Ключ от проклятой комнаты, стр. 6
– Впервые вижу, – буркнул Олег Иванович и, осмотрев дверь, принялся выкладывать инструменты.
– Как странно… – Лера озадаченно посмотрела на зажигалку. – Чья же она?
– Когда, говорите, вернется Шосток? – Филиция Павловна улыбалась. Похоже, она узнала все, что хотела.
– После рождественских праздников.
– Так, значит, после праздников я и зайду. – Поддавшись накатившему благодушию, Кондрюкова вздохнула: – Бедная Риточка, какое несчастье. Двух недель не прошло, и вот вам опять… – Заметив, что Лера не понимает, о чем идет речь, Филиция Павловна с увлечением начала рассказывать: – Голубушка, да вы ж ничего не знаете! Конечно, это конфиденциальная информация. Кравченко запретил, но вам я скажу… – Она придвинулась ближе. – Помните Реутова? Высокий такой блондин из рекламного агентства на пятом. Женщинами еще сильно интересовался…
– Конечно, помню.
Филиция Павловна зашептала:
– Умер. Погиб при загадочных обстоятельствах. – Оглянувшись на Олега Ивановича, она продолжила: – Только прошу вас, никому. Кравченко считает, что арендаторам лучше этого не знать.
– Странно. Маша мне ничего не рассказывала.
– Ее дело в приемной сидеть да глазками хлопать.
– Как он погиб?
– Вечером отправился в третий корпус…
– Тот, что сейчас строится? Но зачем?
Филиция Павловна развела руками:
– Вопрос…
Лера взглянула в окно на стройку. Кондрюкова тоже посмотрела туда и драматически прошептала:
– Оступился. Ударился головой. Упал в емкость с бетоном. Там его и нашли. Рабочие заметили торчащую руку. – Филиция Павловна встрепенулась и, направляясь к двери, спросила: – Так, значит, я зайду после праздников?
– Да-да, – ответила Лера.
Глава 5
Здесь не кино
Парикмахерские салоны «Саваста Фьоре» – известный международный бренд, который на протяжении нескольких десятилетий принадлежал одному итальянцу. Как писали в модных журналах, Лукино Саваста Фьоре придумал новую философию парикмахерского искусства: «Естественно – значит модно».
Идея природной красоты волос вдохновила знаменитого парикмахера на использование обычной хны, которая в его арсенале имела множество оттенков. Русские клиентки, которым предлагали окраску волос хной, не догадывались, что «бабушкино средство» с легкой руки Лукино Саваста Фьоре теперь косметический бестселлер.
Чтобы донести новую философию до русских коллег, в московском офисе именитой фирмы проводились непрерывные тренинги парикмахеров. Миланские мастера приезжали вахтовым методом, потому что больше года в Москве не выдерживал ни один из них.
Обучение проходило на специальных манекенах. Чтобы не слишком на них тратиться, хозяйка московской фирмы придумала использовать еще и головы добровольцев. Попасть в их число стремилось все женское население бизнес-центра. Да и кто откажется получить отличную стрижку или окрасить волосы на халяву?»
В тот день в салоне «Саваста Фьоре», как всегда, звучала итальянская музыка. Пел Адриано Челентано. У зеркал работали парикмахерши. Рядом с каждой из них на спинке кресла был закреплен манекен головы с волосами. Между креслами расхаживал Андреа, итальянец лет тридцати. За ним повсюду следовала Ева Полонская. Андреа поочередно оценивал стрижки, которые выполняли стажеры. Остановившись возле рыжей девушки-парикмахера, он что-то произнес по-итальянски.
– Что он сказал? – спросила она.
– Сказал, что слишком большой объем. Нужно выщипать на затылке. – Ева раскрыла журнал и сделала в нем отметку в графе напротив фамилии рыженькой.
Итальянец приблизился к другой парикмахерше. Взглянув на ее работу, сказал по-русски:
– Га-а-авно, – а потом рассерженно направился к двери. – Вадо а сталовая!
– Что на смеси итальянского с русским означало: иду в столовую.
– Значит – двойка, – «перевела» Ева и поставила оценку в журнал. Захлопнув его, она подняла голову и заговорила громко, так, чтобы все слышали:
– Завтра – стажировка на добровольцах! Желающих родственниц или подруг записывать у меня. Есть свободное время. Стрижка, окраска, флэш, шатуш, хна. Все бесплатно.
