Очаги сопротивления, стр. 18
— Что ты, что ты! Я в Сан-Франциско путался, даже когда здесь жил. Если тебя беспокоит машина, то, конечно, давай ее в кювет. Ты у нас спец. — Он посмотрел на Ховика. — А сам куда думаешь?
— Да так, поошиваюсь немного; может, навещу кой-кого, узнаю, что да как. Тут когда-то было мое логово, — ответил Ховик, оглядывая безмолвную улицу. — Знал тут кое-кого из мужиков; может, кто-то еще живой, приютят.
— Д-да… А может, подадимся со мной? Тебя бы приняли, — предложил Дэвид, тут же мысленно спохватившись: «Да что я такое несу! Привести с собой Ховика — значит точно вызвать какие-нибудь скандальные сцены; Костелло, тот просто головой крышу прошибет». В то же самое время Дэвид слишком обязан был Ховику, чтобы уйти просто так.
Ховик же решительно мотнул головой.
— Опять, поди, какая-нибудь пидерсия с политикой? Нет уж, благодарю! Нет, правда, ты не обижайся, но я не хочу связываться с Сопротивлением.
— Не могу тебя в этом винить. Послушай, — Дэвид секунду помолчал в нерешительности. — Если у тебя что-нибудь не сложится, или передумаешь, попробуй обратиться: Коронадо Тауэре — это все в самом Сан-Франциско — квартира 120. Только, ради Бога, смотри, если пойдешь, чтобы никто следом не увязался.
— Ох, чуется мне, — улыбнулся хитро Ховик, — и напинал бы кто-то тебе сейчас задницу, что ты все это такому, как я, выложил. Что ж, спасибо, но только я вряд ли появлюсь. Вот, на-ка! — Он протянул пригоршню разнокалиберной мелочи и несколько мятых бумажек. — Твоя доля за ту работенку в Карсон Сити. Пригодится на трамвай!
Дэвид ссыпал деньги в карман. Надо запомнить: вот оно, первое неправедно нажитое барахлишко.
— Совсем уезжаешь? — спросил он Ховика, открывая дверцу.
— Пока нет. Надо найти, куда сунуть винтовку, сховать куда-то машину, чтобы сразу не нашли. — Неожиданно Ховик, довольно неуклюже, протянул руку. — Ну, давай! Береги задницу!
— Ты тоже, — ответил Дэвид, искренне пожимая протянутую руку.
Минуту спустя старенький «Датсун» съехал с обочины и вильнул за поворот. Дэвид смотрел машине вслед, пока та не скрылась в отдалении.
Трубку, когда попробовал позвонить, никто не взял, — ясно, никого не будет дома до вечера. На то пошло, до темноты безопаснее будет подождать. Дэвид медленно побрел по тротуару, подумывая, как скоротать день. В голове от недосыпания слегка плыло.
Кособокий балаган с аляповатыми афишами у входа подсказал выход. Дэвид купил билет и выискал себе место на галерке дешевой киношки, по пути обратив внимание, что места вокруг заняты преимущественно потасканными смутными личностями, в основном клюющими носом. На экране по городским улицам гнались друг за другом два автомобиля. Дэвид как мог разместился на расшатанном сиденьи, головой откинувшись на изрезанную обшивку, и почти тотчас заснул.
Очнулся — за плечо тормошил контролер в рубашке с коротким рукавом.
— Сейчас вечерний сеанс, парень, — беззлобно сообщил он. — Хочешь сидеть дальше, давай еще за один билет.
На улице было темно. Часы, утянутые Ховиком в Карсон Сити, показывали семь с небольшим; правда, Дэвид ставил их так, наобум. Он поспешным шагом двинулся к трамвайной остановке, прикидывая на ходу, не позвонить ли еще раз. Для экономии решил пройти через подземный переход; шаги гулко застучали по металлической лестнице. Не исключено, что за квартирой наблюдают, да и телефон, если на то пошло, может прослушиваться.
Из-под козырька остановочной платформы бесшумно и на удивление быстро выскользнули четверо; разглядел он их, подойдя уже совсем близко. Тонкая кость, юнцы явно не белые; волосы до плеч, одеты в мешковатые штаны и коротенькие майки. По возрасту — лет семнадцать или восемнадцать. Филиппинцы, мелькнуло у Дэвида, или вьетнамцы; а может, из Индокитая, или даже индийцы. В районе Моста многоцветие, можно сказать, бесконечно.
Тот из них, что ближе, самый низенький из четверки, подал голос:
— Эй, чувак!
Дэвид продолжал идти, заклиная мысленно: ради Бога, не надо, я не враг вам, и нет у меня того, что вам надо, и милосердие для меня уже непозволительно большая роскошь. Непомерно тяжелым сделался вдруг заткнутый за пояс револьвер.
