Звоночек 2 (СИ), стр. 71

— Большой риск. Могут неправильно понять.

— Если узнают. Но таков удел рыцарей плаща и кинжала.

— Я предпочёл бы, чтобы ты вернулся к менее рискованным занятиям, — прямо сказал мне Кожанов, опасаясь как бы я не увлёкся новым направлением деятельности, в ущерб намеченным планам.

— Ну, что вы! Конечно. Я вообще не собираюсь покидать пределов этого лагеря. Только по служебной необходимости. К несчастью, у меня теперь есть такая возможность. Кстати, нужна ваша помощь.

— В чём.

— Кроме документов я привёз ещё кое-что, — я вытащил из-за пазухи лоскут ярко-оранжевой ткани из распотрошённого немецкого бронежилета. — Это ткань на основе арамидных волокон. Которые впятеро прочнее стали на разрыв. Дело для дяди, но лучше передать через вас. Осторожно, ткань боится солнечного света и теряет на нём свои свойства. Это пулестойкие пневматические шины и лёгкие противоосколочные жилеты для бойцов. А вот формула вещества под названием фторопласт. Это твёрдая смазка, которая может радикально решить, к примеру, проблему живучести стволов артиллерийских орудий, если нанести её на ведущую часть снарядов. Начальная скорость и дальность тоже увеличатся. Не говоря уже о том, что применение фторопласта в дизелях увеличит их ресурс. Ну и последнее. Тоже для наркома Любимова. За границей активно работают над композитными материалами на основе синтетических смол и стекловолокна. Очень перспективное направление. Это, к примеру, лёгкие и прочные корпуса катеров. А ещё стекловолокно можно использовать в фильтрах дизелей.

Кожанов принял подарки и обещал посодействовать в исследовании и освоении. Посмотрим, что из этого выйдет, но иного пути запустить прогресс в этих направлениях я всё равно не видел.

Со смертью наперегонки

Эпизод 1

Вьюжный февраль 34-го года упорно не желал сдавать свои позиции и хотя на календаре уже были оторваны листки первых чисел марта, до весенней слякоти было ещё далеко. Пока я находился, формально, ещё в отпуске, живя, фактически, на работе, сделал несколько попыток примириться с Полей, надеясь, что она отойдёт и сменит гнев на милость. Но ни слова, ни подарки её не убедили, а ведь мне, вопреки моим принципам, даже пришлось влезть в долги и обратиться к Любимову-дядюшке, чтобы к восьмому марта достать шикарные белые туфельки. Полина их взяла, но сказала, что таких праздников не знает и я могу идти, ну, по своим делам. Обидно. Плюнув в сердцах, я решил, что больше унижаться и уговаривать не буду. Посмотрим, сколько она сама без меня выдержит. В конце-то концов, я ни в чём не виноват! А то, что я пашу как проклятый, так это не потому, что от жены стараюсь быть подальше. Сороковые надо как-то пережить и ей и детям и всей стране, а готовиться к ним надо было уже позавчера. Вот такая моя философия.

Вскоре мне о делах семейных пришлось совсем забыть. Позвонил Кожанов, которого официально назначили наркомом ВМФ, и спросил в каком состоянии работы по двигателю. А в каком они состоянии? Фактически в начальном! У нас даже ещё элементарный быт в лагере-КБ не устроен, а намечается ещё и переезд, как только земля просохнет и можно будет строить. Косов, мой заместитель по режиму, на которого в моё отсутствие свалились организационные вопросы, развернулся вовсю. Пользуясь тем, что из-за трений между ГуЛаг и ЭКУ наша принадлежность оказалась под вопросом и контроль сверху почти отсутствовал, он, имея карт-бланш на привлечение любых специалистов, нашёл зеков-архитекторов и строителей, которые сделали ему проект новых помещений КБ на островах.

По основному же вопросу всё было плохо. Люди, фактически, пока учились и разбирались в новом для них направлении деятельности. Удалось пока сколотить небольшую группу из восьми человек, включая меня и моего заместителя "по проектированию". На эту должность я с удовольствием назначил специально по моему заданию найденного Акимова. Его семья пока оставалась в Ленинграде, лишённая, к тому же, права переписки с мужем и отцом. Но мне-то им писать никто не запрещал! Супругу Акимова весточка обрадовала и она ответила, что переберётся обратно в Москву. Обещал помочь, как всё устаканится. А что делать?

