Закон крови, стр. 112

Сам он тоже говорил, днем, на человеческом языке: рассказывал то, что должен знать мужчина, сын Мамонта. Да, мужчина, охотник! Тот самый невероятно редкий случай, когда принятый в Род через смену естества получит мужские знаки и охотничье достоинство до Полного Посвящения. Только Тайное имя не будет ему открыто, пока не свершится окончательный обряд.

Дрого был даже рад, что в эти дни он не должен заниматься Ангой: не до того! Он и Туйя строили для себя свой дом! И не так уж важно, что весной, после зимовки, им, скорее всего, придется покинуть эти места; главное – куда бы теперь ни привела его воля предков, у него всегда будет свой очаг и хозяйка очага … И дети будут!

Забавно, оказывается, многие и знали, и ждали… Вуул на следующий день открыто смеялся: «Ну, решился наконец-то! Наш Дрого ловок на охоте, наш Дрого храбр в бою, а вот с женщиной – хуже ползунчика!» Что говорить, ему и самому было смешно – теперь, когда они неразлучны с Туйей!

А вот отец выглядел озабоченным и хмурым. С Колдуном говорил: «Что делать? Большерогих-то здесь и вовсе нет!» А Колдуна, похоже, это и вовсе не взволновало: «Пусть великий вождь своих духов спросит: кем заменить? Горбоносой лошадью, быть может?» Так оно и вышло; сказали духи отцу: «Для свадеб – сердце и печень горбоносой кобылы!» Странный зверь: там, на родине, таких и вовсе не было. Здесь же добыть горбоносую – проще простого!

А Туйя… Всего лишь третий день на исходе после их разговора, второй – после Начального дара, а кажется, всю жизнь были вместе! И невдомек теперь, как это могло быть, что какой-то Каймо… Нет его! И не было! В утро свадьбы Туйя призналась: еще и потому уходить хотела, что приревновала Дрого! К Найденышу! «Да как же так?! – опешил он. – К брату?!» – «Не понять мне этого! Колдовские дела…»

Вот и вечер. Выведен Огненный круг, женщины готовятся к двум свадьбам. А мужчины собрались у жилища Колдуна – принимать в свой Род нового охотника. У входа – особый костер, тот, чье пламя должно опалить и отпустить прежнее, женское естество. Мужчины сидят полукругом, у огня уже расстелена шкура белой кобылы. Колдун играет на костяной флейте и, время от времени обрывая игру, затягивает речитативом:

Ой-ееей! Зову Великого Мамонта!

Ой-ееей! Зову Первобратьев!

Ой-ееей! Зову духов леса!..

Все тоскливее, все тягостнее мелодия, все громче и громче призывы:

Ой-ееей! Придите и помогите!

Ой-ееей! Родите нам нового брата!

Нового сына Мамонта!..

Она возникла на белой шкуре будто из небытия. Никто не успел заметить, как и когда это случилось.

(ОНА? Быть может, уже ОН?)

Бывшая лашии в глубоком трансе. Глаза полуприкрыты. Флейта Колдуна поет над самым ее ухом.

Ой-ееей! Рождается новый сын Мамонта!

Ой-ееей! Рождается отважный охотник!

Ой-ееей! Новый брат входит в наш круг!

Колдун трижды за руку обвел Найденыша вокруг костра и поставил спиной к пламени. Казалось, обнаженная девочка совершенно не ощущает холода; казалось, от ее тела исходит неведомый жар: снег таял под босыми ступнями, как под горячими головешками.

Колдун убрал флейту и высыпал в огонь щепоть белого порошка:

– Отпусти! Отпусти! ОТПУСТИ!

Красный порошок последовал за белым – и вновь те же слова, произнесенные с такой силой, что было заметно, как запульсировала жила на виске Колдуна:

– Отпусти! Отпусти! ОТПУСТИ!

И вдруг – среди общего молчания язык пламени взвился как будто из самой сердцевины костра, коснулся обнаженных лопаток, опалил спадающие на плечи волосы и опал, скрылся в недрах огня…

– А-а-а-а-а! – раздался единодушный возглас.

