В тихом омуте, стр. 29
– Никуда, они обрываются.
– Совершенно верно, обрываются.
Леман подошел к краю скалистого обрыва, и мисс Барабу, широко открыв глаза от волнения, последовала за ним.
– А что это означает? – спросила она.
– Это означает, что внизу, в воде, лежит машина, возможно, с людьми.
– Слюдьми! Но мы должны немедленно что-то сделать, чтобы помочь им.
– Боюсь, слишком поздно. Следы не свежие, а здесь глубоко.
– А не слишком ли это мрачное предположение? Может, они здесь остановились полюбоваться видом, а потом поехали дальше. Это более вероятно, чем...
– Нет следов шин, которые вели бы обратно. Мисс Барабу поднесла руку к горлу:
– Лучше... лучше я отведу Агги в машину.
Но она еще постояла, вглядываясь в поверхность воды, будто надеялась различить контуры машины и силуэты людей. Отражавшиеся от воды солнечные блики слепили глаза, и она отошла от края, почти ничего не видя. Леман взял ее за руку:
– Вы прикиньте: отсюда падаешь с большой высоты.
– Да.
– А машина городская. Я в этом уверен.
– Почему?
– Местный житель в это время года поставил бы на такую дорогую машину зимние шины. У нас такая зима, что без них не обойтись. Но в городе дороги расчищают ежедневно, и зимние шины ни к чему. – Он помолчал. – Одно мне непонятно.
– Что именно?
– Что может заставить человека перемахнуть на машине через край обрыва?
Леман отвез мисс Барабу и Агги обратно в школу и строго наказал никому ничего не рассказывать. Затем позвонил в Полицейское Управление провинции и вернулся к скалистому обрыву над озером. Его дожидались три полицейские машины и спасательная команда пожарных, готовая немедленно приступить к работе.
В этом не оказалось необходимости.
Из Мифорда прибыли две барки с лебедками и драгами, они обнаружили машину на глубине двадцать футов как раз под тем обрывом, где кончались следы шин. Машина почти не была повреждена, уцелели ветровое и боковые стекла, а Рон Гэлловей сидел на месте водителя, притянутый к сиденью аккуратно застегнутым ремнем безопасности.
Глава 14
Ральф Тьюри вернулся в свой кабинет с семинара, начавшегося в одиннадцать часов, совершенно выдохшимся и голодным. Утром он встал слишком рано, чтобы чувствовать себя хорошо отдохнувшим, и слишком поздно, чтобы успеть позавтракать. Ночь он провел дома, но с Гарри проговорили до трех часов. Так ни до чего и не договорились, кроме того, что было уже известно: Гэлловей исчез, а Телма дожидается его, чтобы он назвал ее своей будущей женой.
Ральф сел за письменный стол и развернул завтрак, который жена дала ему с собой, как вдруг дверь открылась, и Нэнси заявилась собственной персоной.
Тьюри удивился. Уговора о том, чтобы Нэнси не навещала его в рабочее время, не было, но практически она заходила к нему так редко, что выглядела здесь таким же инородным телом, как, скажем, новый студент последнего курса или кто-то посторонний, заблудившийся в университетских коридорах и заглянувший, чтобы осведомиться, куда ему идти. Невысокая хорошенькая женщина с жизнерадостным круглым лицом и коротковатыми крепкими ногами, которые Тьюри называл "практичными", противопоставляя их тем самым ее непрактичному складу ума. На ней был новый, купленный к Пасхе фиолетовый костюм, что подчеркивало необычность и значительность ее визита.
Тьюри встал, чмокнул жену в лоб.
– Как ты сюда добралась?
– Взяла такси.
– Такси? Господи, Нэнси! Я же сказал тебе, что с деньгами у нас туго, ты к Пасхе накупила детям столько подарков и...
– Не отчитывай меня. Это особый случай.
Он умолк, пораженный скорей ее тоном, чем словами.
– А что, какая-нибудь из девочек...
– Нет, совсем не то. Позвонила Эстер. Попросила, чтобы остаток дня я провела с ней.
– Почему?
– Нашли Рона.
– Мертвым?
– Да.
– Струна в душе Тьюри, которая до этой минуты натягивалась все туже и туже, внезапно лопнула со звоном. Наряду с десятком нахлынувших на него чувств он испытал облегчение, оттого что настал конец мучительной неизвестности. В известном смысле Рон был теперь спасен – спасен от холодного презрения Эстер, от притязаний Телмы, от упреков Гарри, от смешного положения перед лицом окружающих.
– Как это случилось?
– Он бросился на машине со скалистого обрыва в залив где-то не очень далеко от охотничьего домика. Ехал как всегда, с опущенным верхом. Полицейский, который сообщил об этом Эстер, сказал, что Рона искали бы много дней, а то и недель, если бы он не был притянут к сиденью ремнем безопасности.
