Татуировка, стр. 15

— Вчера полдня провел на совещании в Большом доме, — жаловался Плещеев, ведя серую «Вольво» по третьему ряду. — А потом еще час меня драили персонально. Вынь и положь материал на Чеченца. А что за личность, откуда взялась? Наши питерские чечены от него изо всех сил отмежевываются. Причем вопрос поставлен даже не по линии Интерпола, а выше. Понимаете?

— Вопросы ставить легко, — поддакнул Дубинин, — знать бы, где ответы хранятся.

— И по нашему фигуранту, по Брамсу, тоже надо работать, — напомнил Плещеев, лихо въехав под арку во двор дома, где жила сестра Осафа Александровича.

А теперь Дубинин старательно вел чужие задрипанные «Жигули», слушал вполуха болтовню пассажира и с грустью думал о том, что дела в их конторе за неделю не продвинулись ни на миллиметр. Легко сказать: поработать и сузить количество версий. Опрошенные им лично пассажиры хельсинковского автобуса давали показания, в которых все противоречило одно другому. Одни рассказывали о своем спасителе как о могучем гиганте, другие подчеркивали его малый рост и худобу. Одни давали ему лет пятьдесят, другие — тридцать. Пожалуй, подробности сходились только в одном — в прическе. Волосы короткие, очень светлые. А может, седые. Вот как раз такие у его случайного попутчика. И внешность — маловыразительная. Но похожих в Петербурге тысячи. И если в каждом невзрачном коротко стриженном блондине подозревать Брамса, то без работы контора не останется никогда. А тут еще появился некто Чеченец. О котором тоже известно не больше, чем о Брамсе, если это и вовсе не одна и та же личность. По некоторым недомолвкам Плещеев вроде бы в прошлом с Брамсом общался. Даже кто-то из них кого-то однажды спас. Но он мужик крепкий и держит эту информацию при себе. А с Дубинина в понедельник спросит отчет. Эх, встретиться бы с этим Брамсом накоротке, помечтал Осаф Александрович, побеседовать бы часок по-мужски за пивом: с какой целью пожаловал к ним на этот раз и надолго ли? Ничего большего для доклада в принципе и не нужно.

Продолжая слушать болтовню пассажира, Дубинин встал у перекрестка, пропуская поток машин, чтобы сделать разворот и подъехать к метро.

— Атас! — сказал вдруг пассажир.

И Дубинин увидел, как справа, обогнав несколько автомобилей, на осевую линию выскочил «Мерседес» и теперь стремительно приближается к их правому борту. Уйти с осевой этот «Мерседес» не мог — параллельно мчались другие автомобили. Водитель его уже тормозил изо всех сил. И тормозного пути ему не хватило всего сантиметров на пять. А дальше послышался характерный чавкающий звук мнущегося металла, треск осыпающихся осколков от фонарей дорогой иномарки. Удар в переднюю правую дверь был хотя и несильным, но она, естественно, требовала теперь ремонта. Или замены.

— С приездом! — проговорил сосед. — Мне выйти, если дверь не заклинило?

— Сидите, — ответил Дубинин и пошел навстречу трем парням, вылезающим из «Мерседеса».

— Ну мужик, ты попал! — поздравили они его.

Эти разборки на дорогах, когда каждый, изворачиваясь и хитря, валит вину на другого, Осаф Александрович ненавидел тоже.

Владелец слегка побитой машины оглядел передок и спросил:

— Бабки с собой? Тысячи полторы на капот и разъезжаемся.

— Парни, это ведь ваша вина, — попробовал усовестить их Дубинин. — Вы в меня въехали, да еще на осевой. Так что, за ремонт с вас.

Но парни его слов как бы и не слышали. Один из них вытащил из кармана куртки изящный маленький сотовый и, отвернувшись от Дубинина, негромко объяснял кому-то:

— Мишаня! Нам тут лох на дороге попался, так что на четверть часа задержимся. Подставил свою тачку, мудила. — Он убрал трубочку в карман и спросил: — Ну как насчет бабок?

— Вызывайте инспектора, юноши, — дружелюбно посоветовал Дубинин. — Дело абсолютно бесспорное.

— Что за базар! Бери у него документы и поехали! — заторопил один из парней. — Тебе рыло давно не чистили? — заботливо спросил он Дубинина. — Подставил тачку и права качает.

