Рыцари, стр. 27

— Прекрати сейчас же! — Этот приказ был произнесен почти с мольбой.

Дэйн откусил сыра, потом долго и тщательно жевал его.

— Это ведь тот самый стул, — продолжал он безжалостно, — возле которого ты стояла, задрав ногу, а я…

— Да! — вспыхнув, воскликнула Глориана. — Да, будь ты проклят, это тот самый стул! Зачем ты унижаешь меня?

Выражение лица Кенбрука смягчилось.

— Хороший вопрос, — сказал он. — Наверное, мне стоит вновь ублажить тебя, моя дорогая жена, чтобы вернуть твое расположение. По крайней мере, тогда ты н е сможешь поносить меня, пока не придешь в сознание.

Глориана опустила глаза, испытывая унижение оттого, что даже сейчас готова покориться ему.

— Я признаю, — сказала она тихо, — что никогда не знала таких наслаждений, которые ты дал мне. Но позволь мне напомнить, однако, что мое тело принадлежит только мне. Муж или не муж — ты не имеешь на него никаких прав.

Дэйн молчал. Наконец Глориана подняла на него глаза. Кончиком ножа он подцепил кусок хлеба и отправил его себе в рот. Этот жест заставил Глориану возбужденно заерзать на стуле.

— Я отступлю перед неизбежным, — сказал он. — Я буду любить тебя, Глориана. Расчет Гарета оказался верным: долго так продолжаться не может. Еще пара таких ночей, как вчера, и я сломаюсь.

— Ты собираешься силой взять меня?

Дэйн отрезал еще хлеба и съел его. Он немного помолчал, чтобы подразнить ее.

— Мне не придется принуждать тебя, Глориана, — снисходительно сказал он. — Ты очень темпераментная штучка. Я могу пробудить в тебе желание даже не прикоснувшись.

Глориана понимала, что он прав, но его самоуверенность вывела ее из себя.

— Не так уж вы неотразимы, сэр, как думаете.

Кенбрук улыбнулся.

— Вчера ночью я только начал знакомить тебя с чувственными удовольствиями, — сказал он. В его голосе слышалась томность и чувственность, а слова подействовали на Глориану, как заклятье.

Она попыталась взять себя в руки, но чувствовала, что под его взглядом вновь теряет контроль над собой. Она выпрямилась на стуле и смотрела сквозь Кенбрука, будто он был прозрачным, как стекло. Она приказывала себе не видеть, не слышать, не чувствовать.

Своим низким хриплым голосом, он стал говорить о наслаждениях плоти. Он будет возбуждать, дразнить ее, доведет до чувственного экстаза и, отказав в удовлетворении желания, начнет все сначала. Дэйн знал, что она будет шептать ему в забытьи страсти и какие слова сорвутся с его уст. Он рассказывал о том, как станет ласкать ее разгоряченное тело.

Глориана сидела не шелохнувшись, прямая, как натянутая струна.

А Дэйн продолжал рисовать перед ней восхитительные картины, такие эротичные, что кровь быстрее заструилась у нее по жилам. Он продолжал говорить и говорить, медленно, тихо, пока Глориана не покачнулась на стуле. Она чувствовала, что огонь желания пожирает ее плоть. Сейчас она хотела его в сто, нет, в тысячу раз сильнее, чем предыдущей ночью.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем услышала, как он зовет ее.

— Иди сюда, Глориана, — сказал он тихо.

Глориана поднялась и, полностью отдавая себе отчет в своих действиях, направилась к Кенбруку.

Не сказав больше ни слова, не вставая со стула, Дэйн кончиком ножа разрезал шнурок ее корсажа. Платье Глорианы распахнулось. Легким движением руки Кенбрук сбросил его с плеч девушки, и платье мягко скользнуло к ее ногам. Теперь она стояла перед Дэйном полностью обнаженная, не считая тоненькой льняной сорочки.

Воткнув нож в дерево стола, Дэйн кончиками пальцев нежно дотронулся до ее сосков. Лицо его при этом выражало не радость победителя, а восторг пилигрима, достигшего наконец Святой Земли.

— А что мне делать с твоей рубашкой? — спросил он хрипло, сжимая тонкую ткань. — Что ты хочешь, чтобы я сделал с этим, Глориана?

— Сорви ее, — прошептала она.

Как истинный джентльмен, Кенбрук подчинился.

