Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник., стр. 111

 — Сразу, как охотники уедут, достану динамиту и пробью такую дырищу, что и слон пролезет.

Утром Роза шла в обход стены и лишилась работы. Встала она в половине шестого, но как на грех заболел Эль-Негрито, и она не хотела его оставлять, пока дядюшка Тио, когда-то работавший на «скорой помощи», не посмотрит ребенка. Она вышла из дому в семь часов и лишь после восьми дошла к Сеньоре. «Ты безалаберная, — сказала Сеньора. — Я не люблю таких ненадежных». — И еще сказала, что нашла и другие недостатки в Розиной работе, и захлопнула перед ее носом дверь. Роза уставилась на дверь, потом плюнула на нее, наслав проклятье, как учила мать, хоть и знала — это впустую, ведь нет у нее той силы, что у матери.

Поздно вечером, когда Роза готовила тесто, в лавке появился Эль-Негро. Роза вздрогнула в испуге, она ведь ни его джипа, ни его шагов не услышала. Он подошел бесшумно, как индеец. Роза вскочила. Прижала руку к груди, сердце ее гулко стучало. Обычно он приезжал с таким шумом, обычно его за милю слыхать.

Не сказав ни слова, он двинулся в заднюю комнату, и все кружил по ней, кружил. На ходу он грохал кулаком по дверцам шкафов, по прилавку, по столам. Роза попятилась.

 — Ты пьяный, — сказала она. Роза видела: он еще пьянее, чем вчера.

 — Я заберу Эль-Негрито, — сказал он, подступая к ней все ближе, а она пятилась от него. На прилавке лежал нож, и Роза шаг за шагом к нему приближалась. Закричал ребенок, личико его посинело. Эль-Негро бахнул кулаком в стенку, в шкаф. Двинулся к прилавку, где теперь стояла Роза. Не поворачиваясь, она нашарила за спиной нож. Выставив его вперед, Роза молча смотрела на Эль-Негро. И вдруг он упал головой на прилавок и разрыдался. Он всхлипывал громко, тяжело, содрогаясь всем телом, и, когда Розе показалось, что он утих, зарыдал еще отчаяннее. Роза взяла на руки ребенка и пошла к нему: теперь он плакал тихо, с открытым ртом, так что похоже было — он смеется и от этого странного беззвучного смеха по щекам у него катятся слезы. Роза подошла к нему, обхватила его голову, прижала к себе.

 — Я бы малыша не забрал, — бормотал он сквозь рыдания, — но ты меня с ума сводишь.

Она хотела сказать: ты же не приходил, когда я так желала тебя; сказать: тебя же не было, когда ты был мне так нужен. Но вот он плачет у нее на груди, и Роза отогнала эти мысли. Она вдруг поняла — он снова ей нужен, но не так, как прежде, когда она, желая его, не могла уснуть, а по-другому: хотелось сидеть с ним у большого костра, чувствовать, что он рядом.

 — Сразу, как уедут охотники, — сказал он, — я взорву стену.

Он здорово управлялся с динамитом.

Перед самым восходом солнца высокий мужчина-огонь, которого мучили беспокойные сны, заслышав шорох, спросонья пальнул в Зверолова, когда тот возвращался на стоянку, и ранил его в плечо. А коренастый, не желая неприятностей с властями, сунул парню денег в карман рубашки, взял его машину, и они укатили к границе. Весь долгий день раненый тащился с гор пешком к домишку Долорес Гремучей. Он вошел, шатаясь, и она вскрикнула так же отчаянно, как в тот миг, когда узнала о гибели старшего сына, и нипочем нельзя было ее убедить, что смерть Зверолову не грозит.

Когда Роза вернулась домой после девяти, она увидела, что доктор, у которого лечились все жители Сан-Рафаэля, промывает Эль-Негро рану, а у плиты стоит мать и варит целебные травы и по щекам ее текут слезы. А Эль-Негрито мирно спит в своей кроватке. Первое, о чем ей подумалось, — у дома не видно машины, и она сразу поняла, что джипа больше нет. Ходить теперь ей кружным путем весь век. Потом с недоумением подумала: ведь предсказанье матери почти сбылось. И еще она подумала, что сама не знает, чего хочет, и от этого пришла в ярость. Не знает она, нужен он ей или нет. Вчера был нужен, а нынче вдруг сама не знает. Но она не хочет, чтобы он умер, это она точно знает. Роза подошла к постели; раненый тяжело дышал. Она потрогала его и, убедившись, что он останется жив, ринулась к двери. На ходу она крикнула:

 — Что ж ты не взорвал ее, как обещался?

