Поезд в ад, стр. 23

— Засланка вонюцая! — взвыл он. — Смяла мне мой паловозик!

Он начал оглядываться по сторонам, явно выискивая, чем бы ударить, и тут девчушка припустила бежать. Ничего не отыскав, мальчуган бросился за ней с пустыми руками, выкрикивая по-детски шепеляво ругательства и угрозы. Спустя секунду оба скрылись за углом ближайшего деревянного строения.

— Ничего? Мило? — послышался за спиной голос Элис.

Маккензи повернулся; девушка села рядом. — Я про ребятню. Ховика потомство, кто-то мне сказал.

— Как-то даже и неудивительно.

— Да, мне тут женщины о нем порассказали. Мужик еще аховей, чем с виду. Говорят, узнаешь его, поймешь: натурально матерый медведище.

Маккензи раз столкнулся с матерым медведем где-то с год назад возле своей хижины. Зверь напал внезапно, с явным намерением задрать; все содержимое обоймы карабина вобрал в себя, прежде чем свалился с ног. Судя по недавнему знакомству, сравнение с Ховиком было вполне правомерным, хотя и не очень утешительным.

— Эй, Мак, ты извини, что так тебя кинула, правда, — Элис положила ладонь Маккензи на колено. — Просто знаешь, давно уже с краснокожими не тусовалась.

Маккензи кивнул.

— Здесь, похоже, полно индейцев.

— Говорят, здесь с половину индейцы или полукровки. Это, видно, тот парень, Джо Джек, поработал после чумы, собрал молодых индейцев, потерявших семьи. Тут, похоже, многие бахвалятся, врут, сколько в них индейской крови, только все это не моего ума дело. Навахо здесь, кстати, ни одного нет.

На шее у нее Маккензи заметил ожерелье из синих и белых бус — раньше его не было. В косы вплетены были новые красные ленты, и вид у нее был вполне счастливый.

— Слушай, — сказала Элис, обвив Маккензи за пояс, — что скажу. Джудит просила тебя к ним вечером на ужин. Вроде как, понимаешь, посиделки по-домашнему. Думаю, они хотят разузнать о Декере и поезде. — Она скорчила гримасу. — Не возьму в толк, зачем. По мне, так лучше вообще забыть обо все этой чертовщине, и чем скорее, тем лучше.

Генерал Джеймс М. Декер, Главнокомандующий Армии Америки, наблюдал, как выводят и выстраивают вдоль вагона первую пятерку приговоренных. Вот здесь славно продумано, подметил он: следы от пуль будут служить постоянным назиданием остальным заключенным.

Пятерка обреченных плелась, свесив головы; вид совершенно подавленный, никакого присутствия духа. Один, заметил Декер с крайним отвращением, успел уже обмочиться — издали виднелось расползавшееся темное пятно.

— Вам не думается, Ричи, — заметил Декер вполголоса, — что надо иметь мужество, чтоб хотя бы умереть достойно? Скажите капитану Гримшоу приступать.

Последовала частая отмашка сигналов с перекличкой отрывистых команд. Цепь штурмовиков вдоль линии изобразила подобие стойки «смирно». Толпа арестантов, застыв, таращилась.

Гримшоу каркнул команду, и карательный взвод вскинул винтовки. Кто-то в пятерке громко заплакал.

— О Боже, — пробормотал Декер. — Скот, Ричи, просто скот. Неудивительно, что повелевать ими нужны люди, подобные мне.

Последние слова утонули в треске выстрелов. Длительный, неровный залп: огонь велся очередями, что обескуражило Декера — предпочтительнее было бы классически, по пуле на человека; только стрелки, сказать по правде, неважнецкие. Пятеро медленно осели, извиваясь и подергиваясь; над телами открылась стена в кровавых пятнах.

Подошел рыжий коротышка-солдат, оглядел лежащих и сказал что-то капитану. Гримшоу, приблизившись, поглядел сверху вниз, кивнул и потянулся к кобуре; грохнул выстрел, и последнее тело затихло.

Когда эту пятерку уволокли и сложили возле другой, уже лежавшей возле насыпи, Декер сказал адъютанту:

— Ну что, Ричи, пора мне немного поговорить с войском.

Он изящной походкой тронулся по гравию, переступил, не глядя под ноги, через рельсы, стек под мышкой. Поскольку случай соответствовал, он надел отполированную до блеска каску с четырьмя звездами спереди. При ходьбе она на голове слегка хлябала, но со стороны незаметно.

