Последняя семья, стр. 46
– Мне нужно работать. Вам, полагаю, тоже.
Шерри двинулась к выходу, но на полпути остановилась и оглянулась.
– Мне уйти? Я уволена?
– Нет, вы не уволены. Только займитесь чем-нибудь полезным. Не стоит тратить время впустую, размышляя... обо мне. – Последние слова Пол произнес едва слышно.
– Простите, если я вас чем-нибудь обидела. Иногда я слишком даю волю любопытству, и оно меня далеко заводит.
– Ничего. Я сам напросился. Но лучше давайте все-таки закроем эту тему, чтобы к ней не возвращаться. – Он поднял голову и захлопнул папку. – У меня к вам две просьбы. Во-первых, не пытайтесь меня анализировать, потому что вы не имеете представления ни о том, что произошло в моей жизни, ни о том, что я чувствую, о чем думаю. И, во-вторых, продолжайте так же хорошо работать.
Шерри улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она. И добавила: – Простите.
Мастерсон хотел сказать совсем другое. «Мне очень одиноко сейчас. Мне нужно общество. Ненадолго. Я хотел бы...»
После ухода Шерри он полчаса простоял у окна, глядя на раскинувшийся внизу город. «Сколько дней я уже не пью таблетки?» Пол знал причину своей забывчивости. Он снова оказался в седле и подсознательно решил, что лекарства ему не нужны.
Пол подумал о причинах припадка. Он пришел в ярость и сейчас жалел о том, что наговорил сыну, а главное, о тоне, который себе позволил. Но это и к лучшему, решил он. Пусть ребенок забудет его. Он не мог бы сейчас отправиться в Новый Орлеан, даже если бы захотел. Время еще не пришло. «Скоро, уже очень скоро мы встретимся с тобой, Мартин Флетчер».
Глава 26
– Так что он сделал? – вскричала Лаура, воззрившись на сына. Реб сидел угрюмый, с упрямо поджатыми губами, и всем своим видом демонстрировал, что не намерен принимать чьи бы то ни было упреки. Лицо его горело, в глазах стояли злые слезы.
– Я ничего не мог поделать, – оправдывался Торн. – Он настаивал на разговоре. Угрожал, что сорвет нам наблюдение.
Реб обиженно выпятил нижнюю губу.
– Если он не сидит больше взаперти в своих горах, как ты говорила, почему мне нельзя с ним поговорить? Он ведь мой отец, разве нет? У него есть телефон. Что я такого сделал?
– Иди наверх, – приказала Лаура. Она не двинулась с места и не произнесла ни слова, пока за Ребом не захлопнулась дверь его комнаты. Эрин стояла в дверях и наблюдала за матерью, склонив голову набок.
– Что, ради всего святого, он наговорил Полу? – спросила наконец Лаура.
– Требовал, чтобы Пол приехал сюда, – ответила за агента дочь. – Назвал папеньку эгоистом. Жаловался, как тяжело расти без отца. По сути, обозвал самовлюбленным засранцем и велел приезжать сейчас или никогда.
– Он так и сказал?
– О, он еще и не такое сказал. Я передала суть. Он говорил с папой, как с провинившимся ребенком.
Лаура улыбнулась.
– Неплохо. А что сказал Пол?
– Понятия не имею. Наверное, бросил трубку.
Когда Лаура поднялась к сыну, тот лежал на кровати лицом к стене, а Волк стоял рядом, уткнувшись мордой в ногу мальчика. Лаура села на край кровати.
– Давай поговорим, сынок, хочешь?
– Нет.
– Ты понимаешь, что поступил неправильно?
Реб повернул голову. Нижняя губа у него дрожала, и он никак не мог с ней справиться.
– Он не любит нас, мама. Почему? – Он сел и разрыдался, уткнувшись ей в плечо. Лаура обняла сына. – Что мы ему сделали? Мы плохо себя вели? Но мы же были маленькими... мы не хотели его злить.
– Реб, вы не сделали ничего плохого, и это неправда, что отец вас не любит. Поверь мне.
– Но он кричал на меня. Кричал так, будто ненавидит всех нас. Он сказал, что мне следовало бы как следует всыпать, что мои выходки могут стоить всем нам жизни, что это не игрушки. Он еще что-то кричал, но я не стал слушать, Он злой, злой. Лучше бы я не звонил. Лучше бы он умер. Жаль, что те бандиты не застрелили его насмерть.
Лаура, как могла, пыталась успокоить сына, но Реб был безутешен. Она никогда еще не видела его в таком состоянии. Лаура решила дать ему выплакаться и вышла из комнаты. В коридоре она столкнулась с Эрин.
