Если она меня любит – не могла.