Будь это его машина, Дубинин уже бы давно вызвал по рации гаишников или, как их называли в последние годы — ги-бэ-дэ-дэшников. Но тут у него с собой даже трубки не было, и он решился наконец предъявить им удостоверение, при виде которого наглые пацаны обычно приходили в священный трепет. По крайней мере, в свете дня. Дубинин уже сунул было руку во внутренний карман пиджака, но с ужасом вспомнил, что костюм-то на нем другой. И, следовательно, документов при нем нет. Вообще никаких. Он же всего-навсего ехал к сестре поесть борща.

Владелец «Мерседеса» заметил его жест и что-то понял.

— Петь, сходи за наручниками, — распорядился он. — Возьмем этого с собой, а там разберемся.

И он повернулся к Осафу Александровичу:

— Ну что ж ты, мудила старый? Тебе надо на печи сидеть, попукивать. А ты — по городу на своей лохматке. Сейчас с нами поедешь.

Только этого Дубинину и не хватало: идти в заложники к трем бандюганам-шестеркам.

— Вот что, мальчики, я вам этого не советую, — сказал он голосом старшего товарища.

— Ты, сука, квартиру нам отдашь. Понял? Тогда будешь советовать, — сказал владелец «мерса» и звякнул принесенными наручниками. — Ручонки давай, — скомандовал он.

«Только драки еще не хватало! — тоскливо подумал Дубинин. — Главное, чтоб не уронили. Тогда сразу буду в наручниках».

Он уже примеривался, чтобы ударить первым, неожиданно, но тут некстати вылез из «Жигулей» невзрачный пассажир, про которого Осаф Александрович попросту забыл.

— Что за шум, а драки нету? — весело полюбопытствовал он а затем с радостным удивлением поприветствовал владельца «мерса»: — Волчара!

— Ну! — ответил владелец, изумленно вглядываясь в невзрачного пассажира.

И Осаф Александрович отметил, что прыти в этом пацане сразу заметно поубавилось, он даже ростом сделался меньше, словно воздух из него выпустили.

— Железку-то спрячь, — посоветовал пассажир и взглянул на Дубинина. — Садитесь за руль, а я с пацанами договорюсь.

Хотя Дубинин желал бы послушать, о чем его случайный спаситель будет толковать с парнями, разумнее было подчиниться ситуации. И он вернулся за руль. Но смотреть на них из-за стекла ему никто не запретил.

А парни, перемолвившись с пассажиром, вдруг пошли деловито осматривать помятую жигулевскую дверь, потом тот, кого назвали Волчарой, выудил из брючного кармана бумажник на цепочке и протянул стодолларовую купюру. После этого все трое погрузились в «мерс» и мирно отъехали.

— На ремонт двери, — весело сказал пассажир, усаживаясь рядом с Дубининым и кладя ему на колено деньги. — Где только не встретишь знакомого человечка! Мне у метро, не забыли?

Оставшуюся часть пути они ехали молча, и только когда Дубинин остановился рядом со станцией метро, пассажир, уже выбираясь из машины, сказал ему на прощание:

— Спасибо, Осаф Александрович! Ездите осторожней! — И озорно подмигнул.

Сраженный тем, что первый встречный назвал его, в общем-то засекреченного сотрудника, по имени-отчеству, Дубинин проследил, как пассажир замешался в толпу, потом тронул машину, но, отъехав за угол, резко затормозил. В голове его промелькнула странная догадка. Глупо было об этом думать, но ведь приметы сходились! Дубинин даже решил было, оставив машину, броситься за пассажиром вдогонку.

Только что он сказал бы ему? Что, мол, если ты — тот самый Брамс, то приказ о твоей немедленной ликвидации все еще не отменен, и лучше бы тебе немедленно отбыть за границы Отечества, или, по крайней мере, из Питера. Видимо, тянет беднягу что-то в их город…

Надо было, бросив машину, мчаться за ним вдогонку. Но Осаф Александрович продолжал сидеть на месте, хотя и понимал, что второе такое везение судьба ему подарит нескоро. Однако и совершить должностное преступление он тоже не мог. Пусть будет так, как было: он подвез незнакомого человека, тот помог ему разобраться с парнями, и на этом они расстались. Чтобы больше не встретиться.

ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОХОРОНЫ

— Ты что, совсем сдурел из-за баб?!