Нижняя губа Нэнси по-детски оттопырилась и начала дрожать.
– Не знаю, в этом какая-то н-н-насмешка, ведь Рон всегда так заботился о бе-бе-безопасности.
– Не плачь.
– Не могу удержаться.
– Ну ладно, поплачь.
Он внимательно смотрел, как Нэнси утирала слезы, в сотый раз удивляясь тому, какой взрыв эмоций может порой вызвать у женщины совершенно несущественная подробность. Похоже, его жену не так поразило то, что Рон направил машину к обрыву и рухнул вместе с ней в воду, как то, что ремень безопасности был пристегнут.
– Рон сделал это нарочно?
– Да. Сегодня утром Эстер получила письмо от него, которое он отправил в субботу вечером из какого-то маленького городка к северу от этого места. Она сказала мне по телефону.
– И что же?
– Тебя это наверняка потрясет, Ральф, но... Телма ждет ребенка. От Рона. Просто не верится, ведь они с Гарри были такими близкими друзьями. Я до сих пор не могу поверить. А ты?
Он нарочно отвернулся и ничего не ответил.
– Я вижу ты совсем не удивлен, Ральф. Стало быть, ты знал? Давно? А мне ничего не сказал?
– Давай поговорим об этом в другой раз.
– Но ты...
– Как Эстер приняла известие?
– Не знаю. Говорила довольно спокойно. Хотя очень просила меня приехать и побыть с ней, и я поеду.
– Правильно, молодец.
– Отказаться было бы неловко. Да, конечно, я попросила миссис Сэлливен встретить школьный автобус, на котором приедет Джейн. А старшие уже достаточно большие, чтобы какое-то время побыть без нас.
– В этом не будет надобности. У меня последнее занятие в два часа. И я буду дома раньше четырех.
– Нет, дорогой, не будешь.
Он как будто пришел в отчаяние:
– Да что это значит: "нет – дорогой-не-будешь", черт побери?
– Я все обдумала. Кто-то должен сказать Телме. Бесчеловечно с нашей стороны ждать, пока она услышит об этом по радио или прочтет в газетах. Кто-то должен поехать в Вестон и рассказать ей.
– То есть я.
– Ты логичнее всех рассуждаешь. Я подумала о Гарри, но как его поймаешь, когда он ездит по разным конторам. Кроме того, заставлять Гарри было бы не очень...ну, не очень деликатно, правда? Остаешься ты.
– Ясно.
– Ты ведь не очень возражаешь, не так ли?
– Еще как возражаю, разрази меня гром!
– Кто-то же должен. Могла бы и я, но я не очень себе доверяю. Я зла на Телму, ох как зла и не могу разыграть сочувствие.
– А я, по-твоему, могу?
– Нет, но ты можешь на самом деле посочувствовать ей, – серьезно сказала Нэнси. – Ты гораздо снисходительней меня к человеческим слабостям.
Было уже пять часов, когда Тьюри приехал в Вестон, совершенно измочаленный дорожным движением в час пик и мыслями о предстоящей миссии. На окраине города он все еще придумывал отговорки, чтобы повернуть обратно, позвонить Биллу Уинслоу или Джо Хепберну и свалить это задание на них.
Хотя было еще светло и сияло солнце, шторы на окнах квадратного дома из красного кирпича, где жила Телма, были опущены. Тьюри пришлось позвонить раз шесть, прежде чем Телма наконец открыла.
Сияющая чистотой после ванны, ненакрашенная, с длинными светлыми волосами, зачесанными прямо назад, как у Алисы из Страны Чудес, Телма показалась ему моложе и уязвимее, чем он ее воображал. Он не раз говорил с ней по телефону, но виделись они в последний раз месяц назад, когда вся компания собралась в доме Гарри, и в тот вечер, как и всегда, она была ненавязчивой и практичной, спокойно наполняла бокалы и разносила бутерброды скорей как служанка, а не хозяйка дома. Теперь, глядя на нее, Тьюри пытался вспомнить, уделяла ли она тогда особое внимание, Гэлловею, не встречались ли их руки на короткое мгновение, не обменивались ли они многозначительными взглядами или сообщническими улыбками. Смог вспомнить лишь такую сцену: под конец вечера Гэлловей уронил сбой бокал, тот разбился, и Телма ликвидировала последствия неловкости гостя. Тогда никто ни о чем не подумал, никто не усмотрел ничего значительного или символичного в том, как Телма покорно опустилась на колени у ног Гэлловея, собрала осколки и промокнула ковер бумажными полотенцами. Гэлловей не помогал ей. Казалось, это мелкое происшествие потрясло его, как если бы он разбил драгоценный хрусталь от Стьюбена, а не заурядный стеклянный бокал из десятицентового магазина.