Сделав объявление, Ева направилась к офисной стойке. За ней проследовала рыжая парикмахерша.
– Можно записать маму?
– Что будем делать? – Ева открыла тетрадь.
– Шатуш и окраска хной.
– Завтра в пятнадцать ноль-ноль. Идет?
– Идет.
Сделав отметку, Ева закрыла тетрадь, но девушка не уходила.
– Еще что-то? – спросила Ева.
– Хотела тебя спросить. Это правда, что Григорий Люсин – твой муж?
– Правда.
– Господи, какая же ты счастливая! – воскликнула девушка. – Он такой лапочка! – Она вдруг побледнела и, глядя на входную дверь, попятилась.
В салон вошел Люсик собственной персоной.
– Почему не на съемках? – Ева обняла мужа и чмокнула его в щеку.
– Сегодня быстро закончили.
– Тогда я тоже уйду пораньше, – Ева потрепала его волосы.
– Не стоит. – Люсик отвел ее руку и, покосившись на парикмахерш, кивнул на диван в дальнем углу салона: – Сядем, нужно поговорить.
Они сели.
– Что-то случилось? – спросила Ева.
– Мне… Ты не знаешь, где та рубашка с высоким воротником?
– В химчистке.
– Завтра у меня интервью на телевидении, в прямом эфире…
– Ты будешь один?
– На четвертом канале… – для чего-то уточнил Люсик.
– Ты будешь один? – переспросила Ева.
– С Рюминой. – Он сунул руку в карман, вытащил оттуда ключи и протянул Еве. – Мне нужен развод. Я ухожу.
– Куда? – Она глупо улыбнулась. – Куда ты уходишь?
– Пока к друзьям, а когда вернусь из Дубая, что-нибудь придумаю.
Продолжая улыбаться, Ева перевела взгляд на ключи в руке Люсика.
– Ты можешь пожить дома… – Постепенно улыбка сползала с ее лица. – Постой, ты сказал, что едешь в Дубай? Значит… ты едешь с Рюминой? – Она вдруг закричала: – Ты уходишь к ней?! Отвечай!!
Музыка смолкла, и в салоне повисла абсолютная тишина. Сбившись в кучку, парикмахерши внимали каждому слову. Оглянувшись на «зрителей», Люсик вдруг закричал высоким, сбивающимся на фальцет голосом:
– Здесь вам не кино!
Он швырнул Еве ключи и выбежал из салона.
Барсукова искала ошибку в бухгалтерской отчетности и не находила. По собственным данным, она сработала «тютелька в тютельку», но по статистике, которую предоставила Голикова, выходило, что Надя нанесла фирме большой ущерб.
Она встала, подошла к двери, раздвинула жалюзи. Через стекло увидела мужа, который, развалившись, сидел в своем кресле. Она любила Сергея, несмотря на то что в последние годы они жили не слишком дружно. Бизнес рос, появились большие деньги, а с ними большие возможности. Пользуясь тем, что жена посвятила себя семье, Сергей все чаще возвращался домой за полночь.
В одну из таких ночей Надя бродила по дому. Зашла в пустую комнату дочери, поправила одеяло и вдруг заплакала, вспомнив: когда-то она верила в то, что Сергей – идеальный мужчина ее жизни.
Утром она потребовала развода. Еще не протрезвевший Сергей был потрясен. В результате долгих переговоров они все же решили сохранить семью на определенных условиях. Надя выдвинула требование, взять ее на работу. На что Сергей согласился, сцепив зубы.
Таким образом, Надя дала понять мужу, что и она далека от идеала и что любая система сил пребывает в равновесии до тех пор, пока действие равно противодействию. А если противодействия нет, то равновесие, увы, невозможно.
Мимо двери прошла Ольга Шалаева, директор магазина «Барсукспецодежды». Заметив Надю, она улыбнулась.
Надя вернулась к столу, села и бездумно уставилась в монитор: на столбики чисел, которые отображали ее трудовую деятельность за прошедший месяц.
«Не могла же я потерять двадцать пять миллионов… Господи… Должно же и мне когда-нибудь повезти…» – думала она, доставая папку с дубликатами отгрузочных документов.
Первый же документ, который она увидела в папке, поверг ее в замешательство. Надя сверилась с таблицей на мониторе. Выронив листок, уткнулась носом в ладони, а когда отняла руки, ее лицо победно сияло.