Женя загремел в лагеря за свою единственную подпись, которую поставил на разрешении устанавливать в танки моторы повышенной мощности. Время было военное, моторы пришли новые и без предупреждения, а танки нужны были срочно. Когда, уже на Кавказе, стали одна за другой разваливаться КПП, виновных долго искать не пришлось. Потом был Беломорканал, где Женя, в силу своей специализации, возглавил автоколонну. Надо сказать, что именно там, под его присмотром, пошли в дело первые "Кировцы". Я возлагал на это обстоятельство большие надежды, так как Акимов за полгода получил бесценный опыт эксплуатации карьерных самосвалов со 130-ми моторами, которые глушились только при ТО или поломке, в остальном работая круглосуточно и с большими нагрузками. Теперь, когда требовался судовой дизель, который должен иметь, кроме всего прочего, хороший ресурс, Женины познания в том, какие узлы и детали наиболее подвержены износу, были очень кстати.

"Конструкторская" группа, в силу своей малочисленности просто не могла быстро провернуть огромный объём работ по мотору, хотя методика проектирования уже была хорошо отработана. А как иначе, если чертить приходилось даже мне самому? В общем, двигатель был в стадии эскизов, по которым делались расчёты и шла работа над чертежом основной и самой сложной детали — литого чугунного блока цилиндров. Причём, котлов в блоке было пока только два. Я, как и Чаромский, решил двигаться постепенно и сначала посмотреть 8-ми цилиндровый 130-й мотор в 1000 лошадиных сил и весом в одну тонну. Конечно, теоретически, мы могли бы рассчитывать на лучшие удельные показатели. Где-то 1400 сил при 850–900 килограммах веса, но, помня о ресурсе, изначально заложили во многих деталях резервы. Так, шейки коленвала имели увеличенный диаметр, то же самое касалось цапф внешних поршней, которые, с учётом работы шатуна только на растяжение, имели "грибообразное" сечение при увеличенной ширине вкладышей. Теперь масло, после охлаждения поршня, поступало через каналы цапф к трущимся поверхностям, а потом, через полость в самом шатуне — к шейке коленвала. Такое решение, мы надеялись, позволит не беспокоиться за живучесть, особенно проблемных при вертикальной компоновке, шатунов верхних блоков. И так везде. Чуть пошире, чуть побольше, чуть потяжелее. В итоге увеличились потери на трение, что вкупе с чуть менее напряжённым рабочим процессом в цилиндре, и должно было лишить нас около 300 лошадиных сил. Оставшаяся сотня — это "ефрейторский зазор", потому как в процессе детальной проработки и изготовления мотора, по закону подлости, обязательно вылезет что-то ещё. Требуемую же наркоматом ВМФ шестнадцатицилиндровую версию в 2000 коней и чуть меньше двух тонн весом мы думали быстро получить удвоением восьмёрки в длину.

Вот эту информацию я и довёл Кожанову, который меня просветил, что Микулин с Авиамоторного завода готов дать к апрелю 1500-сильный мотор, который будет весить всего-то около 750 килограмм. Я, признаться, ушам своим не поверил. Не может быть, чтобы известный мне АМ-38, да ещё такой лёгкий, появился так быстро. Я так прямо и сказал, что это фантастика. Нарком ВМФ моего мнения не разделил и ответил, что всё, что он может для меня сделать — заказать строительство опытных корпусов МССЗ. Как только начнётся навигация, катера с новыми моторами должны выйти на испытания. Времени, чтобы ждать, у него нет. В противном же случае, он намекнул, что прикрывать меня не будет. Ситуация складывалась, прямо сказать, паршивая. Я заранее уже предупредил наркома, как созаговорщика, что, по видимому, нахожусь под колпаком НКВД. На это обстоятельство накладывался тот факт, что вновь созданный, пока ещё только разведотдел, флота, порывался пойти по простому пути в отношении полученной от меня информации и проверить её, выяснив источник. Кожанов отслеживал и регулярно направлял работу "штирлицев" в правильное русло, но если я облажаюсь с движками, то стану вообще никому не интересен и у наркома может появиться соблазн меня сдать, выслуживаясь и, одновременно, выгораживая себя самого.