Вольный стрелок, стр. 74

Но сейчас это не имело уже никакого значения — как могло бы быть и имел ли он отношение к истории с Женькиной семьей. Потому что Алещенко проиграл — а я выиграла. Как всегда.

Почти всегда…

Глава 19

Я стояла перед дверью — точнее, чуть в стороне, — Задумчиво поглядывая на кнопку звонка. Готовясь вдавить ее, квадратную и черную, в белую коробочку — не сомневаясь, что родится какой-нибудь необычный звук, такой крутой и новорусский. Какие положено рождать звонку в квартире экс-любовницы некогда преуспевавшего банкира.

Тут все было крутое — и район, экологически чистое и престижное Крылатское, и дом, построенный совсем недавно, и металлическая дверь, перед которой я стояла, и золоченая, причудливо изогнутая дверная ручка, и коврик с изображением Эйфелевой башни, и выложенный красивой плиткой квадрат, на который ступал тот, кто собирался войти в эту квартиру.

И стоило это круто — если верить документам, полученным мной вчера от господина Середы, квартира обошлась банку в сто двенадцать тысяч долларов. Не много по московским ценам за хорошее жилье — только вот квартира была всего-навсего однокомнатная. Так что круто получалось.

Я сплюнула мысленно — слово «круто», модное и повсеместно употребляемое, я ненавижу. Но тут сложно было сказать по-другому. Тем более что я не сомневалась, что господин Улитин, с учетом его происхождения и в соответствии с менталитетом, это слово любил — и наверняка именно так отзывался о квартире, которую купил за счет банка своей любовнице.

Правда, официально это была плата за участие фотомодели Ирины Александровны Соболевой в рекламной кампании «Нефтабанка» — однако это ни для кого ничего не меняло.

Тем более для меня, специально уточнившей вчера у Яшки, сколько получают модели, — я, признаться, удивилась ответу, потому что думала, что им куда больше платят, — и знавшей, что на модельном поприще вышеозначенная Ирина Александровна сделала только первый шаг, оказавшийся, судя по имевшейся у меня информации, и последним.

Рука потянулась к кнопке звонка, но я отдернула ее назад — чтобы еще. раз все обдумать. Правда, в квартире могло никого не оказаться — или она давно могла быть продана Ириной Александровной, или сдана в, так сказать, наем, — но все-таки был шанс, что здесь живет именно та, кого я ищу. И что она дома сейчас, в два часа дня в субботу. А значит, мне надо окончательно определить, что я ей скажу.

Ее мать так и не дала мне телефон дочери — толком ничего не объяснив. А я, ожидавшая совсем другого, потратившая столько времени на ахинею, которую плела этой чертовой мамаше, терпеливо выждавшая полтора часа, прежде чем перезвонить ей, как мы договаривались, даже растерялась. Потому что не сомневалась, что сейчас она даст мне номер. И пусть я не знала, как выстрою разговор с ее дочкой — та легко могла меня расколоть, так что мне надо было как можно быстрее договориться о встрече, сославшись на нежелание обсуждать по телефону столь важные вопросы, — но в тот момент главным было получить ее номер. И тут…

«Извините, ничем не могу вам помочь, про Иру забудьте, ей сейчас не до работы» — примерно так она сказала. И практически сразу бросила трубку, не дав мне ничего вставить. И я набрала ей тут же и сразу начала тараторить, что это очень важно, что ее дочери светит большое и обеспеченное будущее, и все в таком роде — но голос, категоричный, как и в самом начале нашей беседы, вклинился в мой словесный поток, останавливая его подобно плотине. «И не звоните сюда больше, понятно? Не звоните!» — произнес он твердо и резко, и в трубке снова зазвучали гудки. Говоря мне, что, может быть, я выиграла сегодня днем — но проиграла вечером. Потому что все время выигрывать нельзя.

Признаюсь — я огорчилась. Хотя и попыталась утешить себя тем, что в принципе эта девица мне не нужна. Потому что я уже и так знаю более чем достаточно для убойного материала — все, кроме того, кто же убил Улитина. Но в любом случае та, с кем он спал, мне этого не сообщит. А значит, даже если я ее найду — и если она еще согласится разговаривать, а точнее, если мне удастся ее разговорить, — мне это ничего не даст, совершенно. Так что расстраиваться не стоит.