Взобравшись с помощью капрала Хутена на большой плоский камень, Декер обратил взор к стоящей перед ними Армии Америки, столпившейся под полуденным солнцем.

— Запомните этот день, — начал он пронзительным, звенящим голосом. — Запомните это место. Мы находимся на перепутье истории. То, к чему мы приступаем сегодня, определит участь американской нации на последующее тысячелетие..

9

После ужина все прошли в освещенную свечами гостиную и там расселись.

— Давайте выпьем, — предложил Ховик. — Только не ослиной мочи, что у нас, — уточнил он для Джудит. — Давай того, доброго. Компания, черт побери, мне по душе.

Джудит открыла шкафчик и достала оттуда керамический кувшин.

— Там в долине делают такое, — объяснил Ховик Маккензи, — в старом монастыре. То есть действительно смыслят в том что делают. Я им как-то раз сделал доброе дело.

Вино оказалось превосходным — белое сухое, вроде шабли Маккензи, смакуя, пригубил: да, люди здесь знают толк в жизни, по крайней мере, в отдельных ее аспектах. Пища тоже великолепная, даром что простая: жареная перепелка с приправой из диких трав, различные овощи и кукурузные лепешки. Маккензи слегка забеспокоился, поняв, что может легко уснуть в кресле. Надо бы поменьше налегать на вино.

Ховик прокашлялся, эдак со значением.

— У нас тут, Маккензи, — сказал он, — некоторое расхождение во взглядах. Так что мы пригласили тебя — подумалось, что сможем пораскинуть как-то мозгами и о твоем мнении расспросить.

— Верно, — раздался голос сидевшего вытянув ноги и скрестив руки на груди Джо Джека. — Если только я после такого ужина смогу припомнить, о чем мы собирались говорить… Джудит, я, наверное, сейчас в удава превращусь: как раз месяц понадобится, чтобы усвоить все съеденное.

Джо Джек-Бешеный Бык пришел один. Маккензи удивился, почему без жены, хотя бы одной, но никто так и не спросил.

— Понимаешь ли, — продолжал шайен, — у нас тут есть молодые парни, у которых из-за возраста яйца крупнее мозгов. Если перед ними говорить обо всем, что происходит и имеется в поезде, в голове у них может что-нибудь взбрындить, и не дай Бог, сунутся куда-нибудь сами по себе. Поэтому мы решили пообсуждать все меж собой, прежде чем у самих все не выверится. — Он поглядел на Джудит. — Вот почему я и пришел без женщин. Доркас и Минни — молодцы, а вот Бонни вы знаете: не успеет что услышать, как уже у всего лагере на языке.

Откуда-то из глубины дома донеслись приглушенная возня и вопли.

— Тошнотики, — сказала Джудит. — Продолжайте без меня, надо этих сволочат угомонить на ночь.

— Я пойду тоже, — неожиданно сказала Элис. — Мне нравятся ваши ребятишки.

— Ну и вкусы у мадемуазель, — покачала головой Джудит. — Тогда пойдем.

Когда женщины вышли из комнаты, Ховик сказал с раздражением в голосе:

— В общем, как я пытался довести — пока все на меня не обрушились кучей, — разница во мнениях у нас в том, как поступать с этим твоим генералом. По мне, так оставить супина сына в самом что ни на есть покое, не тарабанить ему по клетке, чтоб даже и не понял, что здесь в округе кто-то есть, и надеяться, что он уберется отсюда по возможности скоро.

Он мельком взглянул на Джо Джека. — А есть кое-кто думающий иначе. Хотят пойти и найти этого Декера, или Пекера, или как там его еще, и подергать за курок: правда ли что там у него заряжено?

— Я так не говорил, — возразил Джо Джек, — и ты, черт побери, прекрасно это знаешь. Я просто сказал, что, может, имеет смысл потщательнее проверить, посмотреть, что эти люди действительно задумали. Мне не нравится быть слепым и глухим, а тупым тем более. Целая ведь команда заворачивает к нам в поле, — воскликнул он, — а мы даже не знаем, в какую игру они играть затеяли.

— Да, но я все так же говорю, что если сунуться туда, где они стоят, то можно и нарваться. Что бы он там, в горах, ни делал, он, во всяком случае, предпримет меры, чтобы вокруг не разгуливали и не вынюхивали всякие там. — Ховик всплеснул руками. — Вот мы уже миллион раз об одном и том же, и каждый опять за свое. И подумали мы кого-нибудь еще позвать. Вот ты, допустим, больше знаешь про того генерала и про его дело, чем мы.