Продается шкаф с любовником, стр. 48

Мискин вопросительно уставился на Далилу. Она ему возразила:

— Но это еще не мотив.

— Сам по себе — нет, а в совокупности — да.

— В совокупности с чем?

— С дальнейшими фактами. Вы сами заметили, что Верховский, когда узнал о смерти сестры, не сразу вызвал милицию.

— А вы об этом не знали?

— Клянусь, не знал. И не задумывался никогда, и не сопоставлял. Вы только что сами мне сообщили, что милиция была вызвана в три, а я точно знаю, что с ним встречался около часа.

Подумав, Мискин сказал:

— Да, примерно так. Когда мне Маша звонила, было без двадцати двенадцать. Пока доехал, Маши не стало. Потом я уехал. Верховский почти сразу мне позвонил, и мы быстро с ним встретились.

— Как он себя вел? — спросила Далила.

— Как? Дрожал, как овечий хвост. Жаловался и трясся: «У нас с Машкой в последнее время сплошная вражда, теперь меня точно засудят». Я его успокоил:

«Все наши об этом будут молчать». И алиби ему дал.

А он что в ответ? Наташкин «ТТ», гад, подсунул! И, главное, куда! В бардачок! На самое видное место!

Мискин зло ударил кулаком по своей же ладони и презрительно процедил:

— «ТТ» подбросил и следом стукнул ментам. Не зря же они меня гоняли по городу. Еле от них удрал.

Кстати, как вышел от Кроликова, меня тут же и хлопнули, а я чист. Вовремя, выходит, пистолетик спулил.

А вы не в курсе, куда Кроликов дел пистолет?

Далила с иронией посоветовала:

— А вы у него спросите.

Мискин обиделся:

— Я не собирался его подставлять. Через несколько дней полез в его стол, хотел «ТТ» незаметно вынести, а там пусто уже.

— Говорите, подставлять не хотели, — усмехнулась Далила, — а если бы у Кроликова тот пистолет нашли? Представляете, на какой он загремел бы срок?

— Я точно знал, что у Кроликова не станут искать.

Вы еще попробуйте в тот дом зайдите. Уж ментов так просто точно не пустят. Родители у Гоши те еще шишки. Так и вышло, Кроликов не пострадал.

— Да, не пострадал, — согласилась Далила. — Но почему Верховский именно вам подложил пистолет?

Мискин изумленно развел руками:

— Сам поражаюсь!

Далила предположила:

— Может, из мести?

— Из мести?

Мискин, сузив глаза, задумался и согласился:

— Возможно. Если кто-то ему донес о моих отношениях с Машей, Андрей вполне мог подумать, что свою долю сестра требует для меня.

Глава 34

Далила зашла в тупик: расследование начато ради спасения Андрея Верховского, и вот уже сам Он под подозрением. Что делать?

Этой ночью она не спала. Поздно вечером, едва вернулась домой, позвонил Матвей.

— Я больше у тебя ничего не забыл? — спросил он игриво.

Далила рассердилась и бывшего своего отругала, настрого запретив ему приезжать. Ближе к утру, вдоволь наворочавшись с боку на бок в постели, она пожалела об этом, подумав: «Уж лучше б Матвей пришел, меньше думала бы о Верховском».

А Далила о нем ох как думала — поверить никак не могла, что Андрей способен убить сестру, он такой милый, воспитанный и утонченный. И из-за чего? Из-за денег!

Но с другой стороны, в связи с этим многое прояснилось. Стало понятно, какая кошка пробежала между Верховским и Мискиным. И болезнь Верховского (а он действительно болен) объясняется угрызениями совести. Содержание сна, возможно, придумано, чтобы сбить с толку Далилу, но кошмар его мучает, несомненно.

«А уж все эти вздохи-ухаживания и вовсе подстроены Верховским классически, — горестно заключила она. — Причина внезапной любви прозаична, но уезжать из Питера он передумал все же из-за меня. Правда, любовь, увы, не имеет к этому отношения. Он всего лишь боялся, что я докопаюсь до истины: Андрей хочет держать руку на пульсе расследования».

К утру Далила особо остро почувствовала себя оскорбленной, не выдержала и позвонила Верховскому.

«Ох, и устрою ему разгон! Все сейчас выскажу!» — кипела она.

