Загнанный зверь, стр. 25

— Не может быть, чтобы вы говорили об Эвелин. О моей Эвелин.

— Почему же нет? — процедила Верна сквозь зубы. — Она-то говорила о моем сыне.

— Я не верю этому. Эвелин никогда бы так не поступила. Возможно, у нее была жажда мести какое-то время после замужества, но она с этим давно покончила. Сейчас она не держит зла. Вы сами могли в этом убедиться, когда мы повстречались вчера. Она говорила с вами любезно и дружелюбно, разве не так? Разве она не обошлась с вами по-доброму? Вы наверняка сказали себе, что Эвелин злобы на вас не таит.

— Я не собираюсь с вами спорить. Я слишком устала, чтобы препираться. Я сказала вам только о том, что произошло.

— Должно быть, вы ошиблись. — Лицо миссис Меррик пухло, как тесто на дрожжах. — По крайней мере признайте возможность того, что вы могли ошибиться.

— Нет такой возможности.

— В какое время она… в какое время она вам позвонила?

— Около десяти.

— Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр «Билтмор Боул».

— Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?

— А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?

— Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. — Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. — Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить… О Господи, уходите, оставьте меня одну.

— Миссис Кларво, выслушайте меня.

— Нет, нет, нет.

— Я хотела бы помочь вам.

— Уходите. У меня умер сын.

Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, — через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.

— Я отвезу вас на работу, миссис Меррик, — сказал он.

— Спасибо, не нужно. Лучше идите к ней. — Она начала натягивать замшевые перчатки. — Слава Богу, хоть Эвелин жива. Неважно, что она сделала, но она жива. За что я и благодарю Господа.

Миссис Меррик повернулась и быстрыми шагами пошла навстречу ветру, высоко держа голову.

Глава 13

Мокрые пятна на платье, в тех местах, где она отмывала кровь в уборной публичной библиотеки, теперь уже высохли, и можно было осмелиться снова выйти на улицу. Даже если ветер распахнет полы ее пальто, никто не заметит бледных пятен на лифе платья, а если и заметит, то не поймет, что это такое.

Она закрыла книгу, которую якобы читала почти час, и поставила ее обратно на полку открытого доступа. Она никого не знала в библиотеке, и ее никто не знал. Однако опасно было сидеть долго на одном месте, особенно в тишине читального зала, потому что по временам мозг ее довольно громко тикал, как метроном, и по его ритму какой-нибудь шпион мог узнать, о чем она думает.

Таким шпионом был, например, старик, сидевший за столиком неподалеку от справочного отдела и загораживавшийся номером «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Он делал вид, что углублен в чтение, точно мальчик, уткнувшийся в книжку с картинками, но угол поворота головы выдавал его. Чтобы старик не мог подслушать ее мысли, она начала довольно громко жужжать. Тот опустил журнал и кисло посмотрел на нее, понимая, что его обнаружили.

Проходя мимо его столика, она немного наклонилась и прошептала: «Бесполезно следовать за мной». Потом направилась к двери, запахнув полы пальто.

Она победила, конечно. Однако тиканье ее мозга становилось назойливым. Оно возникало в самые неподходящие моменты, меняясь в зависимости от интенсивности ее мыслей, и страшно было, как бы тиканье не стало оглушительным и не довело бы ее до сумасшествия.

Сумасшествие. Это слово, которым нельзя бросаться. Терола попробовал.

Она быстро спустилась по ступенькам ведущей в библиотеку лестницы и пошла на север, думая о Тероле. Она держалась с ним обходительно, вежливо. У него не было никаких оснований сказать ей то, что он сказал.

Когда он открыл ей дверь, на нем были полосатые пижамные брюки и нижняя рубашка.

— Хелло, мистер Терола.

— Тебе-то чего надо?

— Я просто подумала, что зайду и…

— Слушай, малютка, мотай отсюда. Я с похмелья.

Он начал закрывать дверь у нее перед носом, но она оказалась проворней.

