Хочу все знать 1970, стр. 92
Так что недаром имя его «Рейнгольд» значит «чистое золото».
ИЗ ЗАПИСОК ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОГО АРХИВАРИУСА
Португальский король, любивший играть на виолончели, хотел показать итальянскому композитору Джаккино Россини своё умение. Окончив игру, он спросил мастера:
— Как вам кажется?
— Мне кажется, — ответил Россини, — что для короля это неплохо. Поскольку, что бы ни делал, он никому не обязан отчётом…
Первый концерт известного немецкого композитора Фридриха Генделя в Лондоне не имел успеха. Это очень взволновало друзей композитора. Но сам Гендель был спокоен.
— Не горюйте, — утешал он их, — в пустом зале музыка звучит лучше.
Один из друзей известного итальянского композитора Джаккино Россини сообщил ему, что его родной город хочет прижизненно соорудить ему монумент.
— Сколько должен стоить памятник? — спросил тот.
— Двадцать тысяч лир.
— Так много денег… — вздохнул Россини. — За половину этой суммы я готов сам встать на постамент.
О. Острой
ПЕСНЯ О РОДИНЕ
(пейзажи художника Г. Г. Нисского)
Над полями летят самолёты. По путям бегут паровозы. Корабли и яхты режут волны. Шоссе зовёт в путь. А рядом дремлют тихие ели, нависает ночное небо, закатная дорожка соединяет берега портовой бухты. Всё это — сюжеты картин заслуженного деятеля искусств РСФСР Георгия Григорьевича Нисского.
Нисский — пейзажист. В его обычно небольших по размеру картинах людей почти никогда не бывает. И всё-таки их присутствие улавливается. И ещё улавливается стремление советского человека сделать землю, на которой он живёт, красивее и богаче. Почему же это происходит? Оказывается, объяснение надо искать в самой биографии художника, в его детстве.
Родился Г. Г. Нисский 21 января 1903 года на станции Новобелица, в нескольких километрах от Гомеля. На этой станции прошло его детство. Здесь он впервые вдохнул острый запах человеческого труда. Запах угольного дыма, машинного масла и нагретого металла перебивал аромат леса. На все детские годы любимым героем стал паровозный машинист, а любимым занятием — маневрирование на маленьком паровозе по разветвлённым станционным путям.
Однако по-детски пылкая увлечённость техникой отлично уживалась с любовью к неброской красоте белорусских лесов, полей и речушек.
«До сих пор непотухаемой любовью детства люблю свой родной пейзаж, — пишет художник. — Семафор, разбег рельсов, уходящих за поворот леса, шумливый бор с мачтовыми соснами и бескрайность белорусских полей с позёмками.
Рос на воле, всё было моим: горячий раскал рельсов на переплётах путей, длинные товарные составы, водокачки и пакгаузы, маневровые паровозы, заросшие лозой болота, золотые лесные ручьи, весенние разливы, настилы плотов на зеркале озера, визг пил лесопилок, золотые кубы распиленного леса, запах опилок, жар раскалённого июля в лесной тишине и задумчивые перелески под скатертью январского снега…»
Эти слова Нисский написал уже зрелым художником. И то чувство, что в них выражено, — любовь к природе и любовь ко всему, что создано человеком, — читается в каждой написанной им картине.
Чаще всего задатки художника просыпаются в человеке ещё в пору детства. Однако история искусства знает мастеров живописи, которые и не помышляли о ней в детские годы. Это относится и к Нисскому. Столкнувшись с рисунком впервые лишь в гимназии, он занимался им без энтузиазма, в основном, рисовал карикатуры на гимназических учителей, довольно меткие и злые. Однако ничто в этих рисунках не давало повода думать, что из мальчика вырастет крупный художник-пейзажист.
Около Новобелицы жил художник В. Зорин. С ним и познакомился четырнадцатилетний гимназист. Зорин рассказывал подростку о больших русских живописцах, особенно о тех, кто работал в начале XX столетия: о Левитане, Врубеле, Петрове-Водкине, Рерихе. Ему носил Нисский свои первые пейзажи и натюрморты, от него выслушивал первые профессиональные замечания и напутствия.
В 1921 году Нисский был командирован на учёбу в Москву, на подготовительный факультет Высших художественно-технических мастерских.
В те первые годы существования Советской страны художники лихорадочно искали новые формы и способы отражения жизни. Новая жизнь выдвигала свои темы, и им казалось, что теперь нельзя писать так, как прежде. И Нисский искал, вместе со своими товарищами, как лучше и точнее изобразить то новое, что совершалось вокруг. Они считали художника участником социалистического строительства и поэтому призывали изображать «будни великих строек», людей, которые ежедневно трудились на этих стройках.
Первые такие работы были написаны Нисским в конце 20-х годов. Но, несмотря на искреннее желание художника показать творцов новой жизни, люди в этих картинах выглядели придатком к технике. У них не было своего характера. Они мало отличались друг от друга. Но Нисский продолжал искать. Он понял, что совсем не обязательно писать большие полотна с работающими людьми.
Художник решил обратить внимание зрителя не только на грандиозный размах нового строительства и возникновение новых городов, но и, в первую очередь, на то, как ожили глухие уголки, как вторглась в них техника и придала этим скромным поэтическим местам особенную красоту.
Когда говорят о Нисском, чаще всего вспоминают его пейзажи с разбегающимися железнодорожными путями, силуэтами семафоров, бегущими поездами.
«Осень. Семафоры». 1932 год. Это, можно сказать, первая картина, в которой проявились особенности Нисского как художника.
1932 год — год первой пятилетки. Страна начинала перестраиваться. Это наблюдалось во всём… И Нисский стремился своими картинами сказать, что малые достижения — это частица достижений великих.
Мы видим на полотне как будто бы серый день. Пустынно. Промозгло. Ни души. И только нахохлившиеся воробьи, зябко прижавшись друг к другу, сидят на проводах. Но разве вызывает эта картина чувство щемящей грусти? Нет. Потому что, несмотря на осеннюю серость, огромен простор неба. Потому что бодро бежит, попыхивая дымом, паровоз. И нет конца железнодорожному пути. Потому что безостановочно работают семафоры.
Человека здесь нет, но он присутствует незримо. Ведь кто-то создал эти пути, кто-то поставил семафоры, кто-то ведёт паровозы. И паровоз, и семафоры, и нити телеграфных проводов одушевлены человеческой энергией, они словно ожили от силы вложенной в них человеческой мысли. Картина, вопреки её общей серой тональности, вселяет бодрость, веру в возможность человека-творца, человека-созидателя.
«Учась, работать — работая, учиться». Так понимал художник свои задачи на будущее. Шли годы. Он был на многих стройках и многих морях. И из всего, что видел, старался выбирать только самое нужное, самое существенное.
В феврале 1942 года Нисский едет в действующую армию. Почти каждая запись в дневнике в это время оканчивалась словами: «Моя привилегия — видеть». Наблюдая суровую жизнь военных дорог, художник ещё яснее почувствовал, что оставлять в картине надо лишь самое главное. Он понял: чтобы показать героизм, вовсе не обязательно изображать самый момент боя, пушечную пальбу и бегущих солдат.
В картине «На защиту Москвы. Ленинградское шоссе», написанной в 1942 году, зритель ясно видит приготовившийся к боям город, хотя художник все детали обороны свёл лишь к одному противотанковому заграждению, сквозь просветы которого вдалеке, как в панораме, видна цепь таких же заграждений. Так изображает Нисский неприступность Москвы.