Помело и волшебная шишечка от кровати, стр. 25
Затем Эмилиусу связали руки и ноги… А рядом стояли констебль и торжественный, непреклонный священник. Потом было тошнотворное погружение в зеленую мутную воду… Грязь, тина… затем удушье, тошнота… шум в ушах, напоминающий быстро сыгранную на скрипке гамму. Если бы Эмилиус утонул, это было бы доказательством, что он человек и не повинен в колдовстве. Но он выжил, и это было неопровержимым свидетельством того, что он обладал сверхъестественными силами. Приговор был беспощаден. Эмилиуса ожидало публичное сожжение на костре.
Когда чародея вытащили из воды, он кашлял, плевался и дергался всем телом. Толстая веревка, привязанная к коленям, держала его в воздухе. Эмилиус видел ночной свет, слышал испуганное кряканье уток… Затем снова в воду… И тотчас вокруг сгустилась чернота…
И вот настало утро. Всю ночь несчастный чародей пролежал на каменном холодном полу. Эмилиуса бил озноб, но он не двигался. Зачем? Ведь очень скоро ему и без этого станет намного теплее. Его мокрая одежда наполнится паром, он почувствует раскаленный жар, поднимающийся от костра… Затем одежда загорится, от дыма станет невозможно дышать, и все поглотит столб ревущего пламени…
Много лет прошло с тех пор, как кого-то сжигали на костре. Ведьм и колдунов теперь вешали, а не сжигали. Но пожар привел людей в отчаяние. Они были одержимы огнем. Сжечь! Сжечь! Сжечь!
— О, Господи! — простонал Эмилиус, закрывая лицо руками. — Избавь меня от костра!
Снова воцарилась тишина. Ах, если бы он утонул в болоте!
— Подумать только! — произнес Эмилиус с горечью. — Приговорили за колдовство, а я не знаю, да и не знал никогда ни одного заклинания, которое бы работало!
Если бы на моем месте оказалась мисс Прайс — это было бы куда справедливее, ведь она настоящая ведьма. Но ее никто не посмеет сжечь. Никто не выволочет мисс Прайс из ее опрятного маленького домика и не потащит по Хай-стрит за город. Если она платит налоги, ходит по воскресеньям в церковь и работает для Красного Креста, никого не волнует, что она делает в свободное время. Она может наколдовать кошку размерами со слона, и никто слова ей не скажет, пока она держит ее подальше от чужой собственности и обращается с ней, как подобает.
— О, мисс Прайс! Если бы вы только знали… — простонал Эмилиус, закрыв глаза. — Если бы вы только знали, что меня должны сжечь на костре!
— Я знаю, — раздался вдруг голос. — Мне сказали об этом в вашем доме.
Эмилиус медленно открыл глаза и оглядел камеру. Она была пуста. Может, голос ему померещился от страха? В следующий момент Эмилиус увидел лицо мисс Прайс, заглядывающее в окно, и две руки, ухватившиеся за прутья решетки. Мисс Прайс пристально смотрела на узника из-под черного капюшона.
— Сколько потребовалось времени, чтобы попасть сюда! — раздраженно заметила она. — Вопросы, вопросы, вопросы! И такая грубость!
Эмилиус не мог произнести ни слова и лишь дрожал, словно сразу стал чувствителен к холоду.
— Ни души, которая понимала бы правильный английский! — продолжал возмущаться сердитый голос. — Я не понимаю, как вы только выдержали это! Грязь, беспорядок, ужасные запахи… Но не будем вдаваться в подробности…
Охнув, мисс Прайс внезапно исчезла из виду. Затем появилась снова.
— Потеряла опору, — объяснила она. — Тут так неудобно стоять! Но вы заперты, а в камеру кровать не пролезет.
Эмилиус облизал губы, не отрывая взгляд от лица, маячившего в окне.
— Они топили меня в болоте, — простонал он. — В лошадином болоте…
— Забудьте об этом, — быстро сказала мисс Прайс. — Что толку вспоминать все эти ужасные подробности!
Она посмотрела вниз, и Эмилиус услышал, как она сказала чуть тише:
— Пошевели пальцем, Кери! Ты сама виновата! Я вовсе не хотела наступить на него!
Повисла пауза, затем мисс Прайс произнесла:
— Да, с Эмилиусом все в порядке. Правда, он весь мокрый… Окно слишком узкое для кровати. Минуточку, — сказала она Эмилиусу и исчезла.