– Какого дьявола он о себе воображает?! – заорала Эрин.
– Эрин, выбирай выражения!
– Пошел он к черту!
– Эрин, пожалуйста!
– Если он выглядит, как путало, это не дает ему права так обращаться с Ребом! Мне наплевать, как он ведет себя по отношению ко мне, но я не позволю этой сволочи обижать моего братишку! Как он смеет?!
– Эрин, уверяю тебя, все совсем не так просто.
– Ну и носись со своим слизняком! Жаль, что он схлопотал пулю в свою драгоценную физиономию. – Она смотрела прямо в глаза матери. – Жаль, что его не убили.
– Эрин!
– О, ты ничем не лучше его!
Эрин бросилась к себе в спальню и захлопнула дверь с такой силой, что стены затряслись.
Лаура спустилась в кухню, налила себе большой стакан вина и выпила залпом.
– Торн, – сказала она, обращаясь к оконному стеклу, – сделай одолжение, передай Полу, что мы больше не хотим его видеть. Скажи ему, пусть проваливает обратно в свои горы. Если он еще раз обидит моих детей, я его убью собственными руками.
Лаура забрала бутылку вина в студию и включила погромче музыку, чтобы выплакаться без аудитории.
Эрин была в ярости. Отец перевернул их жизнь вверх тормашками, практически запер их дома, и она отнюдь не испытывала к нему благодарности. Она подумала о новичке, который недавно пришел к ним в класс. Наверное, ей еще никогда не доводилось видеть такого красавчика. Эрик Гарсиа сказал ее подружкам, что она ему нравится. За день до этого они немного поболтали за ленчем. Эрик попросил Эрин о свидании, и при других обстоятельствах она согласилась бы немедленно. Девчонки лопнули бы от зависти. Но ей пришлось отшить Эрика, сославшись на занятость. После школы этот дурацкий агент, Шон Меррин, не отходил от нее ни на шаг. Эрин чувствовала себя идиоткой, неразумным младенцем.
Правда, она оставила себе лазейку, сказав Эрику, что, возможно, выкроит часок на будущей неделе. Теперь Эрин решила натянуть нос своим телохранителям. Она им всем покажет! Надо сунуть Эрику записку и договориться с ним о встрече, а потом она улизнет от Шона Меррина. Ну их всех к чертовой матери!
Глава 27
Под колесами темного «кадиллака» захрустел гравий, ярко-белый свет фар померк и стал оранжевым. Машина выплыла из тумана у разгрузочного пандуса, въехала на причал и остановилась в тени грузового судна. Судно в этот вечер напоминало корабль-призрак: команда покинула его и разбрелась по барам Французского квартала. Фары «кадиллака» погасли; через несколько минут задняя дверца машины открылась, и одинокая фигура в широком непромокаемом плаще шагнула в темноту порта.
Лалло Эстевес держался и выглядел, как подобает настоящему аристократу. Серебряная волнистая грива, тонкие усики и очки в тяжелой черной оправе придавали его облику утонченное благородство. Он носил на пальце кольцо-печатку с древним фамильным гербом, повторяющим рисунок восковой печати на письмах двухсотлетней давности.
Лалло окинул «кадиллак» хозяйским взглядом, зажег светлую доминиканскую сигару от золотой зажигалки, постоял немного и пошел к сходням. Он решил подняться на палубу, полагая, что там, наверху, у него будет более выгодная позиция для наблюдения. Тонкие кожаные подошвы мокасин скользили на мокрых досках, покрытых пятнами мазута и бусинами росы. Лалло поднялся на самый верх и оглядел палубу. Он едва различал в тумане окно рулевой рубки. Там, конечно же, никого не было. Судно принадлежало кофейной компании Лалло, и капитан обещал обеспечить ему полное уединение на эту ночь. Латиноамериканец огляделся, пытаясь определить местонахождение обещанного Спайви снайпера, но потом оставил эту мысль. Какая ему разница?
Десять минут Лалло курил сигару и ждал, внутренне подбираясь при каждом непонятном звуке. Он, как обычно, не взял с собой пистолет. Лалло не любил оружия, хотя в Англии, в колледже, фехтовал и недурно стрелял по глиняным мишеням. Ему никогда не доводилось применять оружие для насилия. Пока существует нищета, всегда найдутся желающие выполнить любое поручение за какую-нибудь безделушку и несколько долларов. Лалло посмотрел на часы. Флетчер опаздывал уже на десять минут.