ГЛАВА 8

Если бы Кенбрук не сидел на стуле, он, вероятно, не удержался бы на ногах при виде прекрасного обнаженного тела Глорианы. В этот момент вся жизнь пронеслась у него перед глазами, будто разноцветные картинки в ярмарочном балагане. Глориана молча стояла перед ним.

Он неразборчиво пробормотал какую-то бессмысленную фразу, потом нагнулся, поднял с пола тонкую ночную сорочку, которую по просьбе Глорианы сам сорвал с нее и кинул ее Глориане.

— Оденься, — приказал он хрипло. Глориана прижала сорочку к груди, глядя на Дэйна полными непонимания и обиды глазами. Он встал и повернулся к ней спиной.

— Что случилось? — спросила Глориана. Дэйн подошел к корзинкам с провизией, достал большой кувшин с вином и валил себе выпить. У напитка был какой-то странный привкус, хотя вино и должно было показаться безвкусным по сравнению с тем, что он пробовал во Франции и Италии.

— Я передумал, — сказал он, оборачиваясь к ней, держа в руках чашу с вином.

Это было самое обидное из всех его заявлений.

Яркий румянец залил ее побледневшее лицо.

— Если ты хотел унизить меня, — сказала Глориана, — то тебе это удалось.

Кенбрук выпил глоток вина, нахмурился и отставил кубок.

— Сейчас мне ничего так не хочется, как только уложить тебя в постель и сделать своей — отныне и навсегда. Но сейчас не самый удачный момент для этого, поэтому я попытаюсь сдерживать свои животные страсти, покуда на это хватит моих сил.

Ее прекрасные сверкающие глаза расширились от удивления.

— Я не понимаю.

— Уверен в этом, — ответил Кенбрук, — и не виню тебя. Я и сам только что сделал это открытие. Хотя подозреваю, что мысль о тебе сидела у меня в голове с тех пор, как я вновь вернулся в Хэдлей и увидел тебя во всем блеске твоей юной, только что раскрывшей свои лепестки женственности.

Глориана молча смотрела на Дэйна, не зная, как расценивать его слова. При виде обиды в ее глазах у него заныло сердце. Дэйн шагнул к ней, желая утешить и все объяснить, но вдруг споткнулся. До того ясный взор затуманился, он ничего не видел перед собой, в глазах плясали разноцветные круги. Наверное, подумал он, рана была куда серьезнее, чем казалось. Дрожащей рукой он притронулся к затылку. Сделав еще один шаг, Дэйн покачнулся и упал, и тьма поглотила его сознание.

Глориана в ужасе глядела, как Кенбрук во весь рост растянулся на деревянном полу. Прежде чем она успела сообразить, что делать, Глориана уже стояла перед ним на коленях. Она позвала его, но Дэйн лишь простонал в ответ, не открывая глаз.

Запаниковав, Глориана вновь позвала его, встряхнула за плечи, но он не произнес ни слова. Глориана вскочила, принесла воды и протерла ему лоб, но Дэйн даже не пошевелился. Наконец, отчаявшись привести его в сознание, Глориана попыталась приподнять его, чтобы дотащить до кровати, но он был таким тяжелым, что ей не удалось даже сдвинуть его с места.

Слезы брызнули у нее из глаз, Глориана кинулась к постели за подушкой и одеялом.

— Дэйн! — воскликнула она, слегка похлопывая его по щекам.

Он тихонько вздохнул.

Со стороны двери послышался слабый шум, и Глориана поняла, что это вернулся Гарет и что он вот-вот войдет. Она бросилась за занавес и поспешила натянуть простое коричневое платье, не позаботившись о том, чтобы надеть рубашку.

— Гарет, быстрее! — крикнула она. — С Дэйном что-то случилось!

Щелкнул замок, дверь отворилась, и вошли двое людей Гарета. Они встревоженно посмотрели по сторонам, очевидно, ожидая какого-то подвоха. Увидев Кенбрука, лежащего на полу без сознания, один из них удовлетворенно хмыкнул.

— Все в порядке, ваша милость, — крикнул он через плечо. — Трюк удался, лорд Кенбрук прилег немного отдохнуть.

Глориана стояла рядом с Дэйном, сжав кулаки и едва не задыхаясь от ярости. Конечно же, дело было в вине, подумала Глориана. Она вспомнила, что Кенбрук пил его перед тем, как потерять сознание. В тот кувшин было всыпано снотворное. Это было сделано с расчетом усыпить ее мужа, чтобы они могли без боязни войти в их темницу.