Загнанный зверь, стр. 18

Дома стали беспокоиться по этому поводу, но Элен это предвидела и была наготове.

— Почему ты не пригласила Эви на уик-энд? — спросил отец.

— Я приглашала ее. Но она не захотела.

— Почему?

Элен поколебалась ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы пробудить любопытство отца:

— Я обещала никому не говорить.

— Но отцу ты можешь сказать.

— Нет, не могу.

— Может быть, мы с мамой сделали что-то не так?

— О нет. Просто она занята, захотела остаться в школе, чтобы подготовиться к экзамену по латинскому языку.

— На Эви это не похоже — оставаться в школе, когда она могла неплохо провести время у нас.

— О, она хорошо проведет… то есть я хочу сказать, что ей нравится заниматься латынью.

— Ты намекаешь, что она не собирается заниматься латынью, так?

— Я обещала не говорить.

— Похоже, мне надо в этом разобраться сейчас же. Где Эви?

— В школе.

— Почему?

— Не могу сказать. Я дала клятву.

— Мне нужен правдивый ответ на мой вопрос. Ты слышишь меня, Элен?

— Да, но…

— Пожалуйста, никаких «но».

— У нее… у нее есть мальчик.

— Вот как? Продолжай.

— Она не хочет, чтобы ее родители узнали о нем, потому что он мексиканец.

— Мексиканец!

— Он работает на ранчо, где выращивают лимоны, недалеко от нашей школы. Когда гасят свет, она вылезает из окна и встречается с ним в лесу. — Элен заплакала. — Я не хотела рассказывать. А ты меня заставил. Теперь я лгунья!

Мисс Кларво лежала в постели, закрыв лицо локтем правой руки, как будто загораживалась от нахлынувших воспоминаний. Потолок опускался, стены сдвигались, пока не сомкнулись, заключив ее в гроб, крепкий, душный, запечатанный навеки. И с ней в гробу остались памятки о ее жизни: «Твое наказание в том, что ты — это ты и тебе придется жить наедине с собой». «Как жаль, что у нас не получилась такая девочка, как Эви».

Глава 8

Дом стоял посреди окруженного невысокой стеной сада на Казмир-стрит в Вествуде. Гравированная табличка над дверным звонком гласила: «Миссис Аннабель Меррик, мисс Эвелин Меррик».

Дом нуждался в косметике, но женщина, открывшая Блэкширу, в ней не нуждалась. Она выглядела как жена фермера: пухлая, загорелая и румяная, однако одежда на ней была городская — изящный черно-белый полосатый костюм, под которым угадывалось такое же строгое нижнее белье.

— Мистер Блэкшир?

— Да.

— Я — Аннабель Меррик. — Она подала ему руку. — Входите, пожалуйста. Я как раз готовлю завтрак. Если вы не завтракали, могу добавить на сковородку еще одно яйцо.

— Я поел, спасибо.

— Тогда выпейте кофе. — Хозяйка закрыла за гостем входную дверь и провела его через гостиную в кухню. — Должна сказать, я была удивлена таким ранним звонком.

— Простите, если я поднял вас с постели.

— О нет. Видите ли, я работаю. В цветочном киоске гостиницы «Рузвельт». Вы в самом деле не хотите яичницы?

— Нет, спасибо.

— Несколько лет назад я развелась с мужем, а на алименты не прожить, так что я рада работе. Тем более, что это за работа, когда ты окружена цветами! Обожаю живокость. Эти синие цветы просто божественны.

Хозяйка дома поставила тарелку с яичницей и тостом на стол и села напротив Блэкшира. Держалась она совершенно непринужденно, как будто принимать незнакомых мужчин раньше восьми утра для нее самая естественная вещь на свете.

— Блэкшир — неудобная фамилия. Не бывает, что люди ошибаются и называют вас Блэкшипом? [6]

— Довольно часто.

— Пожалуйста, кофе. Вот сливки и сахар. Вы не сказали мне, чем вы занимаетесь.

— Акциями и облигациями.

— Акциями и облигациями? И вы хотите повидаться с Эвелин? О Господи, боюсь, вы ошиблись тропинкой. Ни одна из нас не в состоянии вложить в ценные бумаги ни доллара. Да еще Эвелин сейчас без работы.

— Поговорить со мной ей не помешает.

— Да, конечно. Как я вам сказала по телефону, в данный момент ее нет дома. Она ночует у подруги, муж которой куда-то уехал. Эта подруга боится оставаться одна в доме ночью, и Эвелин составляет ей компанию. Моя дочь из тех, кто для подруги готов на все.

