Здравствуй, сосед!, стр. 22

— Дима, — сказала Лена, — значит, это писало — тоже доказательство?!

— Конечно. И немаловажное! — сказал Дмитрий Николаевич.

А Серёжа так ничего и не сказал. Только посмотрел на Лену, потом на Дмитрия Николаевича, потом опять на Лену, будто видел её первый раз.

21. Дети сапожника

Глава первая

На улице стоял Пеночкин. Стоял и смотрел, как Лена с Дмитрием Николаевичем идут через дорогу к дощатому забору, на котором висит табличка: «Посторонним вход воспрещён!» Лена теперь была не посторонняя и даже нашла замечательное писало с рыбьей головой. «Я бы тоже нашёл», — сказал вчера Пеночкин, когда узнал об этом. Натка сказала: «Подумаешь, какое-то писало». А Пеночкин сказал: «Я бы тоже нашёл, — и, шмыгнув носом, добавил: — Если бы меня пустили туда».

Теперь, проходя мимо Пеночкина, Лена сказала:

— Привет!

— Привет, — мрачно буркнул Пеночкин.

Пеночкин сам был виноват. Если бы он тогда не дразнился и не кидался колючками, может, они бы вместе попали в тот день на раскоп. И всё-таки… «Всё-таки это нехорошо, когда двое куда-то идут, а третий стоит и завистливо смотрит им вслед», — подумала Лена. Она оглянулась. Пеночкин всё стоял и смотрел. И тогда Лена сказала:

— Дима, а можно, Пеночкин с нами тоже пойдёт?

— Пеночкин? — переспросил Дмитрий Николаевич.

Лена подумала, сейчас он спросит: «А кто такой этот Пеночкин, как он учится?» Потому что взрослые почему-то всегда спрашивают, «как учится», как будто это самое главное в человеке. Но Дмитрий Николаевич ничего не спросил. Покосился сверху вниз на Лену и разрешил:

— Ладно, пусть идёт.

— Пеночкин! Если хочешь, иди с нами! — крикнула Лена, и Пеночкин радостно заскакал по улице, догоняя их.

В котловане Дмитрий Николаевич сразу же заторопился куда-то по своим делам. Лена опасливо посмотрела туда, где стоял стол Натальи Ивановны, и обрадовалась — Натальи Ивановны не было. И они с Пеночкиным без всяких помех отправились в домик сапожника. Синькова уже сидела на своём месте и просеивала землю. Лена поздоровалась с ней. Пеночкин шмыгнул носом и тоже поздоровался. Синькова посмотрела на Лену и на Пеночкина и сказала:

— Здравствуйте, здравствуйте. — А потом спросила: — Это что же, ещё один помощник явился?

Пеночкин ничего не сказал. А Лена сказала:

— Да!

Пеночкин хоть и хвалился, что найдёт, если его пустят, но не нашёл. А Лена опять нашла. В этот раз она нашла птичку. И вот с этой самой птички всё началось. Так, по крайней мере, мне кажется теперь.

Птичка была неказиста на вид. Вся какая-то облезлая, со всех сторон оббитая, грязно-рыжего цвета. Сделана она была из глины. Это Лена и сама догадалась. Она держала птичку на чёрной от земли ладошке, и её переполняла такая радость, что хотелось завизжать или запрыгать. Но она не прыгала и не визжала, потому что не знала, можно ли визжать и прыгать на раскопе. Она только ойкнула, и то не очень громко:

— Ой, смотрите!

Синькова и Пеночкин сразу поднялись и стали смотреть. И тут вдруг Лена испугалась, что Пеночкину может не понравиться эта птичка, как сначала ей самой не понравились похожие на старые тапочки замечательные поршни, которые шил сапожник в этом самом домике. Но тут на помощь Лене пришла Синькова. Она взяла птичку из рук Лены и осторожно стала обметать с неё кисточкой землю, а потом сказала:

— В прекрасной сохранности!..

А потом ещё сказала:

— Ну и глазастая девица! Прямо под землёй видит! Быть тебе археологом! Ну, пошли к Наталье Ивановне! Зарегистрируем твою находку.

Так в журнале Натальи Ивановны появилась новая запись.

«Керамика. Детская игрушка. Птичка-свистулька». Что эта глиняная птичка является свистулькой, определил Дмитрий Николаевич. На спине у птички была маленькая дырочка. Лена видела её, но не обратила внимания. А Дмитрий Николаевич обратил. Он поднёс птичку к губам, подул, и птичка тоненько засвистела.

