Валентин свистит в травинку, стр. 8

— Нет! — произнесла она вслух и упрямо тряхнула головой, — Нет, не буду спать! Я должна его искать, пока не найду.

Она свернула в ближайшую улицу — это была Гороховая, — остановила машину у маленькой гостиницы и зашла в прихожую:

— Скажите, пожалуйста…

— Да присядьте, прошу вас, фрейлейн! — Фрау Эзенбек провела её в столовую и жестом пригласила выбрать место. — Может быть, здесь или там, у окна?

Матильда в полком изнеможении опустилась на первый попавшийся стул:

— Скажите, пожалуйста…

— У вас очень утомлённый вид, — сказала фрау Эзенбек. — Сейчас я вам принесу горячий кофе и бутерброд.

Когда она вернулась с подносом, Матильда уже спала. Она опустила голову на стол и дышала неслышно и легко, как котёнок.

— Пусть спит, — сказала фрау Эзенбек и вышла на цыпочках.

Прощание с фрау Сундук и с Хапами

— Сперва я на вас страшно сердилась, господин Валентин, — сказала фрау Сундук. — Ну, посудите сами: если человек может с лёгкостью высвистеть холодильники, меха и белоснежные автомобили, то почему он просит у меня чашку липового чая?

— И всё же вы всю ночь напролёт отпаивали меня всевозможными лекарствами, — с удивлением заметил Валентин.

— И каждый час меняли ему компрессы, — добавила Лоттхен.

— Вы вдруг совершенно изменились, а почему, я всё ещё не могу понять, — сказал Валентин.

— Да я и сама не понимаю, — призналась фрау Сундук и поглядела на паутину, которая свисала с потолка. — Может, потому, что я вдруг оказалась кому-то нужна. До сих пор такого не случалось, во всяком случае, я этого не замечала. А когда я убедилась, что вам и в самом деле плохо…

Фрау Сундук умолкла и стала заплетать из бахромы скатерти косичку.

— Когда не о ком заботиться, — сказала она, помолчав, — то думаешь только о самой себе. Оттого, наверно, я и бываю иногда злой.

— Да что вы, что вы, фрау Сундук, зачем вы преувеличиваете?

— Сегодня фрау Сундук нравится мне куда больше, чем вчера, — прошептала Лоттхен. — Давай отсвисти нас скорее назад в Рингельсбрун, а то она опять изменится и снова начнёт чего-нибудь требовать.

— Мне и в самом деле хотелось бы произвести один обмен, — призналась фрау Сундук. — Что мне делать со спиннимгом! Нельзя ли вас попросить обменять его на двадцатитомный словарь? Ребёнку нужно давать толковые ответы, а разве я могу положиться на профессора, который всего лишь выдумка?

Она порылась в кармане передника — наверное, в поисках травинки, — вместо этого вытащила заколку, открывалку для бутылок, пилочку для ногтей и несколько английских булавок.

— Не беспокойтесь, фрау Сундук. Нам ведь всё равно надо пройти через ваш садик, — сказал Валентин. — Надеюсь, ваша злая кусачая собака разрешит нам сорвать на лужайке травинку.

— Злая? Кусачая? Да что вы! — Фрау Сундук только всплеснула руками. — Она кроткая, как овечка. Я могла бы вам показать, как деликатно она берёт у меня с ладони пышку, но мне не хочется её будить. Она сейчас так крепко спит в моём плетёном кресле на веранде.

— Постараемся не шуметь, — сказал Валентин. — Пошли, Лоттхен! — Он вежливо поклонился. — Всего вам доброго, фрау Сундук.

— И вам также, — сказала фрау Сундук уже своим прежним брюзжащим тоном. — Учтите: если стиральная машина забарахлит, я пошлю вам открытку в Рингельсбрун.

Валентин был рад, что она не требует ни серебристых тополей, ни голубых качелей, и, схватив Лоттхен за руку, побежал вниз по лестнице.

— Словарь!.. Двадцатитомный словарь! — кричала им вслед из кухонного окна фрау Сундук, увидев, что Валентин сорвал травинку. — И чтобы побольше картинок! Старое издание мне не нужно! Чтобы там было написано и про ракеты, и про полёты на Луну, и про космонавтов!

Раздался ужасающий свист.

Фрау Сундук зажала уши руками и отпрянула от окна.

В саду Хапов заскулила собака.

