Двое, стр. 45

– Вы так и не выпьете чаю?

– Нет, спасибо. О чем мы говорили?

– Об образовании.

– Да. Нет... Какого... А-а, я спросил, знаете ли вы Байрона. – Он досадливо нахмурился.

Сильвия засмеялась.

– Да. А я подумала, что речь идет... Итак, ответ утвердительный. И что же?

– Чертовски глупо возвращаться к этому. Знаете, иногда в клубе рассказываешь что-нибудь и как раз доходишь до самого интересного, как вдруг появляется какой-нибудь болван... простите, простите... хлопает твоего собеседника по плечу, восклицает: “Сколько лет, сколько зим, старина!” – и начинает расспрашивать о всяких чертовых... простите... родственниках и знакомых. Через полчаса твой собеседник возвращается к тебе и говорит: “Ну так о чем ты рассказывал?” А вся история уже остыла, как овсянка, понимаете? – Он пожал плечами. – Понимаете? Прошу прощения.

– Вы только ухудшили положение, – заметила Сильвия, – поскольку я жду, что вы скажете о Байроне, а чем дольше это откладывается, тем больше он остывает.

Ормсби засмеялся, не сводя глаз с Сильвии. Это был его старый испытанный прием покорения женщин. Сильвия чуть повернула голову и неторопливо выбирала один из совершенно одинаковых ломтиков хлеба с маслом.

– Байрон не выносил вида женщин за едой, – медленно произнес Ормсби. – Он считал, что они должны есть в одиночестве... как... в общем, он считал, что они должны есть в одиночестве.

– Забавно, – холодно произнесла Сильвия.

– Таково было его романтическое представление о женщинах, миссис Уэллард.

– А вы не романтик, лорд Ормсби?

– В другом роде, – ответил он со смешком. – Чем больше я смотрю на женщин, тем больше они мне нравятся. – Он снова засмеялся. – Чем бы они ни занимались. – И продолжал смотреть на нее с обожанием и вызовом.

Сильвия с легким вздохом повернула к нему блестящую головку, ее глаза встретились с его глазами, ее взгляд скользнул по нему и словно прошел сквозь него в мир, куда ему не было доступа. Сколько раз под неотрывным жадным взглядом Ормсби женщина чувствовала себя обнаженной и смущенной (или обнаженной и несмущенной), но ни одна не была перед ним такой беззащитной, каким он ощутил себя под взглядом Сильвии. Этот взгляд увидел все его уродство и неотесанность. Ормсби словно раздели, и он стоял трясущийся и страшный – воистину непристойное зрелище, настоящее оскорбление любви, ее таинственного обаяния и нежности. Он чувствовал, что не душу, а тело его увидела Сильвия, взглянула, презрительно отбросила и оставила лежать на земле, чтобы он подобрал. Она слегка отвернулась, а Ормсби, покраснев, поспешно втиснулся в свою телесную оболочку.

– Простите, я совсем забыла, – сказала Сильвия, вновь возвращаясь к нему, – может быть, вы хотите курить?

– Нет, спасибо. Я, собственно, пришел вручить вам вот это. – Он вытащил руку из кармана и протянул Сильвии конверт. – Билеты на сегодняшнее представление. Думаю, вам и вашему мужу будет интересно. В “Паласе”.

– Это премьера?

– Ну конечно. Потому я и подумал, что вам это может показаться интересным. Мне давно следовало прислать их, но я вспомнил об этих чертовых билетах... простите... только сегодня утром.

– Но я думала, – неуверенно произнесла Сильвия, – что на премьерах все места...

Ормсби засмеялся, чувствуя, как к нему понемногу возвращается самоуважение, и объяснил, почему ко всем Ормсби этого мира обычные мерки неприменимы.

– Как бы мне хотелось пойти, и как мило с вашей стороны, но...

– Вы заняты сегодня?

– Да. Реджинальд должен идти на какой-то спектакль... он позвонил из театра... увидеться с какой-то актрисой. Он сказал, что это очень важно. Какая жалость! Я ни разу не была на премьере.

– Вы немного потеряли.

– Но ведь это удивительное, потрясающее ощущение, когда ты ничего не знаешь о спектакле, никто еще ничего не знает... и наряды, и все остальное.

Глаза ее горели.

– Да, похоже, людям это нравится.

