Звоночек 2 (СИ), стр. 42

— Не может быть! И давно?

— Да как сели, я сразу тумблер под рулём щёлкнул и стартёр выжал, не задумываясь, — ответил справившийся с собой после окрика Артюхиной Важинский, но всё ещё давя смешки. — Мотор завёлся, работает, а вы мне и говорите, мол, давай запускай…

— Погоди, — остановил я Евгения Ивановича, — а сам-то ты как понял, что движок крутится?

Важинский вдруг сделался предельно серьёзным, поднял вверх указательный палец и важно изрёк.

— Манометр!

Действительно, если амперметр просыпался сразу при включении "массы", то измерить давление масла на незапущенном двигателе было невозможно.

Когда все осознали комичность ситуации, шуткам и подначкам не было придела. Главной мишенью заводчан, как родной, оказался Лихачёв, который виртуозно отшучивался, искренне смеясь. Артюхина, тоже знакомая рабочим не понаслышке, его поддерживала, как могла, хотя ей уделили гораздо меньше внимания, как "слабому" полу. Хотя на язык заслуженная пролетарка могла поспорить с любым острословом. И уж совсем легко отделался Ежов, правда, получив увесистый шлепок по спине от переполненного чувствами сборщика. Нарком улыбался и даже пытался посмеиваться, сохраняя лицо, но было видно, что это даётся ему нелегко.

— Глянь, твой-то начальник обиделся, — тихо сказал мне подошедший сзади старый знакомец Евдокимов, шагнувший из мастеров в начальники опытного цеха, — как бы худого не вышло.

— Не боись, Михалыч, — попытался я возразить шёпотом, хотя и сам думал о том же, — большие люди маленького роста, порой, болезненно самолюбивы. Но ведь товарищ Ежов пользуется доверием партии? Значит, партия верит, что он сможет побороть этот свой очевидный недостаток.

— Партия-то она большая, да вот мы люди маленькие, — пессимистично подвёл черту умудрённый жизненным опытом пролетарий.

Эпизод 11

Прогревшийся ЗИЛ-140, ведомый ЗИЛовским испытателем, сделал пару кругов по территории завода. Водитель, подъехав к начальству и, по прежнему, сидя за рулём, доложил, что никаких особенностей, по сравнению с предшествующим вариантом машины, ни по управлению, ни по динамике, не чувствует. Всё в пределах нормы. В ответ на это высокие гости выразили желание лично опробовать автомобиль. Ещё пару кругов пришлось подождать, а потом долго отговаривать пассажиров от поездки в город. Особенно Ежова, который в ответ на очевидное замечание, что машина формально не прошла испытаний и не изучена, поэтому первый же регулировщик её остановит и будет прав, заявил, что раз внутри нарком, которому регулировщики подчиняются, то и опасаться нечего.

— Товарищ народный комиссар! Занимаемая вами должность не даёт вам право определять пригодность этого автомобиля для движения по городским улицам. Этим занимаются вполне определённые лица, которые и несут за это ответственность. А случись что? Кто отвечать будет? Испытатель? Регулировщик? Или нарком, который формально всего лишь пассажир? Что подумают обычные граждане, если мы будем нарушать правила, которые сами же и устанавливаем? Какие выводы сделают? — я не выдержал "ментовской" философии и высказал то, что думал, тут же об этом пожалев. Полина и так беспокоится, а я ещё и нарываюсь. Спасибо Евдокимову, который, будто бы неудачно повернувшись, толкнул меня в плечо, а то неизвестно, какие бы ответы я дал на собственные вопросы, ибо по моему настроению, до ненормативной лексики было рукой подать.

— Лейтенант, обращаясь к старшему по должности и званию, нужно спрашивать разрешение! — Ежов решил напомнить о субординации и о том, кто здесь большой начальник. Рабочие вокруг неодобрительно зароптали, отчего нарком сморщился, будто лимон проглотил и, махнув рукой, заявил, — Ладно, вы здесь заканчивайте сами, у меня дела.

Слово "дела" он произнёс чуть громче, чем надо бы и после небольшой паузы. Намёк более чем прозрачный. Да, не складываются у меня отношения с местным начальством. С руководством, которое в делах и заботах — ещё более-менее. И споры, и даже ругань, но всё по делу. А вот с начальством — никак. Тем хуже для него.