В ее голосе слышалась материнская гордость, и Блэкшир решил, что миссис Меррик так же слепа насчет своей дочери, как миссис Кларво насчет сына. И он сказал:

— Могу я узнать имя и адрес этой подруги?

— Разумеется. Это Клер Лоренс, миссис Джон Лоренс, Неслер-авеню, 1375, это недалеко от университета. Днем Эвелин там не будет, она ищет работу, но к обеду, наверно, появится.

— А какую работу ищет мисс Меррик? Возможно, я ей помогу.

— Боюсь, акции и облигации не по ее части.

— А что по ее части, миссис Меррик? У нее склонность к сценической деятельности? Может, она хочет стать натурщицей или чем-нибудь в этом роде?

— Боже избави, нет! Эвелин здравомыслящая девица. Как это вам могло прийти в голову, что она хочет стать натурщицей?

— Многие хорошенькие девушки стремятся к этому.

— Эвелин достаточно хорошенькая, но она не тщеславна, у нее хватает ума не искать временного занятия. Эвелин заботится о будущем. Еще кофе?

— Нет, спасибо.

Но миссис Меррик как будто не слышала. Налила кофе в чашку Блэкшира, и он заметил, что рука ее дрожит.

Он сказал:

— Надеюсь, я не расстроил вас, миссис Меррик?

— Может быть. Вернее, я была расстроена и до вас.

— Вы беспокоитесь об Эвелин?

— О ком же еще беспокоиться матери, если у нее единственная дочь? Я хочу, чтобы Эвелин была счастлива, вот все, что мне нужно, хочу для нее счастья и уверенности в будущем.

— А она не уверена?

— Была уверена в свое время. Потом она изменилась. После истории с замужеством стала другой. — Миссис Меррик посмотрела на Блэкшира через стол со слабой улыбкой. — Не знаю, зачем я говорю вам об этом. По телефону вы сказали, что никогда не видели Эвелин.

— Нет. Но я слышал о ней от Кларво.

— Они ваши друзья?

— Да.

— Стало быть, вы знаете о браке?

— Да.

— Поэтому вы и пришли? Верна послала вас, чтобы поправить дело?

— Нет.

— Я подумала, что… Впрочем, теперь это неважно. С этой историей покончено. Что с возу упало… — Она взяла пустую тарелку и начала прополаскивать ее под краном. — Мой брак оказался неудачным. Я надеялась, что Эвелин повезет. Какая дура я была, что не видела…

— Чего не видели, миссис Меррик?

— Вы знаете, о чем я говорю. — Она повернулась так резко, что тарелка брякнулась в раковину и разбилась. Миссис Меррик этого даже не заметила. — Моя дочь вышла замуж за гомосексуалиста. И я этому не помешала. Не помешала, потому что не видела, потому что была слепа, была обманута, как и Эвелин, его мягкостью, хорошими манерами и так называемыми идеалами. Я думала, из него получится добрый и рассудительный муж. Вы понимаете, какое представление о нем создалось у Эвелин?

— Да, очень ясно.

— Наверное, и другим девушкам случалось выходить за гомиков, но с Эвелин этого не случилось бы, если бы я перед этим не развелась с мужем, если бы ее отец был с нами. Он-то сразу бы понял, что с Дугласом что-то не так. А без него некому было нам подсказать. После свадьбы молодые поехали в Лас-Вегас проводить медовый месяц. Оттуда Эвелин прислала мне открытку, писала, что здорова и погода великолепная. И больше ничего, но как-то вечером неделю спустя раздался звонок у двери, и я увидела у порога Эвелин с чемоданами. Она не плакала, не суетилась, а просто остановилась у порога и сказала: «Он извращенец». Это был ужасный удар, ужасный. Я стала спрашивать, уверена ли она, рассказала, что некоторые мужчины поначалу просто робеют и нервничают. Она сказала, что уверена, потому что он сам в этом признался. Попросил прощения. Вы можете себе такое представить? Попросил прощения за то, что женился на ней! Эвелин оставила чемоданы на крыльце, не разрешила мне даже внести их в дом, а на другой день отвезла их в Армию спасения — все свое приданое, подвенечное платье и так далее. Когда вернулась домой к ленчу, была такой бледной и истомленной, что сердце мое кровью облилось, и я почувствовала свою вину. Ведь я немало пожила на свете. Значит, я была виновата.