Продается шкаф с любовником, стр. 14

Пока Далила, жадно хватая воздух, поражалась тактике и упорству старушки, та просветленно произнесла:

— Пойду порадую Лелечку. Прощай, моя милая.

Глава 8

«Проблемы множатся, а я одна. Хоть бери и клонируй себя», — подумала Далила, распростившись с тетушкой Марой.

Она даже не подозревала, как шустро множатся ее проблемы. День стремительно приближался к концу, а Далилу еще ожидала тьма впечатлений.

Взглянув на часы, она удивилась, что Евгений запаздывает.

«Коли так, — зевая, решила она, — можно пока вздремнуть. Раз уж я всем сильно понадобилась, постараюсь быть в форме. А если Женька не загулял и все же придет, то разбудит: дверь я оставлю открытой, раз обещала».

Далила протопала в прихожую, открыла замок и отправилась в спальню. Лишь увидев кровать, она поняла, как устала, и, не снимая дорогущего покрывала, рухнула на модный матрас Галины — подруга на все, что связано с сексом, денег не жалела.

Вечер был поздний, но для Далилы время, в общем-то, детское — по выходным она привыкла ложиться за полночь. Однако в этот субботний день она так себя «уработала», что, едва коснувшись подушки, немедленно провалилась в сон.

Сон был приятный. Почему-то приснился Матвей — бывший муж, норовящий затесаться в любовники [3].

Почему он приснился?

Может, потому, что в последнее время Матвей проходу ей не дает: поджидает у офиса, часто звонит, настойчиво ищет встречи с Далилой.

Она ускользает, не идет на контакт, понимая его неуместность — слишком много между ними проблем. Их прошлую (хоть и длинную) жизнь удачной назвать нельзя. Их сын Димка в родителях не слишком нуждается. Он вырос, того и гляди, женится сам.

Ирина (вторая жена Матвея) родила прелестную дочь:

Матвей теперь счастливый отец.

Или не очень счастливый?

Или не очень отец?

Или счастливый отец, а супруг разнесчастный…

Видимо, в их молодой семье завелись неприятности. Чем же поможет Матвею Далила?

Развлекать бывшего мужа, мягко говоря, оскорбительно. Неинтересно. И глупо.

Чего же он хочет? Мосты сожжены, побиты горшки, растоптаны чувства, разнесены в прах иллюзии…

Впрочем, все это в жизни, а во сне Далила была в их общем далеком прошлом. Она обнимала бывшего мужа, а Матвей увлеченно о чем-то рассказывал. Далила не слышала — в небе шумел самолет. Они стояли на заросшем сочной травой пригорке, над горизонтом висели белые облака, внизу серебристой лентой петляла речушка, по берегам волновался камыш — было очень красиво.

И в душе было так же красиво: сладкий покой с привкусом неги. Далила прижалась щекой к мощной груди Матвея и тихо запела: «Женское счастье — был бы милый рядом…»

Закончить этой «высокой идеей» она не успела — яростно зазвонил мобильный.

Телефон, как уже нам известно, звонил вовсе не яростно, но Далиле не хотелось покидать свой уютный сон, и от этого робкие призывы мобильного показались ей громом среди ясного неба: трубку она схватила с ощущением ужаса и горькой утраты. В ухо тотчас ударил хрипловатый, скрипучий бас:

— Самсонова Далила Максимовна?

«Много курит», — механически отметила она и откликнулась:

— Да, это я, а вы кто?

— Я Пендраковский.

— Простите, какой вы? — растерялась Далила, не совсем еще сбросивши сон.

— Пендраковский Валерий Гаврилович, — густо пробасил незнакомец и пояснил с легким смущением:

— Я к вам от Поповой.

— От Поповой? Простите, а кто это?

— Это сотрудница Валентины Ивановны.

— Валентины Ивановны? Я не знаю такой.

Бас с раздражением пояснил:

— Валентина Ивановна — это соседка.

— Ваша соседка?

— Конечно, моя. Попова ее подчиненная. Она якобы рекомендовала мне вас, или вам меня, нет, все же мне вас… Или вам меня? Кажется, я запутался, — зашел в тупик бас.

Далила ничем помочь не могла, терпеливо ждала и молчала. Бас смущенно откашлялся и решительно заявил:

— Короче, мне рекомендовали обратиться за помощью к вам. У меня нарушился сон и аппетит.