— Я могла бы сварить вам кофе, мистер Терола.

— Я сто лет варю себе кофе сам.

— Значит, самое время попробовать моего. Где у вас плитка?

Зевая, он провел ее в спальню и сел на край кровати, а она включила плитку и налила воды в кофейник.

— Как это ты стала милосердным ангелом, малютка?

— Я рада время от времени постараться для друга.

— А потом, думаешь, друг постарается для тебя?

— Это было бы чудесно.

— В чем закавыка?

— В тех снимках, что вы с меня сделали, — сказала она. — Сожгите их.

— Почему?

— Я на них плохо получилась.

Его брови зашевелились, как черные волосатые гусеницы.

— Вот как?

— Сожгите их и сфотографируйте меня снова. Сделайте такие снимки, чтобы их показывали в музеях.

— Послушай, Элейн, Эйлин или как тебя там…

— Эвелин.

— Послушай, Эвелин, будь пай-девочкой и шагай домой, а я подумаю над твоим предложением.

— Вы этого не сделаете.

— Что ты, конечно, сделаю.

Он лег на кровать и прикрыл одеялом нижнюю часть тела до пояса.

— Вы обещаете, мистер Терола?

— Что?

— Сделать меня бессмертной?

— Рехнулась ты или что? — сердито сказал он, взбивая подушку. — Услышат люди такие слова и упекут тебя в дурдом.

— Мистер Терола…

— Уматывай, я сказал. Сегодня мне не до тебя. Славно провел ночь.

— Мистер Терола, как вы думаете, я хорошенькая?

— Великолепная, — сказал он, закрывая глаза. — Просто милашка.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет, не смеюсь. Зачем мне это надо? А теперь будь пай-девочкой, исчезни, Эйлин.

— Эвелин, — сказала она. — Э-ве-лин.

— Ну да, конечно.

— Скажите: Эвелин.

Терола открыл глаза и увидел, что она склонилась над ним.

— Да что с тобой, малютка? Ты сумасшедшая?

Сумасшедшая. Такими словами не бросаются.

Заворачивая за угол, она оглянулась на библиотеку. Шпион, загримированный под старика, стоял на лестнице и наблюдал за ней, держа под мышкой «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Она бросилась бежать.

Старик вернулся в библиотеку и остановился у справочного стола, за которым сидела рыжая девица, обложенная телефонными справочниками по всем городам страны.

Девушка улыбнулась и сказала:

— Я уж было подумала, вы опять сбежали с нашим журналом, мистер Хофман.

— На этот раз нет. Вы не обратили внимание на молодую женщину, которая только что вышла? В темном пальто.

— Да нет. А что?

— Последние полчаса я наблюдал за ней. Она показалась мне очень странной.

— У нас здесь бывает немало странных людей, — бодро сказала девушка. — Публичное заведение, сами понимаете.

— Я подумал, что, может быть… В общем, я случайно заметил на груди ее платья пятна.

— Наверно, ела спагетти за ленчем. Знаете, какие они скользкие?

— Все то время, что я за ней наблюдал, она держала перед собой открытую книгу, но не читала. Книга, кажется, о птицах, точно не скажу, глаза уже не те, что прежде. Когда она уходила, то наклонилась ко мне и что-то шепнула. Я не разобрал, что именно. Странно, правда ведь?

— Довольно странно.

— Я и подумал, не позвонить ли в полицию.

— Ну вот, опять вы за свое, мистер Хофман, все выдумываете!

Из-за тиканья в мозгу и страха перед шпионами она старалась не заходить в один и тот же бар дважды, но было трудно отличить один бар от другого, они были так похожи. Как будто интерьер, неоновые вывески, мебель, завсегдатаи, бармены — все поступило партиями из одного и того же универмага.

Существенным различием было расположение телефонной кабины. В баре «Мекка» она располагалась в дальнем конце зала, рядом с мужской уборной, и была скрыта от взглядов сидящих за стойкой большой кадкой с филодендроном.