– Как мило, что вы подумали о нас. Огромное вам спасибо. – Она протянула ему конверт. – Позвоните и осчастливьте кого-нибудь другого. Поскорее.

Ормсби взял билеты, посмотрел на них и робко сказал, не поднимая глаз:

– Может быть, вы не откажетесь пойти со мной. Я бы заехал за вами, мы бы поужинали вместе – или нет, как вам захочется. Я бы мог рассказать вам обо всех, кто там будет, если вам интересно. Если вам кажется, что такой вечер вам понравится, жаль отказываться.

Не понимая ни каким образом она это поняла, ни каким образом это произошло, Сильвия поняла, что именно с этим предложением он явился к ней в гостиную, что потом он отступился от своего намерения в пользу Реджинальда, так что теперь он лишь смиренно предлагает в отсутствие Реджинальда сопровождать ее. Кроме того, Сильвия почему-то была уверена, что отныне ей ничто не грозит со стороны лорда Ормсби. А Лондон – замечательнейший город.

– С удовольствием, – ответила Сильвия, и лицо ее просияло от радости. – Это так любезно с вашей стороны. Но лучше я поужинаю дома, тогда не нужно будет так спешить.

Ормсби встал.

– Я заеду за вами в четверо восьмого. Вы успеете?

– Конечно. Я вам очень благодарна. – Она протянула ему руку.

– Это я вам благодарен, миссис Уэллард. Значит, в четверть восьмого.

Спускаясь по лестнице, он размышлял. Проклятие, почему я не завел себе такой дочери? Если бы Мэгги знала свое дело... Никто, черт возьми, не может сказать, что это моя вина...

А Сильвия лихорадочно думала: “Может быть, надеть зеленое... Мне кажется, леди Ормсби там не будет... леди Эджмур видела его... Конечно, ее там может не быть, или мы не встретимся с нею. Надену пелерину, а пелерины она еще не видела...”

– Спасибо, Элис, можешь все убрать.

– Только что звонил мистер Уэллард, – сообщила Элис, забирая поднос. – Он сожалеет, но не сможет вернуться к ужину, он где-то задерживается.

– Да? Ну что же, это даже неплохо. Подай мне что-нибудь в семь часов. Поговори с миссис Стоукер. Скажем, рыбу и десерт. Я собираюсь на премьеру в “Палас”, Элис. – Она рассмеялась. – В “Палас”. Правда, заманчиво?

– Подумать только, – ответила Элис.

Глава шестнадцатая

I

Когда Корал Белл была в зените славы и окружена толпой поклонников, носивших шапокляки и ежедневно ужинавших в “Савое”, она как-то в один день от одного и того же человека получила два предложения. Она сидела в своей уборной после matinйe [13], завернувшись в выцветший халат, из зеркала на нее глядело белое, блестевшее от крема ее собственное лицо. Нед Латтимер, скрестив кисти на набалдашнике трости и опираясь на них подбородком, не сводил взгляда с ее отражения.

– Теперь вы знаете, какая я бываю красавица, – сказала Корал Белл.

– У вас так удачно расположены кости, что вы красивы всегда.

– Боже, надеюсь, вам не видно моих костей? – Она бросила полотенце, которым вытирала лицо, и поплотнее запахнула халат.

– Я имел в виду лицевые кости.

– А! На них можете смотреть сколько хотите, – и Корал Белл снова занялась ими.

Он молча наблюдал за ней.

– Я снял на сезон “Ротонду”, – вдруг произнес он.

– Что значит “снял”? Для чего?

– Как режиссер. Режиссер и директор, совместно с Хоффманом.

– Правда? Я вижу, вы делаете успехи. Вам же, кажется, не больше шестидесяти семи.

– В этом году мне исполнится двадцать восемь.

– Я была уверена, что шестьдесят семь. А когда вам было девять лет?

– Восемнадцать лет назад, скорее всего.

– Только не говорите мне, что восемнадцать лет назад вы бегали, кричали и прыгали...

– Да.

– И смеялись, и играли в серсо?

– Очевидно.

– А потом сдохла ваша любимая белая мышка, и вы перестали улыбаться?

Он ответил улыбкой и сказал:

– Моя жизнь не была легкой.

– Боже, а разве должна была?

– Действительно... Корал, мне хотелось бы, чтобы вы сделали для меня две вещи.