Птицы меня не обгонят, стр. 8
— Мама, ну, пожалуйста… — вмешалась дочь.
— Оставь ее, — потихоньку уговаривал сестру Милан, — ты же знаешь, что для нашей мамы просто наслаждение, когда мы сдаем экзамены.
Он улегся рядом с сестрой на диван.
— Сколько схватила? — спросил он фамильярно.
Сестра усмехнулась:
— Трудно угадать…
— Думаешь, тебя примут?
Лилина пожала плечами и перевернулась на спину.
— Там были и лучше тебя?
Она ответила не сразу. Но после паузы все-таки сказала:
— Конечно!
— Но мама считает, что ты… — попытался он возразить.
— Ты же ее знаешь!
— Пора спать! — нарушила их доверительную беседу мать. Она уже была в ночной рубашке и взволнованно металась по кухне.
«Опять ее будет мучить бессонница», — подумал Милан.
— Ты дашь мне наконец пижаму? — недовольно ворчал отец.
Мать хлопнула себя по лбу:
— У меня после этой Праги совсем память отшибло. Что тебе дать? Ага, пижаму…
Лилина поднялась с дивана и удалилась в спальню. Через минуту она вернулась с отцовской пижамой.
— Где она была? — спросил отец таким тоном, будто обнаружил исчезнувший клад.
— В постели, как обычно, — многозначительно заметила Лилина.
Мать вздохнула: «Ты — есть ты!»
Отец что-то пробормотал и исчез в спальне.
Милан погасил в кухне свет.
23
Перед математикой Вендула вернула ему тетрадку.
— Ты на меня злишься, да? — спросил Милан.
Она, не понимая, взглянула на него:
— За что?..
— Я думал, ты…
Он не договорил: Славечек вернулся к парте и стал искать задачник. Видно, и у него совесть была нечиста. Он открыл Миланову тетрадку и, увидав три длинных примера, скроил кислую гримасу.
— Ого!.. Уже не успею списать…
— Что же ты будешь делать? — спросила Вендула.
— Рискну! Может, пронесет…
— Смотри…
Звенел звонок. Класс понемногу утихал. В дверях появилась тощая физиономия математика Шиколы.
— Привет… — прошептала Вендула и незаметно проскользнула к своей парте.
«Если Шикола ее заметил, то обязательно вызовет, — подумал Милан. — Тогда она пропала. Придется мне что-нибудь придумать. Например, упасть в обморок… или нет — порезать палец, тогда Шикола кинется перевязывать…»
Но урок математики прошел, по обыкновению, тихо и нудно.
Милана это огорчило, даже самому себе он не смог доказать, что ради Вендулы готов… готов — ну, скажем, порезать палец!
После математики — история. Учитель Фиширек уже переходил от прихода Кирилла и Мефодия к правлению князя Вацлава, как в класс вдруг явился директор.
— Извините, пожалуйста… — сказал он без долгих объяснений историку.
Фиширек отложил в сторону указку, при помощи которой он уже довольно долго пытался показать девятому «Б» на карте приблизительное расселение чехов в девятом веке.
— Мне срочно необходимы Голуб и Мразек!
Фиширек вежливо поклонился:
— Пожалуйста… — и ткнул ореховой указкой в Петера и Милана.
— Идите, идите, — подбодрял их директор, улыбаясь историку.
Ребята вышли в коридор. Директор подал знак следовать за ним и направился к своему кабинету. Они без энтузиазма плелись следом.
— Что стряслось? Не знаешь? — спросил Милан товарища, синяк под глазом которого сегодня отливал золотисто-синим цветом.
— Вроде бы знаю… — ответил тот загадочно.
Милан ткнул его локтем:
— Давай выкладывай, в чем дело?
— Отцепись! — отрезал Петер и прибавил шагу, стараясь очутиться у дверей директорской первым.
Милан оттопырил нижнюю губу. Он размышлял. На ум пришло одно-единственное слово: «Анкета».
Он не отдал анкету! Что говорить? Надо поскорее придумать причину. Чтоб была убедительна и точна, как удар кузнечного молота. Ну, хотя бы… что потерял, или…
И вдруг — стоп! А при чем тогда Петер? Ведь он уже свою анкету отдал!
Петер постучался.
Они услыхали: «Войдите».
