Пусти козла в огород, стр. 50

— Что ты знаешь об этой фиалке? Что? — набросилась я на нее.

Фаина потрясла головой, словно сбрасывая наваждение.

— Мархалева, откуда у тебя цветок? — испуганно спросила она. — Чтобы найти это безобразие, мой бедный ботаник всю свою жизнь положил. Рассудка лишился. А ты запросто заявилась с растением, о котором сто лет весь ботанический мир спорит: существует оно или эту сказочку индейцы придумали.

— Фаина, — закричала я, — умоляю, расскажи все, что ты знаешь про эту фиалку! В оранжерее Алисы из-за этих цветов творится нечто ужасное. Да что в оранжерее? Во всем ее доме! У Марго крыша едет, у меня кошмары образовались. И все еле-еле ноги таскают. К тому же в подъезде коты вымирают. Ну не живут у них там коты!

— А при чем здесь коты? — оторопела Фаина.

— Как — при чем? Оранжерея выходит на крышу дома, а по крыше гуляют коты. Законное дело. Где же еще котам гулять, как не по крыше? Только после прогулок животные дохнут. Все, как один. Рассказывай все, что знаешь про фиалку преисподней!

Фаина рассердилась:

— Да ничего я про нее не знаю. И никто не знает. Ботаника моего уже за то считают дураком, что он в существование этой фиалки верит. Один он и верит, теперь вот ты еще.

Фаина качнулась и махнула перед глазами рукой, словно отгоняя муху.

— Фу, Мархалева, — сказала она, — что-то и у меня голова закружилась. В самом деле, вредный дурман цветок этот производит. Сняла бы ты его, от греха подальше, с воротника своего.

Дверь распахнулась, санитары вывели ботаника. Он был уже спокоен, даже флегматичен. Однако, поравнявшись со мной, убежденно сказал:

— У него очень злая душа. Я воззрилась на Фаину:

— Что он имеет в виду?

— Несчастный уверен, что цветок преисподней не совсем растение. Он разработал теорию, что фиалка эта — промежуточная ступень между растениями и животными. Предмет почти что одушевленный. В любом случае, Мархалева, сними с себя эту гадость.

И Фаина помчалась вслед за санитарами. Озадаченная, я грустно плелась по коридору. Состояние было ужасное. Казалось, мир где-то, а я наблюдаю за ним со стороны, ни в чем не принимая участия.

Крик «Мархалева! Мархалева!» донесся откуда-то из страшного далека. Я оглянулась. По коридору, догоняя меня, неслась Фаина.

— Мархалева! — закричала она. — Я вспомнила! Вспомнила! Это Марго откуда-то притащила цветы! Теперь я точно вспомнила. Выхожу как-то из лифта, а по ступеням поднимается Марго. В руках у нее два горшка. В одном фиалки с коричневыми цветочками, в другом с черными. Я по запаху вспомнила. Тогда так же воняло, но я подумала, что это удобрения.

— Не может быть! — вскричала я. — Зачем Марго травить Алису?

— Уж не знаю! — гаркнула Фаина, — Только она сказала мне, что Алисе подарочек несет, а у самой рожа ехидная-преехидная. Хорош подарочек, падалью смердит!

Я вспомнила пропавшие подарки, вспомнила назойливые разговоры Марго о завистливых подругах Алисы, о сглазе, о человечках и таинствах всяких мистических. Вспомнила молитвы ее дурацкие.

«Марго! — подумала я. — Конечно, Марго! Как я раньше не догадалась? Ведь у нее были ключи от квартиры. И подарки она взяла, потому никто и не выходил из подъезда, а ведь и я, и консьержка слышали звуки работающего лифта».

— Ты вот что, Мархалева, — сказала Фаина. — Не предпринимай пока ничего. Сейчас я очень спешу, а потом, когда освобожусь, к вам с Алиской заеду. Надо потолковать. Что-то здесь и в самом деле не то. Вижу теперь, что Не одни здесь ваши фантазии, но и горячку не стоит пороть, как ты это любишь.

Я не слушала Фаину. Я размышляла. Теперь все указывало на Марго. Как же я ее раньше не заподозрила? Почему она, как только узнала, что я собираюсь подвергнуть химическому анализу подарки, так сразу бросилась об этом докладывать подругам Алисы? Хотела пустить меня по ложному следу?

Страшная мысль пронзила меня.

— О кошмар! — закричала я. — Пока мы здесь разговариваем. Марго добивает Алису!

Я устремилась к выходу из отделения, но Фаина отловила меня за рукав.