— Разве можно так пугать собаку! — с упрёком крикнула фрау Хап через забор. — Видите, она в страхе заползла под куст сирени.

— Ну, а вы-то как? Довольны? — спросил Валентин.

— Сами не знаем, — ответила фрау Хап. — Мы как раз только что говорили об этом с мужем.

— Да, — подтвердил господин Хап. — Мы теперь день и ночь ломаем себе голову, не упустили ли мы чего…

— Пошли скорее, Лоттхен, — сказал Валентин, — а то вдруг выяснится, что им не хватает вертолёта, или своей обсерватории, или золотого колпака для сыра.

— Стойте! — крикнул им вдогонку господин Хап. — Я, кажется, понял, чего нам теперь не хватает. Нам не хватает желаний. Как мы теперь будем жить без желаний?..

— Нам не о чем мечтать! — добавила фрау Хап. — Ведь мы всегда мечтали о какой-нибудь вещи, тосковали по ней, без этого наша жизнь будет пуста. Мы жили надеждой, что все наши желания когда-нибудь сбудутся.

Валентин покачал головой:

— Тут я бессилен вам помочь. Но, может быть, у Ульрики есть какое-нибудь желание?

Ульрика прыгала по дорожке.

— Я хочу лепить куличики из песочка! — напевала она тихонько. — Хочу лепить куличики, лепить куличики!

— А может быть, Ульрика хочет, чтобы мы с ней поиграли? — прошептала фрау Хап мужу. — Как ты думаешь?

— Ты права, — шёпотом ответил господин Хап.

Валентин облегчённо вздохнул.

— Пошли, Лоттхен, здесь мы больше не нужны.

— Наконец-то! — сказала Лоттхен.

Господин Торелли, ученики художественной школы и другие

Они долго гуляли по улицам.

— Ты устала, Лоттхен? — спросил Валентин и похлопал по карману своей куртки. — Травинка ещё не увяла. Может, тебе больше не хочется бродить со мной по Люкенбрюку? Тогда я тебя отпущу.

— Нет, спасибо, — кротко сказала Лоттхен. — Здесь такой чудесный воздух! Он пахнет бабочками.

— Я рад, что ты гуляешь со мной, — сказал Валентин. — Твои шаги звенят, как дождевые капли. Как дождевые капли, когда они медленно падают с персикового дерева.

— Ты вспомнил персиковые деревья у нас в Рингельсбруне, да, Валентин?

— Да, — признался он.

И тут они увидели господина Торелли. Он шёл им навстречу и катил перед собой огромный камень.

— Добрый день! — хором сказали Валентин и Лоттхен.

Валентину была неприятна встреча с господином Торелли, поэтому он поздоровался с ним очень тихо.

— Добрый день, — ответил господин Торелли, тяжело дыша. — Поглядите, пожалуйста, на этот великолепный камень. Прокатить такую глыбу через весь город — это чего-нибудь да стоит. Я просто в восторге оттого, что могу сдвинуть его с места! При этом мне кажется, что я работаю. А как прекрасно, наверно, делать настоящую работу! Ну, скажем, строить мост через реку или там запруду, в общем что-то, чем можно гордиться.

Господин Торелли стёр рукавом пот со лба и покатил свой камень дальше.

— Он сказал как будто что-то насчёт запруды? — И Валентин в растерянности почесал затылок.

— Идём, — сказала Лоттхен. — Этот уж точно не хочет, чтобы ты ему помог.

Маленькими затенёнными уличками они вышли на большую, залитую солнцем площадь.

Там на прежнем месте сидели на складных стульчиках ученики художественной школы Венцель и Фердинанд. Они были так углублены в свою работу, что едва ли заметили Валентина и Лоттхен.

— Ну, как у вас идут дела? — спросил Валентин. — По скольку листов вы уже испортили?

— Пока только по три, — ответил Венцель.

— И многому научились, — добавил Фердинанд, — уже удаётся немного передать на бумаге то настроение, которое исходит от этих старых домов с фронтонами.

— Но ведь только немного?

— А завтра мы продолжим, — объяснил Венцель.

— В конце концов мы добьёмся, чего хотим: будет и сходство и настроение, — подтвердил Фердинанд.

К памятнику Бобржинского была прислонена стремянка. На ней стоял человек и большой щёткой мыл голову знаменитого скрипача.