И тут Милан увидал, что их в кабинете пятеро: директор, Петер, Лупоглазый, он и… милиционер!
А этот что тут делает? Неужели Лупоглазый опять?..
— Садитесь, товарищи ученики! — предложил директор.
Ну и ну! Если директор вместо ребята говорит ученики — значит, дело совсем плохо!
Ученики сели. Милан погрузился в глубокое кресло. Оно подозрительно застонало. Милан метнул извиняющийся взгляд на директора. Но лицо у того оставалось непроницаемым.
Милан увидал, что Лупоглазый сидит на стуле красный как рак и грызет ногти, беспокойно обводя глазами комнату.
— Значит, так, ребята, послушайте! — произнес седовласый милиционер и, нацепив очки, стал читать бумагу, которую вытащил из пишущей машинки: — «Показания Ярослава Кадержабека…» Ага, вот отсюда!.. «Дней десять назад я находился на станции неподалеку от угольного склада. В это время два человека разгружали вагон. Я заметил, что один из них, гражданин Франтишек Длоугий, положил на перила свое пальто. Я проходил мимо и увидал в его кармане зажигалку…» — Седовласый многозначительно посмотрел сквозь очки на Лупоглазого и продолжал: — «…Я влез в его карман и присвоил зажигалку».
Милану слово «присвоил» казалось колючим. А Лупоглазый эту зажигалку просто украл!
— «Вместе с зажигалкой я взял бумажник, в котором было 120 крон. С присвоенными вещами я ушел домой. Я хотел выменять зажигалку на открытки с ковбоями или продать. На вопрос, кто про зажигалку знал, отвечаю: Милан Мразек из девятого «Б» класса и Петер Голуб из того же класса, которому я продал эту зажигалку за 10 крон».
Милиционер умолк, снял очки и положил их на стол перед собой:
— Кто из вас Мразек, ребята?
— Я… — ответил Милан и попытался встать, но под ним снова заскрипели пружины, и он отказался от своего намерения.
— Ты знал, что Кадержабек украл зажигалку и деньги?
Милан отрицательно покачал головой.
— Но зажигалку ты у него видел!
— Да…
— А деньги?
— Денег не видел…
— Он говорил тебе, где взял зажигалку?
— Нет, не говорил… — послушно отвечал Милан.
Милиционер пригладил рукой свои редкие волосы.
— Значит, ты не знал, что зажигалка краденая?
— Нет, но… — Милан запнулся.
— Что «но»? — вмешался директор. — Договаривай, Мразек, что ты хотел сказать!
Милан уставился на «Подсолнечники». Точно так же он сидел перед этой картиной несколько дней назад. Ему показалось, что подсолнечники вдруг стали другого цвета. Или на улице посветлело?
— Просто я так подумал…
— Подумал?
— Да.
— Почему?
— Этот Лупоглазый… то есть Кадержабек, иногда что-нибудь… крадет!
— Гм… — хмыкнул милиционер.
— А тебе не пришло в голову, что ты должен об этом заявить?
— Нет… — ответил Милан.
Директор несколько минут убеждал Милана в том, что такой способный и думающий ученик, как он, должен был прийти и заявить, что подозревает Лупоглазого в воровстве.
— Ты должен был так поступить, Мразек, правда? — спросил он наконец.
Милана передернуло.
— Не знаю…
Голос директора становился от волнения все выше и даже слегка задрожал. Может быть, сама фамилия «Мразек» раздражала его, ведь директор не выговаривал букву «р».
— Как это так не знаешь?
Милан молчал. Но про себя думал: «Мне-то что за дело! У меня свои заботы!»
— Ты поступил несерьезно, — продолжал директор, картавя. — Я вынужден сообщить об этом твоим родителям. Тот, кто покрывает преступника, становится соучастником преступления. Ты должен это понять.
Милан оторвал наконец взгляд от зеленого линолеума, покрывающего пол, взглянул на рассерженное лицо директора и набрал в легкие воздуха, чтобы объяснить, что он не знал, стащил Лупоглазый зажигалку или нет, но тут же отказался от своего намерения. Милан молчал. Тишину нарушил милиционер:
— М-да, уж вы, товарищ директор, разберитесь с этим пареньком сами… — И, обратившись к Петеру, сказал: — Ну, а ты?
— Мне Лупоглазый продал…