Из-за стены послышался приглушенный шепот. Эмилиус снова сел на пол. Сердце его забилось учащенно, а на глазах выступили слезы благодарности. Он знал, что мисс Прайс никогда не бралась за то, что ей не по силам.
Через некоторое время мисс Прайс снова появилась в окне.
— Вы должны взять себя в руки, — объявила она. — Мы не позволим вас сжечь, но оставаться здесь мы не можем. Сейчас середина дня, а я стою на спинке кровати…
— Не уходите! — взмолился Эмилиус.
— В настоящий момент я должна уйти и поискать место для кровати. Надвигается гроза. А ведь была такая хорошая погода, когда мы уезжали из дома!
— Что я должен делать? — выдохнул Эмилиус.
— Сейчас — ничего. Все равно у дверей двое охранников. Успокойтесь и ничего не бойтесь.
Она посмотрела на Эмилиуса, размышляя.
— Приведите себя в порядок, и вам станет гораздо лучше.
Затем мисс Прайс снова исчезла.
Через некоторое время Эмилиус, вспомнив слова мисс Прайс, принялся стряхивать длинные лохмотья тины со своей отороченной мехом мантии.
В рукаве он нашел водяного жука, а туфли вообще оказались полны грязи. Мисс Прайс, конечно, спасет его, но как? Это будет нелегко!
Зарешеченное окно было лишь в фут высотой, а железная дверь заперта на несколько замков.
Глава девятнадцатая
…и все же так далеко!
— Как долго ее нет! — вздохнула Кери.
Дети сидели на кровати в заброшенном хлеву. Пол был грязный, в углу высилась куча сероватого полусгнившего сена. Через сломанную дверь дети могли видеть тусклое поле и нависшее над ним темное небо. Местность была довольно унылой, но, как сказала мисс Прайс, народ тут появлялся крайне редко, и кровать здесь никто бы не заметил. Завернувшись в черный плащ, она ушла, неся в одной руке метлу, а в другой — саблю своего отца.
— Ее нет уже почти час, — сказал Чарльз, подходя к двери.
Темное небо прорезала ослепительная полоса, осветившая на мгновение мертвенно-бледным светом деревья и изгородь. Над крышей прокатился раскат грома, и Чарльз поспешно юркнул обратно.
— Этот гром напугал меня! — недовольно пробормотал он.
— Может, стоит пойти поискать ее? — предложила Кери.
— А как же кровать? Кто-то должен остаться и сторожить ее.
— Сюда никто не придет, — возразила Кери. — Все ушли смотреть на казнь. Думаю, лучше пойти вместе или вообще не ходить.
Чарльз задумчиво посмотрел на ворота.
— Тогда давайте пойдем вместе, — буркнул он.
На пороге Кери оглянулась. Кровать, ярко освещенная светом молний, стояла в глубине хлева, зарывшись ножками в грязь и полусгнившую солому. «А вдруг мы больше никогда сюда не вернемся? — подумала Кери. — И все-таки интересно, что будет дальше?»
Пробираясь в сумерках между домами и заборами, дети с любопытством осматривались вокруг. То, что они видели, не слишком отличалось от привычных лондонских улиц. Новые дома лепились к старым. Указатель возле гостиницы скрипел под порывами ветра, но сама гостиница была пуста. Все ушли на сожжение.
— Смитфилд, — объявил Чарльз. — Там, где теперь мясной рынок. Это уже Лондон, но выглядит как деревня…
Лошади и повозки были привязаны к столбам. Вокруг слонялось огромное количество тощих кошек и ободранных плешивых собак. Людей нигде не было видно. Обглоданные кости, рваные тряпки и сломанные крышки от кастрюль валялись в канавах. Сильно пахло гарью.
Скоро впереди послышался шум.
— Смотрите! — тихо сказала Кери.
Богато одетый человек выводил из конюшни лошадь. На нем были высокие кожаные сапоги, которые доходили ему до самых бедер, и длинный камзол. Кружева украшали его запястья, а на плечи тяжело ниспадал большой темный парик. Когда дети поравнялись с ним, они почувствовали запах духов — странный пряный аромат, который причудливо смешивался с характерным запахом конской упряжи. Человек вскочил в седло и с удивлением уставился на детей. Его бледное лицо выражало неодобрение. Кери подняла руку, чтобы прикрыть английскую булавку, но человек не обратил внимания на их одежду. Что-то гораздо более важное беспокоило его.