Схема полной занятости, стр. 31

Весь главный коридор забили наблюдатели, жаждавшие первыми услышать об исходе саммита. Но время шло, и многие переместились в столовую, в конце концов оставив в коридоре только меня, Джонатана и Боба Литтла в компании нескольких упертых любопытствующих. Из комнаты не доносилось ни звука – ожидаемого гвалта, судя по всему, удалось избежать. Примерно в час дверь приоткрылась дюйма на два и подозвали Боба.

– Дело движется? – осведомился я по его возвращении.

– Пока нет, – ответил он. – Они просят прислать пива и сэндвичей.

– Хороший знак, – сказал я. – По крайней мере, у них организуется застолье.

– Да, с ящиком пива мы их упредили, – сказал Боб. – Как ты считаешь, Джордж сможет предоставить сэндвичи?

– Схожу узнаю. – Джонатан вылетел в двустворчатые двери и понесся вверх по лестнице в столовую. Вернулся он моментально. – Нет, не сможет. Говорит, что очень занят.

– Ну и что мы тогда будем делать? – спросил Боб.

– Не беспокойся, – сказал я. – У меня есть на примете человек как раз для такой работы.

13

Прибытие Мартина сорок минут спустя напоминало долгожданную атаку кавалерии с горизонта. К этому времени делегаты дважды повторили свое требование пропитания и, по словам Боба, уже являли признаки всевозрастающего раздражения. Когда, наконец, он смог их заверить, что сэндвичи готовятся, они в ожидании как-то успокоились. Мартин приехал вооруженный большой корзиной, набитой необходимыми ингредиентами, а также тарелками, ножами и хлебной доской. Разместился он в комнате по соседству, но не слишком близко к столовой (чтобы не расстраивать Джорджа), и сэндвичи вскоре потекли плотным и быстрым потоком.

– Сыр и латук для первой перемены блюд, – объявил он. – Затем яйцо с кресс-салатом, если им понадобится вторая.

Каждая тарелка подавалась с бутылкой пива и лично вносилась в Зал Приемов Бобом и Джонатаном, который к этому времени уже стал активным помощником Мартина. Я заметил, что одновременно с Мартином появился ряд довольно-таки бесполезных иждивенцев. Они вились вокруг его стола в очевидной надежде, что их тоже накормят, посему Боб по возвращении вынужден был недвусмысленно прогнать их прочь.

– Дрянские бакланы, – заметил он. – Ни стыда ни совести у некоторых.

Несмотря на ворчание, Боб явно был доволен тем действием, которое сказало на делегатов угощение, а поэтому убедил Мартина нарезать запас сэндвичей для послеобеденного резерва. Их накрыли белыми салфетками и поместили под надежную охрану до особого распоряжения.

Если кто-то и надеялся, что согласие будет достигнуто быстро, их ждало крупное разочарование. Может, конечно, люди за закрытыми дверями и расслабились от угощения, но в совокупности все они были орешками твердыми, и споры, следовательно, тянулись всю вторую половину дня. Многие забастовщики в половине пятого отправились по домам, зная, что судьба их теперь – в других руках. Осталось только самое ядро твердолобых вольногулов, полноденьщиков и экстремистов, которые поддерживали друг другу хмурую компанию до самого вечера, когда снабженцы начали прибирать свои запасы.

Мартин только закончил паковать все обратно в корзину, когда ему нанес визит Джордж.

– Я принес тебе чашку чаю, – сказал он. – Полагаю, никто раньше об этом не догадался, правильно?

Этого оказалось довольно, чтобы погасить возможную вражду между этой парочкой, и уже через десять минут они делились друг с другом опытом, как лучше намазывать масло на хлеб. А саммит тем временем продолжался. В шесть попросили еще сэндвичей, а также дополнительное пиво. Внося их в зал, Боб не забыл проинформировать делегатов, что в буфете уже ничего не осталось. По его замыслу, это должно было несколько подстегнуть делегатов, но усилия пропали втуне. И только вскоре после десяти часов двери открылись и в проеме возник изможденный Джон Форд, за которым показались Энди Пауэлл и остальные двенадцать. Они сгрудились в конце коридора, а Джон и Энди выступили вперед, чтобы произнести речь.

