Тропа длиною в жизнь, стр. 62

И все же он постарался подавить обиду. На следующий день попытался поговорить с тестем, узнать, почему такое? Да только напрасно. Острый прищуренный взгляд да: «Запомни, что слышал!» – вот и весь ответ. Дад так ничего и не объяснил – ни тогда, ни после. Только с того вечера все пошло хуже и хуже… пока не пришло к теперешнему состоянию.

Доверительным разговорам пришел конец, совместным охотам – тоже. Всякие же попытки Аймика поохотиться в одиночку оканчивались ничем. Пытался ставить силки – впустую. Рыбу подколоть – впустую. Да и водилась ли рыба в мелкой, но стремительной речонке – кто знает? Аймику, во всяком случае, она не попалась ни разу. Волей-неволей приходилось жить, по сути, без дела, у жены на подхвате: очаг там разжечь, хворост принести, шкуры разложить на просушку или-еще что… Разве это мужская работа? Сам себе сделался противен. Тесть же с зятем и разговаривать почти перестал, и показывал всячески, что зять его – никчемный дармоед. Под ногами только путается.

Если бы не сын, совсем бы худо пришлось. Конечно, Аймик и не подумал покориться приказу тестя, – еще чего. Он не мальчишка, и Дангор – его сын. Даже больше стал ему рассказывать; старательно припоминал по ночам все, что слышал когда-то. Предупредил только: «Хочешь слушать о Начале Мира и о предках, деду ни слова!» И сын в ответ закивал; малыш-малыш – а сразу все понял.

Но Дад все чаще и чаще уводил Дангора с собой. Неведомо куда. Невесть зачем.

…Аймик вздрогнул от гортанного крика. Проводил взглядом большую черную птицу, скользнувшую вниз, к реке, и словно растворившуюся среди деревьев. Огляделся и понял, что он один. Даже не заметил, как все разошлись…

…Нет, с этим нужно покончить во что бы то ни стало. Неужели ради такого проделал он весь свой путь? Все потери – во имя того, кем он стал сейчас? И что будет потом? Как он такой сможет сына подготовить к посвящению Властителям? Если же он и впрямь здесь лишний, если не нужен больше Могучим Духам, так пусть назад его отпустят; он к друзьям своим уйдет, к степнякам…

…И тут же заныло сердце: а Дангор? …Нет, будь что будет, – он попробует все исправить. Тесть не хочет с ним говорить – он поговорит с женой. И то сказать: глупо, что и сам с ней перестал общаться. Обиделся, видишь ли, ждал, что сама начнет разговор. Начнет она, как же. О другом подумать надо было, другое припомнить: ведь Мада ни разу не выдала отцу, что ее муж продолжает рассказывать сыну об Изначальном. Аймик в этом был твердо уверен.

Аймик встал, обдумывая, куда могла пойти Мада. Скорее всего вниз, к реке, она всегда уходит туда сразу после обеда… Точно. Вон она, на большом камне. Кажется, что-то полощет в воде…

Аймик принялся торопливо спускаться вниз по склону.

Мада уже надела еще влажную рубаху, уже наполнила водой оба бурдюка и готовилась в обратный путь, как вдруг увидела спешащего к ней мужа. Кольнуло: Дангор? Нет, не похоже; он слишком любит сына… Все было бы не так…

Он остановился в двух шагах, словно не решаясь что-то сказать… или сделать.

– Помочь пришел?

– Нет. Поговорить.

Мада вздохнула. Поговорить так поговорить.

– Сядем.

Она опустилась на камень рядом с Аймиком. (А он постарел. За последнюю луну сильно осунулся.) — Мада… (Ну что он тянет?)

– Мада, я больше так не могу. Ты и отец – вы мне жизнь спасли, разве такое забудешь? Ты мать моего сына, моего первого ребенка, – понимаешь? А Дангор. Он… – голос Аймика дрогнул, – он так мне дорог… Так почему же все так плохо?! В чем я виноват? Я не знаю, и отец твой сказать не хочет. Я же все для вас сделать готов, да не знаю, что нужно сделать, чтобы все было хорошо. Подумал: может, ты знаешь? Так скажи.

И, глядя в его вопрошающие глаза, Мада ответила:

– Знаю. Убей Дада.

3

Она сказала это так спокойно, так обыденно, словно «Принеси воды!» или «Набери хворосту». Аймик даже не сразу понял… И от его недоумевающего взгляда жена вдруг пришла в неистовство, вскочила на ноги и, сжав кулаки, закричала:

– Да! Убей Дада – и все будет хорошо! – И, отвернувшись, печально добавила: – Да только ты не сможешь. Это тебе не под силу. И никому.

