Пять рассерженных мужей, стр. 11
Мужики замолчали, поражённые грандиозностью замыслов Архангельского, Пупс же бросился лихорадочно производить подсчёты, громко щёлкая клавишам своего старого раздолбанного калькулятора, как кастаньетами.
Заявление Архангельского так впечатлило Даню, что тот внезапно его зауважал и перешёл к непривычно официальному обращению.
— А как же, Иван Фёдорович, ты собираешься триста пятьдесят процентов обеспечить? — с непередаваемым пиететом спросил он.
— Господа, вы не видели меня в деле! — с беспрецедентной наглостью заявил Архангельский, от чего у меня душа в пятки ушла.
«Ну-у, теперь Маруся его точно убьёт, — подумала я. — Конечно убьёт, когда за долги продаст свою квартиру. Больше ей нечего продавать, новую-то машину своему Ване она ещё не купила, а за старую много не возьмёшь.»
Распереживалась я уже не на шутку, уже хотела выскочить из засады и загубить на корню их глупую затею, но в этот момент Пупс нарушил молчание.
— Ваня, — грустно сказал он, — такая рентабельность даже при продаже оружия большая редкость. Может торговля наркотиками это позволяет, но только без посредников. А в деревообработке для достижения поставленной тобой цели нужно делать продукцию из воздуха и без энергозатрат.
Обстоятельная и сугубо правильная речь Пупса произвела на мужиков впечатление. Это я поняла по гробовому молчанию.
— Взгляни вот, — Пупс снова зашуршал бумагами. — Здесь все расчёты.
Однако, Архангельский взглянуть не пожелал и даже рассердился, пренебрежительно отмахнулся.
— Некогда смотреть, — брезгливо заявил он. — Тут не гляделки требуются, а дело делать нужно. Но ты, Витяня, не дурак, узрел в корень. Потому на сверхприбыли и рассчитываю, что сырьё мы почти бесплатно возьмём. Вам просто повезло, что я Марусе подвернулся!
Пока мужики до звона в мозгах напряжённо гадали в чем им повезло, Архангельский тут же их и просветил:
— Зря что ли я из Архангельска, из лесного края? — спросил он и, не давая ни кому издать ни звука, тут же ответил на удачно поставленный собою вопрос: — Нет! Не зря! Я же и вырос прямо в лесу!
«Слышала бы Маруся! — ужаснулась я. — Не хвастала бы его манерами.»
Между тем Архангельский продолжил:
— Да-а, вырос в лесу, среди сосен, так что с дубами на «ты». Короче, уже с кем надо созвонился и товар в пути. С «бабками» тоже все намази.
— С какими «бабками»? — изумлённо осведомился Пупс.
— Имеются ввиду «бабки», что на взятку пойдут, — пояснил Архангельский, — потому что лес нам на реализацию дают.
И тоном полнейшего превосходства над собравшимися он заключил:
— Вот так-то, господа! Учитесь, пока я жив. Вы целый год хороводы водили, не знали как к настоящему делу подойти, а я в два счета все концы в одно кольцо свёл, и уже считаем «капусту». Такие мы, поморы, на ходу подмётки рвём.
«Да-аа, — сидя в очень неудобной позе под дверью кухни, подумала я, — не умрёт от скромности Марусин Ваня. Не умрёт и даже не заболеет. Эк его понесло, ну чистый Хлестаков.»
Словно узнав о моем осуждении, Архангельский неожиданно сбавил обороты, почувствовал, думаю, что уж слишком распустил свой павлиний хвост. Короче, не знаю что на него нашло, но весь этот парад-алле, стыдобу эту, он быстро свернул и закончил сдержанно и по-деловому.
— Сейчас посовещаемся, — сказал он, — перезвоню и поедем.
— Куда? — испуганно спросил Евгений, ошарашенный деловым напором Архангельского.
— Как куда? — изумился тот. — Стрелку забивать да «капусту» отслюнявливать, бакшиш. Лес, — он почему-то причмокнул, — пальчики оближешь!
— Небось ворованный, — внезапно предположил Даня.
Уж никак не ожидала от него прыти такой. Думала, дремлет по обыкновению.
— Ворованный, — бодро согласился Архангельский, — но с документами.
Судя по молчанию, мужики крепко переваривали эту новость, ещё не зная как к ней отнестись. Все, как один, дружно предпочитали домашний диван да финский унитаз параше и шконке. У них потому и с бизнесом не ладилось, что к воровству слишком много предубеждений было. Да и вялость всех одолела. На здоровый мужской риск был способен лишь мой Евгений, да и тот патологически не любил нарушать законы, без чего ни шагу в нашей стране. Короче, мужья моих подруг очень ручные мужчинки. Ручные и домашние, дальше дивана никуда, а тут заява такая.