— Его бы покрасить в изумрудный цвет, назвать ЗИЛ-Седан или ЗИЛ-Лимузин и поставить серебряного оленя… — прервал мои размышления Евгений Иванович, мечтательно глядя на машину, вокруг которой собиралась команда инженеров-испытателей для контрольной поездки в сопровождении грузовика ЗИЛ-5 до Подольска и обратно.

— Олень, это не отсюда!!! — не согласился Лихачёв. — Это вместо НАЗ типа "А" начать надо делать собственные автомобили, приспособленные к работе и нашим дорогам, как ЗИЛ. А на них можно хоть оленей, хоть довольных поросят прикручивать.

— Олень "не отсюда", а на капот, — полез в спор Важинский. — Машина-то представительская. Пафоса надо и красоты!

— Олень-то красота и, как вы там сказали, пафос? Самим себе рога рисовать? — влез в разговор Евдокимов. — Не немцы чай…Вот ведмидяка — да! Коняга, башня крепости…Вы еще огрызок ладьи предложите!

— В геральдике есть такая зверушка олень. С вполне конкретным значением. Олень является эмблемой воина, мужского благородства. Особенно популярен олень как эмблема в Англии и Германии. Согласно древнему поверью германских народов, олень способен одним своим запахом отогнать и обратить в бегство змею. И это качество послужило основанием рассматривать оленя как эмблему борьбы со злом, эмблему благородного воина, сильного не столько физической силой, сколько идейной убежденностью, силой духа, своими моральными качествами. Не зря он именуется "благородный олень". Очень, знаете ли, наглядный плевок в сторону гнилой аристократии, — подвёл идеологическую базу под свою позицию Важинский.

— Оленей-тюленей не надо! — как член ЦК Артюхина не могла пропустить мимо ушей такой важный с политической точки зрения вопрос, — Нужна скульптурная композиция, отражающая нашу борьбу за победу коммунизма! Пролетария с молотом например! А лучше рабочего с молотом и колхозницу с серпом! Так будет правильнее!

— Но эмблема должна ещё и отражать принадлежность машины к нашему автозаводу, — вмешался директор Рожков. — Борьбу за наше дело лучше всего будет символизировать бюст, или лучше фигура в полный рост Владимира Ильича, указывающего нам верный путь. И понятно сразу, где такие машины делают.

— Рабочего и колхозницу нельзя. Бюст Ленина — тоже, ибо при аварии — некузяво… — отмёл я начисто идеологию, — Вдруг наша машина, не дай Бог, ребёнка задавит. Что скажут? Что пролетарии, а тем паче, товарищ Ленин людей убивают? Чистый капот — наше всё. Пусть просто будет надпись "ЗИЛ". Машина красива и монументальна, уже сама по себе является символом нашей борьбы к которому не нужно добавлять никакой вычурности.

Тема разговора мне вообще не нравилась, больно уж скользкая. Мало того, что за собой следить приходится, чтобы чего-нибудь не ляпнуть, так положение обязывает и за другими присматривать. Один только Ленин чего стоит! Так и вижу — Ильич в развевающемся пальто с кепкой, зажатой в правой руке, указующей в светлое будущее. А машину, видимо, "Дух коммунизма" назвать надо! Вот теперь стою и думаю, не найдётся ли доброхотов, подметивших, что товарищ Любимов выступил против Ленина.

— С такой точки зрения нужен красноармеец со штыком! Для загранпосольств, чтоб зазевавшихся на переходе буржуев тыкал в задницу! — обсуждение постепенно захватывало всё новых и новых спорщиков, уже собралась приличная толпа рабочих, выдающих, порой не без сарказма, всё новые предложения.

— Высоко получится, так что тыкать красноармеец будет в пузо… — осадил горячих Евдокимов. — К тому же, буржуи обычно ездят, а не пешком дорогу переходят на улицах. Говорю, лучше медведь! Это наше, родное, сразу понятно, чья машина.

— Раз так, то герб СССР ещё понятнее будет! — Артюхина встала на "государственную" позицию, но тут же опять сползла на политику. — А лучше — серп и молот! Или красный флаг! Как символ борьбы трудящихся всего мира!