– Это был трудный день, – начал Джон. – Но благодаря усилиям Боба и всех вас, нам удалось прийти к согласию. Обе стороны полагают, что пролонгацией забастовки ничего не будет достигнуто, а следовательно, по тщательном рассмотрении мы подготовили Совместное Заявление, которое и зачитает сейчас мой коллега.

Повисла пауза. Энди Пауэлл медленно развернул листок бумаги, который сжимал в левой руке. Один или два зрителя зашаркали в предвкушении ногами. Остальные прокашлялись за Энди. После чего он воздел заявление перед собой и громко прочел:

– Мы пришли к единодушному мнению, что должен соблюдаться принцип полного рабочего дня, однако ранние увольнительные могут выписываться в тех случаях и только тогда, когда этого требуют обстоятельства.

Последовала еще одна пауза.

– И это все? – спросил кто-то.

– Ну да, – подтвердил Энди. – Это все.

– А как же законные десять минут?

– Десять минут от восьми часов остаются в силе.

Это вызвало общий вопль восхищения, я четырнадцать делегатов принялись продолжительно пожимать друг другу руки, хлопать друг друга по спинам и взаимно друг друга поздравлять.

– Иными словами, – пробормотал Джордж, – мы вернулись туда же, откуда начали.

Возвращение к работе стало мероприятием достойным. Утром в среду, после целого дня «консультаций и соглашений» весь персонал прибыл на работу так, будто никакой забастовки и не было. Затем, в половине восьмого из ворот выехала колонна «УниФуров» во главе с фургоном, украшенным вымпелами. Складские рабочие обоих убеждений выстроились на рампе и наблюдали за ее выездом, ликуя и воодушевленно маша ей на прощанье. Таким образом они давали понять, что конфликт поистине и окончательно исчерпан.

Но даже так появление «УниФуров» на дорогах и улицах не произвело того эффекта, на который большинство из нас рассчитывало. Предполагалось, что конец раздоров будет с радостью воспринят широкими массами. И поэтому нас с Джорджем удивило количество странных взглядов, которые люди бросали на нас, едва мы выехали на Кольцевую. Мы просто потеряли счет тем, кто смотрел на нас и с презрением качал головой, словно говоря: «Позор так бастовать, да и только!»

Тем временем наши собратья-автомобилисты, похоже, стали нетерпимее к «УниФурам» на дорогах, нежели это бывало в прошлом, и некоторые поистине чинили нам препятствия. Поначалу я думал, что им просто жалко уступать нам дорожное пространство, остававшееся незанятым, пока мы пребывали в праздности, что само по себе выглядело довольно справедливо. Но когда нас подрезали в пятый раз подряд, я понял, что подобные действия подхлестывает чистая злоба.

– Что это со всеми такое? – спросил Джордж, когда одна машина обогнала нас, а затем притормозила, чтобы свернуть влево.

– Похоже, мы утратили популярность, – ответил я.

– Но мы только что выстрадали трехнедельную забастовку во имя сохранности Схемы! – возмутился он.

– Общественность на это смотрит иначе.

К счастью, общий объем нашей деятельности гарантировал, что вскоре «УниФуры» вновь станут королями транспортных магистралей. К середине дня третировать на дорогах нас почти перестали и мы снова влились в ткань повседневной жизни. Тем не менее в новом направлении мы свернули с Кольцевой с большим облегчением. В действие теперь вступили новые маршруты, и наш последний график включал в себя рейс в «Кружевной рай». Уже распогодилось, и мы весело катили дальше, я показывал Джорджу различные достопримечательности, замеченные мною во время контрольных поездок.

Но хотя Джордж и обращал внимание на удобные придорожные парковки и кафе, вскоре стало ясно, что больше его занимает грядущая встреча с Мартином. Ему очень хотелось посмотреть, как тот работает на своей, так сказать, территории, – на Джорджа огромное впечатление произвели сэндвичи Мартина. У меня сложилось ощущение, что методы коллеги интересовали его больше, чем ингредиенты, но и так мне было приятно разделять с ним предвкушение встречи, когда мы подъезжали к воротам депо «Кружевной рай». Внутри было спокойнее, чем обычно, и на первый взгляд введение новых графиков никак не повлияло на внутренний распорядок жизни. И тут я заметил, что на рампе стоит и разговаривает с Гарольдом, Мартином Эриком начальник – в новой, ловко подогнанной форме. Мы въехали во двор и нас там встретил Стив Мур – его только что назначили и выглядел он весьма довольным жизнью.