— Если в эту дырочку бросить сухую горошину, птичка будет выводить трель, что твой соловей, — сказал Дмитрий Николаевич. А потом показал две едва приметные цветные полосочки на птичьем хвосте: одну — красную, другую — синюю. Да ещё маленькое синее пятнышко на грудке.

— Наверное, раньше птичка была покрашена? — догадалась Лена.

— Да. Была расписана яркими красками, — подтвердил Дмитрий Николаевич.

— А мне, Дима, можно посвистеть? — спросила Лена.

Дмитрий Николаевич огляделся по сторонам — наверное, смотрел, нет ли поблизости Натальи Ивановны.

— Ладно, свисти. На то и свистулька, чтобы свистеть. Только не очень громко.

Лена посвистела, а потом дала посвистеть Пеночкину.

С этой птички-свистульки всё и началось.

Лена спросила:

— Дима, а у сапожника был мальчик или девочка?

— Какой ещё мальчик? — спросил Дмитрий Николаевич. — И какая девочка?

— Ну, дети сапожника.

— А почему ты думаешь, что у сапожника были дети?

— А игрушки? Что же, сапожник сам свистел в свистульку? И тем кожаным мячиком тоже сам играл?

Лене вдруг очень захотелось, чтобы у сапожника были дети — мальчик и девочка. И в мячик свой кожаный играли, и в птичку-свистульку свистели, и чашку с синими цветочками разбили тоже они. Баловались и уронили.

Лене казалось, что она давно уже знакома с сапожником, и с его женой, и с ребятами. Теперь она бы их непременно узнала, если бы встретила на улице. Особенно мальчишку — такой белобрысый и весёлый.

22. Леший

Рассказ десятый

Сегодня Алёна, как воротилась из школы, сразу же села за прялку.

Летом кажется: зимы никогда и не будет. И думать не хочется о зиме. Но надо. Не зря говорят: «Запасай сани летом!» Летом стригут овец, и шерсть на торгу дешёвая. Купили Алёна с мамой полмешка шерсти. Напрядут пряжи, а потом будут вязать чулки и рукавицы, тёплые платки на голову. Правда, мама в последнее время часто прихварывает и долго прясть не может. Зато Алёна, Алёна уж постарается.

Наверное, много пряжи напряла бы в этот день Алёна, но едва принялась она за работу, на крыльце послышались торопливые шаги, и, распахнув двери, в избу влетела Оля. Закричала громким голосом:

— Алёна! Алёна! Идём в лес!

Алёна сердито замахала на Олю руками. Та испуганно прикрыла ладошкой рот, покосилась на Алёнину мать, заворочавшуюся на лавке, и зашептала:

— Пойдёшь? Все идут: и Мирослава, и Василина, и наша Зорька, и Глеб. Сыроеда говорит, уже земляная ягода поспела. Она ещё вчера большой туесок принесла.

Алёна посмотрела на мать. Спит. Ну и хорошо. Пусть поспит подольше. Сон, говорят, болезни прогоняет. А Алёна сходит за земляными ягодами. Может, мать их в охотку поест.

Алёна быстро отыскала в сенях туесок, прихватила и лукошко для грибов. Когда они с Олей вышли, все уже были в сборе. Не было только Вишены с Борисом. И Кукша, конечно, не пошла. Но Кукша с Борисом никогда не ходят ни за ягодами, ни за грибами. А зачем им ходить? Ещё с утра пораньше снарядила Ратиборова ключница в лес холопок. Велела каждой набрать полный кузовок земляных ягод. Утром к завтраку на боярский стол уже подавали земляные ягоды с мёдом и сливками.

А вот Мстиша очень хотела пойти, но её с собой не взяли. Надо же кому-нибудь остаться дома с Любавой.

— До свидания! До свидания! — помахала Оля рукой на прощанье маленькой Любаве, которая, держась за сестрин подол, несмело ступала босыми ножками.

Мстиша любит Любаву, но теперь она, утирая рукавом слёзы, сердито смотрела на сестрёнку. Алёна жалела Мстишу. Конечно же, ей обидно оставаться дома. Любава споткнулась, ушибла ножку и захныкала. Мстиша, осердясь, ещё и наподдала ей. За что и сама получила тумака от Оли.

— Не в последний раз идём. Земляная ягода только начинается, — сказал Глеб Мстише и заторопил: — Ну, пошли поскорей.

Спустились по улице Добрыни к Волхову и пошли берегом. Впереди Глеб, за ним поодаль Мирослава, Василина и Зорька. Когда нету Кукши, и Мирослава и Василина разговаривают с Зорькой по-доброму. Это они при Кукше выхваляются и важничают. Думают, она тогда с ними дружить станет.