— Почему? Почему ты так думаешь? — испуганно спросила она. — Почему именно добивает?

— Я сегодня сказала Марго, что надо выбросить все эти цветы. Сказала, что они подозрительные. Она знает теперь, что я обо всем догадалась. Сейчас она спешит довести свое черное дело до конца. Я должна бежать! Должна помешать ей! Помешать!

Фаина схватилась за голову. Она хотела что-то возразить, но слушать ее мне некогда было. Охваченная плохими предчувствиями, я помчалась к Алисе.

— Мархалева! — прокричала мне вслед Фаина. — Ботаник утверждает, что фиалка преисподней ядовита. Порошок из ее сухих цветков убивает наповал! Одно спасение от этого адского зелья — сухие цветы фиалки свободы.

ГЛАВА 30

Я мчалась к Алисе с одной лишь мыслью: «Успеть! Успеть!» Волнения по поводу Марго, представляющей теперь жуткую опасность, отступили на второй план. В голове билось: доеду или не доеду? В любой миг я могла потерять сознание, и тогда…

О том, что случится, было страшно даже подумать, потому я держалась из последних сил. Дорога плясала перед глазами, потные ладони соскальзывали с руля. Но нога упала на газ. Нога оказалась такой тяжелой, что я не в силах была ее поднять и неслась как сумасшедшая.

«Успеть! Успеть!»

Я успела. Не помню, как въехала во двор Алисы. Как поднялась на ее этаж, как ворвалась в квартиру. Она была дома, бедняжка. Такая бледная, худая, испуганная. Такая беззащитная. Сердце зашлось от жалости.

Она бросилась ко мне:

— Соня!

— Алиса! — закричала я, обнимая ее. — Все дело в цветах! В черных цветах! Они ядовиты! Ядовиты…

Я твердила и твердила одно и то же, пока силы мои не иссякли. Алиса поплыла-поплыла, комната закружилась, потолок начал давить и рушиться на меня…

— Соня! Соня-я-я-я! — доносилось откуда-то из другого мира, такого далекого и суетного.

Там был свет, там была жизнь. В моем же мире осталась лишь чернота… И покой. Грозная фиалка преисподней источала миазмы разложения в этой свирепой тьме, исполненной смертного покоя.

* * *

Каким-то образом я все же не умерла. Открыла глаза и с ужасом обнаружила, что лежу в спальне, рядом со страшным черным цветком, расположившимся на тумбочке. Рядом с жуткой фиалкой преисподней. Алиса сидела тут же. На смертельно бледном ее лице яркой синевой блестели глаза, источающие боль и сострадание. И еще что-то…

— Не волнуйся, дорогая, — прошептала она, — все будет хорошо. Сейчас тебе станет легко-легко.

Какой, к черту, легко! На грудь словно плиту могильную опустили. Хотела закричать, хотела объяснить этой глупышке, моей Алисе, что надо срочно вынести из квартиры ядовитые цветы. Все до единого.

И я закричала, напрягая все силы. Но… губы лишь шевельнулись, не издав ни звука. — Алиса, заметив мое волнение, спросила:

— Что? Соня, что?

Из последних сил я выдавила:

— Марго… Алиса кивнула:

— Да, Марго ушла. Домой ушла. Позвать ее?

Я испуганно замотала головой, и Алиса снова закружилась-закружилась. Однако на этот раз я сознание не потеряла. Повисла в пустоте где-то между бытием и небытием. Тело не слушалось меня, но в глубинах рассудка все же таилась мысль.

До сих пор не знаю, что это было: то ли сон видела, то ли и в самом деле размышляла очумевшими от гнилостных ароматов мозгами. Виделось, что Марго несет цветы, крича во все горло: «Человечки! Человечки!» Лицо ее надвинулось, вяло шевеля губами, Марго выросла до необъятных размеров и принялась ругать и клясть Алисиных подруг. Потом она снова заговорила о своих человечках.

— Коты! Коты! — вдруг закричала Марго, позабыв о человечках. — Они погибли! Все коты погибли! В нашем подъезде коты не живут…

«Как-то подозрительно она себя ведет», — вяло подумала я, вглядываясь в размытый силуэт Марго.

Она удалялась, озираясь, унося под мышкой подарки подруг Алисы. Она уходила по коридору, обозначенному цветочными горшками, из которых торчали черные кошачьи хвосты. А впереди спешащей во тьму Марго бодро бежали человечки, придерживая коротенькими ручками платьица в горох.