Я успокоила себя тем вечером. Сказав себе, что это не она была в машине банкира в тот злополучный для него вечер. Потому что Ирину Александровну Соболеву, бывшую любовницей господина Улитина на протяжении длительного времени — это если верить Яшке и моему предположению, что за десяток ночей даже банкиры вряд ли расплачиваются квартирами стоимостью за сто тысяч долларов, — охрана должна была бы узнать. Умозаключение было не самым логичным — но в тот момент меня устроило. И я успокоилась. Хотя и знала, что это самообман — и я буду искать ее до тех пор, пока не найду.

Наутро, придя в редакцию, я попросила ребят из криминального отдела пробить, по какому адресу прописана Соболева Ирина Александровна, примерно 1978 года рождения, — есть у них эта программа, где все адреса и телефоны всех москвичей имеются. А двадцать минут спустя, попивая взятый в редакционном баре кофе, вдруг спохватилась, спросив себя, на кой мне это надо, коль скоро я уже решила, что она мне не нужна. Зная при этом ответ — заключавшийся в том, что я не люблю проигрывать. Даже в мелочах. Тем более когда все возможности одержать победу еще не исчерпаны.

Адрес, который мне принесли еще через час, — там было несколько адресов, но я сразу вычислила тот, который имел отношение к моей Соболевой, — оказался тем же, который у меня был, равно как и номер телефона. И это означало, что здесь я все-таки проиграла. Но зато еще через четыре часа, когда к редакции после предварительного звонка подъехал человек от Середы и передал мне тонкую папку с ксерокопиями документов и пояснил, что именно в этой папке, я победно усмехнулась. И не только потому, что Середа сдержал слово и предоставил мне пусть скудноватую, но зато классную фактуру по Улитину, — но и потому, что в пакете был адрес квартиры, купленной банком в апреле прошлого года для некой госпожи Соболевой.

Я не стала торопиться — хотя могла еще раз зайти в криминальный отдел и, вбив в компьютер имеющийся у меня адрес, получить номер телефона и набрать его тут же. Но я оставила это на потом — тем более что у меня были другие дела.

В том числе и часовая примерно беседа с Алещенко. Который, глядя на меня с уважением и недоверием, долго рассматривал заключенный Улитиным договор с одним французским банком — а потом терпеливо растолковывал мне, что именно означает этот договор и в чем тут хитрость.

В общем, я не стала ничего предпринимать вчера, когда получила этот адрес, — зато сегодня-вышла из дома, собираясь навестить госпожу Соболеву.

Вышла ровно в час — справедливо рассудив, что днем она должна быть дома. Она же представитель так называемой элиты — значит, у нее ночной образ жизни. Всю ночь гуляет — а потом спит полдня, набираясь сил для очередного выхода в свет. И даже если госпожа Соболева — это если верить ее маме — пребывала в глубоком трауре, она тем более обязана была быть дома в два часа дня. Хотя я бы не слишком огорчилась, ее не застав, — и вернулась бы к ней попозже, часиков в семь. А потом в десять. А потом в одиннадцать утра — и так далее. До тех пор, пока не увижу ее — или не выясню, что на самом деле квартира уже принадлежит кому-то другому.

Вычислить телефон и позвонить, бесспорно, было бы куда проще — но это был не тот случай, когда простое решение лучше сложного. Если она там не жила, мне вряд ли бы сообщили по телефону, как ее найти, даже если бы знали, — разговор тет-а-тет дал бы куда больше. Если она там жила, то тем более — потому что акулой модного бизнеса представиться я уже не могла, с журналисткой она вряд ли бы стала разговаривать, а остальные роли лучше было исполнять при очном общении. Так что я поехала — сказав себе, что даже если я никого не застану, попытка стоит того, чтобы потерять на нее полтора часа.

Тем более что мне было о чем подумать по пути — о том, кто она, кого я ищу, и какая она, и каково ей сейчас. О том, ищу я невиновную — или намеренную или невольную убийцу. Убитую горем девушку, влюбившуюся в богатого мужчину, который играл в ее жизни роль прекрасного принца, — или расчетливую девицу, сокрушающуюся по поводу потери сверхсостоятельного любовника, утешающую себя тем, что успела кое-что с него получить, и не сомневающуюся, что скоро найдет кого-то не менее богатого. Девицу, читавшую «Сенсацию» и боящуюся теперь, что и ее могут убрать, потому что она могла что-то видеть или слышать случайно, — или довольствовавшуюся версией о естественных причинах смерти любовника и знающую, что как партнерша покойного господина Улитина она никому не интересна.