И Эль-Негро опять заплакал.

Роза шла по дороге, пока не дошла до лачуги дядюшки Тио. Старик сидел у входа, положив голову на стол, он был пьян, и она вытащила из-под стола кувалду и заспешила по дороге, проворно переступая по булыжинам, волоча за собой тяжелую кувалду.

Она остановилась у замурованного прохода. Новая кладка проступала в стене бледным неровным пятном. Сперва Розе почудилось: это дама, разодетая для поездки в церковь или на прогулку. Потом — это жокей гонит лошадь на финише. Она осторожно перебрала пальцами по стеклам, как по клавишам пианино, точно собиралась заиграть. Потом обеими руками взметнула над головой кувалду и грохнула об стену. Мелкие осколки стекла так и брызнули во все стороны, словно стая мальков в темной воде. Зажмурившись, Роза ударила еще раз. Она била по острым краям стекол, дробила их в мелкий песок. Она их крушила, как Эль-Негро крушил вчера тесто, и это давалось ей так же легко. Заслышав шум, обитатели Риодоро подходили к окнам, но никто не осмелился выйти посмотреть, что же там творится. Им видны были только взмахи кувалдой и блестки летящих осколков. А Роза не унималась. Покончив со стеклами, принялась за камни. Она видела, что из окон на нее смотрят чьи-то мрачные лица, но не узнавала их. Вышибла один камень, другой. И наконец пробила дыру, в которую мог бы пролезть ребенок. И успокоилась. Эль-Негро закончит. Она теперь знает, чего хочет, он теперь на месте, он это для нее сделает. Она с ним справилась, как справилась со стеной.

Роза устала, она медленно поднималась в гору, волоча кувалду, а та подскакивала на камнях мостовой. И вдруг она замерла, услышав какой-то посторонний шум. За ней гонятся, мелькнуло в голове, сейчас нападут, она всегда боялась, что ее подкараулят и нападут из-за угла. Наверно, кто-то пролез в дыру, которую она проломила в стене. Оглянулась — никого. Пошла дальше, и опять послышались те же звуки — ну да, ее преследуют! Роза обернулась, стиснула кувалду — сейчас она им задаст, кто бы там ни был, — и увидела, что следом за нею по темной дороге деловито семенит Петуния. Из своих красивых окон жители Риодоро глядели на свинью. Говорят, свиньи умны, а эта, как видно, узнала то ли кувалду, то ли Розу и догнала ее, и остаток пути в гору они прошли вместе.

Дэнни Сантьяго

Личность

Я — Чато, Чато де Шемрок, из восточного пригорода Лос-Анджелеса, и мне хочется вам сказать, что сегодня большой день в моей жизни. Сегодня я бросил школу и пошел в писатели. Я пишу на оградах, домах — на всем, что подвернется. Пишу свое имя, но совсем не то, что досталось мне от отца. Ничего не желаю от него брать! Я пишу «Чато», то есть «Кошачья морда», потому что у меня, как у кошки, приплюснутый нос. Слово мексиканское, но я и есть мексиканец и не стыжусь этого. Язык мой мне тоже нравится. Куда лучше английского, когда хочешь высказать, что на душе. Но лучше всего — немецкий. Здорово звучит! Когда-нибудь обязательно его выучу.

После «Чато» я пишу «де Шемрок». Так зовется улица, где мы живем, и заодно наша компания, да только сейчас никого из ребят не осталось. Горилла сел, Черныш подался во флот — любит плавать, остальные переехали кто куда вместе с родителями. У меня сохранился только наш арсенал. Он зарыт под курятником, и я его иногда выкапываю от нечего делать. Тут велосипедные цепи, кастеты, дубинки и даже два самодельных пистолета — стреляют настоящими пулями, правда не очень точно. Прежде к нам никто не смел сунуться. А теперь я остался один.

Так вот, день начался как всегда. Вода в туалете ревет, что твой гоночный автомобиль. Отец кашляет, сплевывает раз двадцать и орет, что, мол, уже полседьмого. А я ему ору, что бросаю школу. У меня всегда так: раз — и решил.

 — Что, уже не хочешь идти в адвокаты, чтобы защищать мексиканский народ? — спрашивает он по-испански. Считает себя шибко остроумным. Ладно, в следующий раз ни слова не услышит о моих планах.