— Эй, чувак, ты не понял? — голос был с сильным акцентом, но непонятно, каким именно. — Стой и смотри сюда, когда тебе говорят, или сейчас сзади дождешься.
Дэвид, остановившись, тяжело, со вздохом обернулся.
— Не надо! — вырвалось из горла будто кряканье, рот и глотка разом пересохли.
Четверка слегка расступилась, заходя с боков. Тот, что окликнул, держал опасную бритву. Остальные раскрывали складные ножи.
— Чувак, — позвал коротышка, — бабки есть для меня? Давай-ка, мудило, сейчас ведь морду изрежем.
Дэвид, сделав шаг назад, вынул револьвер.
— Прочь! — хрипло выдавил он.
Увидев оружие, юнцы замерли. Один принялся что-то быстро лопотать на непонятном Дэвиду языке. Коротыш оборвал его, резко махнув рукой.
— Мужик, знаешь чо, — выговорил он, закинув голову набок с блуждающей полуулыбкой на лице. — Я тебе сейчас, наверное, дам этой штукой попользоваться. Ты же сейчас, мудило, просто собздишь из нее стрельнуть. Много вас таких, белых бинабеев (на диалекте визайя, Филиппины, — «голубой»), носит их при себе, чтобы очко не играло.
Он медленным, расчетливым шагом двинулся навстречу Дэвиду — руки вдоль боков, грудь выпятил: дескать, ну! Глаза светились изнутри. Накурился, или насосался, а может и то, и другое. Или просто психопат.
Дэвид направил револьвер на него.
— Я не пугаю!
— Пуга-а-ешь, чувак, пуга-а-ешь! — Опасная бритва, подрагивая, бликовала под одиноким фонарем остановки. Видишь это, ты, поте?
«Прав Ховик, — подумал Дэвид с отчаянием, — никогда не доставай оружие, если не готов пустить его в ход. Но как я могу убить этого подростка, в чем его вина, если так изуродовала его жизнь? Кроме того, выстрел сейчас…»
В глаза ударил слепящий сноп света, и усиленный мегафоном голос командно бросил:
— А ну, всем стоять!
Четверка мгновенно порскнула в стороны, спасаясь бегством. Гулко стукнул выстрел, и коротыш, вякнув, рухнул вниз лицом. Вслед беглецам метнулись несколько призрачных силуэтов, и во тьме возле остановочной платформы Дэвид расслышал смачные, с шорохом и похрустыванием удары, сопровождаемые жалобными воплями и бранью.
Дэвид обронил пистолет и поднял руки. Пронзительный свет погас, и на ступенях платформы появился средних лет толстяк в не первой свежести синей форме.
— Год уже без малого выслеживаю этих сопляков вонючих, — довольным голосом сказал он. Стволом указал на Дэвида. — Есть какая-нибудь бумага на владение этой штуковиной? Покажи удостоверение личности.
Дэвид напрягся, собираясь кинуться, но в грудь уставилось пистолетное дуло.
Давай, попробуй, — сказал толстяк. — Мигом распластаешься у меня, как этот вот недоносок. Руки перед собой!
Лейтенант, — окликнул взволнованный голос, — тут на оружии печатка Управления.
«Ну, вот, — подумал Дэвид, чувствуя, как на запястьях смыкаются наручники, — вот и вся отчаянная эпопея Дэвида Грина. Верно говорят, веселое время пролетает со свистом».
Толстяк рассматривал револьвер.
— Ты где это раздобыл, парень?
— Когда будет минутка, — с диковатой улыбкой покосился Дэвид, — пойди-ка, отсоси.
Хватка на наручниках усилилась; толстяк, шагнув вперед, коротким ударом саданул Дэвида рукояткой револьвера в живот. От тошнотной боли Дэвид согнулся пополам и натужно закашлял, как при рвоте. А в глубине теплым огоньком светилось что-то вроде гордости. «Боже ты мой! Сказал — ну, просто вылитый Ховик!»
Ховик
Укрыв машину в неброской аллейке (там ее неминуемо отыщет пьянь и в считанные часы растащит по винтикам), Ховик отправился бродить по улицам Окленда, дожевывая последнюю шоколадку и прикидывая, что делать дальше.
«Уэзерби» и припас к ней Ховик закидал строительным мусором в одном брошенном ветшающем доме. Не исключено, что ее обнаружит какой-нибудь бездомный — они в изобилии водятся в таких местах — но тут уж деваться некуда. С пистолетом он не растался; сунув за брючный ремень, прикрыл сверху курткой, а пару обойм рассовал по карманам джинсов. Рискованно, но ходить безоружным он не собирался. Если припрут к стенке, можно будет по крайней мере прихватить кого-нибудь себе в компанию. Ховик решил, что обратно не пойдет, как бы там ни сложилось.