…Аймик понимал: нужно что-то сказать, но слов не было, – настолько неожиданными были прозвучавшие слова. Наконец он произнес – негромко и спокойно:

– Я не понимаю. Объясни.

– Объяснить? Ну что ж, должно быть, настала пора. Так слушай…

Мада вновь опустилась на камень и, сложив на коленях руки, заговорила. Шумел горный поток, а голос ее был тих и бесцветен, но все равно Аймик отчетливо слышал каждое слово.

– Ты ничего не знаешь. Дад лгал тебе с самого начала, а я… помогала ему. Не хотела, а что было делать? Ты бы погиб, а мне… хуже смерти…

Мада закусила губу и потупила глаза. Аймик переспросил:

– Лгал?

– Во всем. Почти… «Ты – Избранный, тебя здесь ждали», как же. И Дангор – Избранный, он каким-то там Духам предназначен… А ты знаешь… ты знаешь, что я с раннего детства, сколько себя помню, столько раз о себе то же самое слышала? Это меня должны были посвятить Тем… кого Дад называет Властителями. Должны были, да не вышло. Спасибо маме, она меня спасла.

– Спасла? От чего спасла?

– Не знаю. Разве я колдунья? Не понимаю и понимать ничего не хочу в колдовских делах. Одно только знаю: от страшного спасла… Если жизни своей не пожалела. (Сжалось сердце! «От страшного»? А Дангор как же?!) – Понимаешь… тот, кого посвящают Тем, должен принадлежать Им. Только Им, и никому больше. У него не должно быть Родового Имени. А мама… Это было за год до того, как ты здесь появился. Или за два? Не важно… Помню: Дад пришел к ночи, важный такой, возбужденный, глаза горят. «Готовьтесь! — говорит. – Через три дня. И смотри: чтобы есть ничего не смели (это он матери). Ятоже готовиться буду. Вернусь за вами на четвертую ночь».

Мама ничего не сказала. Только на следующее утро она разбудила меня рано. Солнце еще не встало, но Дада уже не было. «Вставай, доченька, вставай; пойдем скорее, — шептала мама – Пойдем! Время еще есть, я тебя успею подготовить. И Посвятить успею». Со сна я ничего толком не понимала. «Отец ведь сказал – он сам меня Посвятит?» – «Нет! Нет! Не Тем! — Мама говорила с таким ужасом, что мне сделалось страшно. – Только не это!.. Ты нашему Роду будешь принадлежать. Станешь дочерью Сайги…»

Мада сидела ссутулившись, глядя в одну точку и слегка покачиваясь, словно старуха. Чем дольше длился рассказ, тем труднее ей было говорить.

– Да. Вот так я и спаслась… Когда появился Дад, мы с мамой ели мясо и красную ягоду, – так положено после нашего Посвящения. Дад увидел это и остолбенел. Слова не мог сказать. А мама посмотрела на него да и говорит: «Моя дочь Твоим принадлежать не будет. Она – дочь Сайги». Спокойно так сказала это, будто и не знала… – Она вдруг закрыла руками лицо. – Он убил маму. Сразу. У меня на глазах.

Воет река, капли дробящегося о валуны потока падают на щеки, на лоб…

– И ты…

Жена отняла от глаз ладони, печально покачала головой.

– Пыталась. Бесполезно. Он… Сильный. Ты даже не догадываешься, как он силен.

(Глубокая ночь. Посапывает во сне тот, кто отнял у нее мать; ничто его не тревожит. Ну погоди; она-то не спит. Готовится.

Бесшумно встала с лежанки, бесшумно скользнула в угол, где стоят его копья. Она женщина, но управляться с оружием умеет не хуже мужчины-охотника. Взяла любимое, ни разу не подводившее в лесу. Храпи-храпи. Вот сейчас…

От занесенного копья полыхнуло светом и жаром, страшная судорога пронзила ее тело, неведомая сила отбросила назад, на свою лежанку… Она лежала на спине, слыша, как ворочаетсяДад. Спокойно, словно ничего не случилось, заговорил он:

– И не старайся. Они всесильны, против них не устоит никто. Твоя мать оказалась дурой. И тебя подвела. Ты бы могла стать еще сильнее, чем я. Ладно, все еще поправимо; только дурой не будь. Спи. Повернулся на другой бок и захрапел.)