И словно Голос Неба, прозвучали слова Колдуна, вернувшие в Средний Мир не прежнюю девочку-дикарку – человека! Их нового собрата!

– Ты Анго, Найденыш, ставший сыном Мамонта!

Часть 4

ДЕТИ ВОЖДЯ

Глава 23

КТО КОГО?

Вот и зажил своим домом, своей семьей Дрого. И Нага с детьми новую семью обрела. Опустело жилище вождя. Впрочем, не совсем опустело: в нем поселился новый, нежданно-негаданно обретенный сын. Анго. «Посланец духов», – так сказал Колдун.

Анго старался изо всех сил. Научиться всему тому, что знают и умеют всемогущие (так звал он про себя своих обретенных родичей), жить их жизнью, стать не просто охотником – лучшим. Таким, как его брат! Днем он постигал искусство ставить силки, метать дротик, управляться с копьем и кинжалом, стараясь не замечать стесняющей одежды («Даже думать об этом не смей! Ты не лашии, ты человек!»), а по вечерам завороженно слушал долгие рассказы вождя. О Больших охотах, о схватках с чужаками, о весенних многолюдных свадьбах и о многом другом. Рассказы о жизни переплетались с повествованиями о Великом Мамонте, о предках, о Начале Начал… Арго был рад, что обрел такого внимательного слушателя. Без него было бы совсем одиноко, совсем печально засыпать под горькие воспоминания, под мысли о том, что все проходит и скоро – на ледяную тропу. Вслед за Айей… Нет. куда как лучше вспоминать вслух. Хорошее. Особенно когда видишь эти распахнутые глаза, полуоткрытый рот, кажется втягивающий каждое слово… Это правда: к старости становишься болтливым. И одиноким.

Не все давалось легко. Анго уже хорошо понимал человеческую речь, сам говорил почти без ошибок. Но и здесь были сложности: порой все слова вроде бы понятны, а смысл все равно ускользает! Переспрашивать надо, а этого не любят. Он уже научился добывать и кормить огонь. Был уверен: это – самое важное и трудное дело! Оказалось же – совсем просто!.. А вот кремень никак не давался: разлетался под сильными, но неловкими ударами. И бросок копья был сильным, но не точным. Зато идти по следу – здесь и он кое-чему мог бы поучить своих братьев, если бы не стеснялся своей неловкости, неуклюжести. Рядом с другими охотниками он порой невольно чувствовал себя как лашии, особенно в тот момент, когда подавлял невольное желание прыгнуть на хребет оленя, отбросив все эти острые палки, зарычать и рвать, рвать его горло зубами и ногтями!..

И еще одно смущало и волновало Анго. Ему сказали: огонь отпустил его, слизнул и взял женское естество. Теперь он – мужчина, охотник! Да он и чувствовал себя совсем по-другому. Действительно мужчиной! Но почему же тогда не изменилось само тело? Долго колебался Анго и наконец решился спросить об этом самого Колдуна. Тот не посмеялся, ответил, хоть и не очень понятно:

– Переменилось основное: твой дух. Женское ушло. Переменится ли тело? Не знаю. Это как решат предки и духи-покровители. Но ты все равно мужчина. И на ледяную тропу мужчиной уйдешь, и вновь возродишься – уже в мужском теле.

Ну что ж. Главное свершилось: в этом ли, в ином ли теле он теперь не лашии. Сын Мамонта!

Колдун часто навещал жилище вождя. Иногда тоже рассказывал что-нибудь интересное и малопонятное. Чаще – расспрашивал. Он не забыл слова Дрого о ночном страхе. Сам-то Дрого, поди, и не вспоминает об этом, не до того! А Колдун помнил. Это мог быть, конечно, какой-то местный дух, из ревнивых и злобных, не терпящих чужаков. Но после обряда Колдун сильно усомнился в этом: духи – и знакомые, родовые, и новые, этих мест, – явно покровительствовали свершившемуся. Значит, страх был не от них. Так что же тогда? Неужели?.. Дрого что-то почувствовал, коль скоро оберег попросил. Он знает, он уже сталкивался с Врагом… Но при чем тут лашии? А ведь девочка чего-то боялась, что-то знала…