В воздухе запахло парашей и шконкой.
Молчание подзатянулось, я начала скучать.
Наконец мой Женька обстановку разрядил.
— Дела делами, но пиво-то киснет, — сказал он и мужики оживились.
— Да! Пиво! Пиво! — закричали они.
«Конечно, — подумала я, — уж лучше пивка попить, чем над проблемой голову ломать.»
Подумала и разозлилась. Вот в этом они все: от любой мало-мальской неприятности в негу и удовольствие, сломя голову, кидается наш мужик. Совсем удар не держит. И не хочет держать. Вот Ваня — с Марусей поругается и сразу к пивной, пивом да раками горе своё заедать. Женька мой после всех ссор услаждал себя футболом. Пупс, Тасик, Даня — те вообще в этом смысле уроды, о них и говорить не хочется…
— Выпили все пиво, — страдальчески воскликнул Тасик.
«Вот это настоящее горе!» — проникаясь сочувствием, подумала я.
— Как же, — рассмеялся Евгений. -Что бы я вам предлагал, если выпили? Ты что Думаешь, я тот дурак из поговорки, которого за бутылкой пошли, так он одну её и принесёт? Нет уж, учёные.
Раздался резкий звук отодвигаемого стула и…
И Женька направился в прихожую.
Глава 9
«Женька направился в прихожу,» — ужаснулась я, сидя у него на пути под дверью кухни.
Тут не могу не погордиться своей ловкостью. Ловкостью и умением сходу нужную скорость набирать. Что ни говори, но мобильности во мне хватает, своему «Мерседесу» сто очков вперёд дам.
Но и Женька мой не лыком шит, тоже шустрый, за малым лбами не столкнулись…
Но все же успела я в гостиную шмыгнуть, а у самой сердце бешено колотится. Так близко он прошёл — услышала запах родной, колени подогнулись. Он тоже, словно моё присутствие учуяв, помедлил, приостановился без видимой причины…
— Так тащи же скорей, не томи душу, — загалдели мужики.
И Евгений заспешил в прихожую к двери, где оставил кулёк с пивом.
Пока они уничтожали пиво, с покрякиванием и поухиванием, я всплакнула, устроившись в гостиной на любимом диванчике Маруси, вспомнила, как мы с Женькой здесь сиживали, да как в кухне в гостях у Вани с Марусей гуливали…
Э-эх! Какие времена! Счастливые, а я их не ценила. Думала, так будет всю жизнь. И вот вам, пожалуйста, все как в песне поётся: «Красивая и смелая дорогу перешла…»
Чур меня, чур! Юлька, что ли, красивая? Урода эта кривоногая? И в подмётки мне не годится.
Конечно не годится. Я и умница, и красавица…
А вон до чего дожила: Женька не меня везёт в кругосветку, а какую-то кривоногую Юльку!
Мою, кстати, Юльку! Лучшую подругу!
Пока я горевала, мужики вновь вернулись к своим замыслам.
— Теперь ты, Тасик, — деловито распорядился Архангельский, — расскажи что там с цехом.
— Все в порядке, — поспешно откликнулся Тасик. — Договор железный, цех наш. В цехе все есть. И строгальные станки и долбёжные. В общем все. Можно сложные изделия делать, а можно простенький погонаж гнать: рейки, плинтусы, обналичку.
— А инструмент, — с важностью осведомился Архангельский.
— Инструмент — это не моё, — угас Тасик.
— В порядке все с инструментом, — подхватил эстафету Женька. — Все достал: и фрезы, и пилы, и резьцы, и все остальное. Много чего. В общем, все по тому списку, который Тасик дал.
«Ага, — подумала я, — значит правильно угадала, зачинщик все-таки Тасик.»
— Отлично, — подытожил Архангельский, — тогда считаем «капусту». Вить, так что там у нас выходит, просвети господ.
По поводу «капусты» Пупс докладывал без должного энтузиазма, но проект новоиспечённого начальника не забраковал.
— Я тут все прикинул, — с профессиональной озабоченностью сообщил он, — если лес поступит за четверть цены, как обещал Иван Фёдорович, если электроэнергию воровать, ну и на зарплате рабочим поприжаться, тогда, думаю, рентабельность в триста двадцать процентов вырисовывается, но пока лишь на бумаге.