Он долго не брал трубку, а когда наконец взял, Далила одумалась. Отказываясь от разгона, она любезно осведомилась:

— Андрей, простите за ранний звонок, я вас не разбудила?

Верховский обрадовался, услышав ее голос, но сообщил:

— Разбудили. Хвастаюсь: как это ни удивительно, я крепко спал.

— Извините, — виновато произнесла Далила, делая вид, что собирается вешать трубку.

Он испуганно завопил:

— Нет-нет! Я страшно рад!

Эта страшная радость поколебала ее уверенность.

— Нам нужно срочно поговорить, — сказала Далила, подумав: «Что за глупости? Машу убил не он. Ну какой он убийца? Наверняка Андрей даст разумные объяснения всем несуразностям».

В ответ на ее предложение Верховский без, размышлений воскликнул:

— Есть два варианта: я немедленно еду к вам и остаюсь. Или забираю вас, и мы пьем утренний кофе уже у меня на кухне.

Далила его осадила:

— Боюсь, разговор будет не слишком приятным.

Лучше встретимся у меня во дворе и прогуляемся по сонной Таврической. Я люблю гулять по спящему городу.

— Отлично, — согласился Верховский. — Я тоже люблю.

Встретились они не во дворе, а на углу Суворовского проспекта и Таврической улицы — Далила пошла ему навстречу. Они, не сговариваясь, прогулочным шагом направились по Таврической к музею Суворова.

Говорили в основном о погоде. Остановились, постояли напротив музея и, опять не сговариваясь, зачем-то перешли через дорогу к ограде Таврического сада.

Смущены были оба, разговор шел все о той же погоде — «захватывающая» тема, особенно в Петербурге, где привыкли не обращать внимания на капризы природы.

На углу Таврического сада снова остановились, еще постояли — Далила никак не могла начать, а он ни о чем не спрашивал.

И потопали по Кирочной к станции метро «Чернышевская». Далилу ноги туда вели: она шла привычным маршрутом от своего дома к тетушке Маре.

«А почему Верховский сюда пошел? — гадала она. — Собирались же гулять по Таврической, а он вдруг на Кирочную свернул».

Далила злилась на свои пустые, даже глупые мысли, на свою болтовню о дожде и тумане, на то, что не может собраться с духом. Он злился только на робость, которая заставляла говорить о погоде. Так и шли, мучимые нелепостью ситуации: взрослые занятые люди, встретились в центре Питера в шесть утра…

Чтобы поболтать о погоде.

Он:

— А в прошлом году, помнится, в эту пору был страшный туман.

Она:

— И в этом году туманов хватает.

Он:

— На завтра, вроде бы, синоптики обещают нам прояснение.

Она:

— Хорошие обещания редко сбываются.

Он:

— Смотря кто обещает.

Она:

— Все синоптики врут.

Он:

— Ну уж врут. Ошибаются.

Вдруг Далила подумала: "Стоп, это уже не о погоде. Явно прослеживается подтекст, за нас говорит подсознание. Но о чем идет разговор? Я на него нападаю, а он меня успокаивает? Похоже.

Но из этого следует, что он не чувствует за собой тяжелой постыдной вины. Его терзает нечто другое, не совесть".

Эта мысль вдохновила Далилу: она наконец решилась и задала свой вопрос.

— Почему вы не сразу обратились в милицию, а прежде встретились с Мискиным? — спросила она, мучительно ожидая, что он начнет отпираться.

Но Верховский не отпирался. Он остановился, твердо взял Далилу под локоть и, глядя ей прямо в глаза, признался:

— Я струсил.

Против воли она поправила:

— Вы испугались.

Он зло потряс головой:

— Нет, именно струсил.

— Как это было? — цепенея, спросила Далила.

Верховский отпустил ее локоть, шумно вздохнул и, вновь устремляясь по Кирочной, начал свой страшный рассказ:

— Маша мне позвонила и попросила срочно приехать. Я сослался на занятость. Тогда Маша потребовала…

Он запнулся, потряс головой и поправился:

— Да нет, пригрозила: «Или ты приезжаешь, или я немедленно ухожу из дома. Я хочу сделать серьезное заявление». Заявлений в последние дни хватало, но деваться мне было некуда. Я поехал домой. Готов был к чему угодно: к ссоре, к скандалу, но Маша лежала в луже крови. Вы не представляете, как это ужасно!