В голове Далилы мгновенно сложилась затейливая конструкция тетушки Мары: соседка сотрудницы племянницы невестки Лелечки. Кажется, так.

«Мальчик! — едва ли не радостно прозрела она. — Близкий и родной человек тетушки Мары!»

— Я вас слушаю, — уже приветливо сказала Далила.

«Мальчик» скрипучим басом поведал:

— Дело в том, что я продаю шкаф. Дорогой, антикварный. Ручная работа. Кажется, век семнадцатый. Точно пока не выяснил.

— А, уже продаете?

— Уже продаю.

Далила мысленно констатировала: «Налицо навязчивая идея. Возможно, следствие возрастных изменений мозга».

— Почему не выяснили? — деловито осведомилась она, подавляя зевоту. — Вы можете прогадать. Хотите, порекомендую оценщика? Специалист высокого класса. Сошлитесь ему на меня, он недорого с вас возьмет.

Бас скрипуче взорвался:

— Оценщик был! Он-то меня и достал! Чертов шкаф!

«Неадекватность реакций», — отметила про себя Далила и ласково осведомилась:

— Почему же оценщик не определил возраст шкафа?

«Мальчик», по-медвежьи рыкнув, с чувством пожаловался:

— Никак не могут выяснить этот возраст! Чертов шкаф! Там все время кто-то сидит! Будь проклят тот день, когда я надумал его продать!

«Ко всему еще и галлюцинации, — определила Далила. — Что угодно, кроме депрессии, обещанной тетушкой Марой. Мальчик буйный. При депрессии срывы бывают, но обычно так не вопят. Силы не те».

— Мне все ясно, — демонстрируя компетентность, сказала она. — Случай исключительный, но известный, сложный, но легко излечимый. Я вам помогу.

Пациенты любят узнавать о сложности своих случаев — разумеется, при условии, что они легко излечимы. Пациентам нравится чувствовать свою исключительность даже в болезни, тогда они проникаются доверием к Далиле, успокаиваются и неукоснительно выполняют все ее предписания.

Однако Мальчик не проникся и не успокоился.

— Поможете? — проныл он, и в его старческом голосе сквозило дремучее недоверие.

«Лет семьдесят бедолаге, не меньше», — заключила Далила, категорически возвестив:

— Попробуем разобраться. Завтра после шести я вас жду. Прошу не опаздывать.

Мальчик поблагодарил, и они распрощались. Далила, не медля, рухнула на подушку досматривать сон.

Вопреки здравому смыслу ей страшно хотелось вернуть свою щеку на грудь Матвея.

И (не чудо ли?!) ей это удалось. Снова пригорок и облака, камыши и речушка, щека — опять на груди, руки Матвея ласкают Далилу, она вновь нежно поет:

«Женское счастье — был бы милый…»

И…

— О, кошмар!

Опять Моцарт! Мобильный снова играет задорное рондо: «Тили-ти, тили-ти…»

Далила выругалась, вскочила и, яростно припечатав к безвинному уху «трубу», незнамо кому адресовала свое возмущение:

— Вы мне ребенка разбудите!

В ответ проскрипело:

— Простите, я о ребенке не знал.

Это был, конечно же, Мальчик. Услышав его незабываемый бас, Далила значительно мягче спросила:

— Вы что-то хотели узнать?

Он начал с напором:

— Я не все рассказал вам про шкаф…

Далила его перебила:

— Завтра расскажете!

— Да, конечно, — сник Пендраковский. — Простите. До завтра.

— До завтра.

Мысленно обругав тетушку Мару, она отключила мобильный и рухнула на подушку: на этот раз в полной решимости досмотреть чертов сон. Надо же знать, куда заведут ее отношения с бывшим мужем.

И опять (разве не чудо?) изумрудный пригорок" над головой облака, у ног речушка, ее щека на его груди, на ее груди его руки.

О, эти руки Матвея! Они ласково бродят по телу Далилы, медленно снимают жилетик и блузку, приступают к капризному лифчику, застежка не подчиняется, Матвей ее рвет, его руки опускаются ниже, юбка сползает, сползает, под ней кружевные трусики…

— Медленно, слишком медленно, — извиваясь, трепещет Далила. — Быстрей! О! Быстрей, — шепчет она.