Тропа длиною в жизнь, стр. 20

Не коснувшись ни оружия, ни добычи, ни на кого больше не глядя, Аймик делает первый шаг ко входу в свое оскверненное жилище.

Глава 5 «Я НЕ ВЕРНУСЬ!»

1

Он сидел на истоптанной шкуре подле дымящегося очага. Как вошел в жилище, так и опустился на пол: ноги вдруг отказали. Ни на свою, мужскую половину не прошел, ни туда. Она лежала ничком, обхватив голову руками. Не взглянула; даже не пошевелилась… Жива ли?

«За Ату не бойся; ев никто не посмеет обидеть!.. Я-то ее и пальцем не трону; а если кто другой…»

Аймик до крови закусил руку от отчаяния и бессильной злобы. Почему, ну почему он не внял совету Армера?

Снаружи за пологом слышались голоса. Кажется, старики что-то выговаривали Пейягану. За сына? А он оправдывался, должно быть; долетела фраза: «…А что такого сказал Мосластый?» Все равно!

Аймик огляделся. Это жилище он строил долго, с любовью. Для семьи. И для детей, сколько бы их ни было. Он радовался, что его дом просторнее других… Его дом? Нет, уже нет. Чужой. Оскверненный.

…Как они посмели? Нет, как они посмели; по какому закону?! «Кроме законов есть еще и обычаи…» Но разве он нарушил хоть один обычай? Разве он осмелился бы отказать гостю, посетившему его жилище? Нет, Ата легла бы с ним на гостевую лежанку, ибо таков обычай! Но это! …Что же теперь делать? Так и оставаться жить здесь – с этим? Среди «своих»?!

Снаружи за шкурами шорох и тихий смех. И вдруг – громогласный хор детских голосов:

Эй, Чужак-нерожак,

Ты не знаешь чем и как?

Хохот и поспешный топот ног…

…Аймик смотрел на опорный столб. Там на специальном сучке висел лук со спущенной тетивой. Тот самый – Разящий. Подарок Йорра. Счастье, что не с ним пошел охотиться, а с тем, что сам смастерил. Не жалко… Главное – Дар друга остался… Не самое ли время? Натянуть тетиву, выйти и…

(Пальцы выпрямляются. Хлопок, и стрела уходит вперед со зловещим свистом, и он видит, как его бывший брат, Пейяган, падает замертво, пораженный точным ударом под левую лопатку! Мститель выпускает подряд еще две стрелы – и еще два трупа!.. А вот он на сосне… стрела уходит в небо, чтобы спуститься по дуге туда, куда ей надлежит… Удар! Первым падает этот старый лис, из-за которого… Ну что, помогло тебе твое колдовство?..)

Аймик помотал головой, разгоняя невесть откуда взявшиеся видения. Чепуха все это, – сколько стрел он успеет выпустить? Одну, две? И что потом будет с Атой? …А чей-то голос не кричал даже – РЕВЕЛ: «Трус! Ты не мужчина, нет! Мужчины мстят! Трус! Трус! Трус!..»

…Не оторвать взгляда от Разящего. И видения – одно соблазнительней другого…

И вновь – песенка за стеной из шкур:

Эй, Чужак-нерожак,

Мы покажем чем и как!

На этот раз послышались сердитые мужские голоса; звуки оплеух. И визгливый плач.

«ТРУС!» Аймик стиснул кулаки.

«Да заткнись ты!.. Кто бы ты ни был!» – Он даже не понял, вслух или про себя выдохнул эти слов-а. Но стало полегче: дразнящий голос утих. И вернулось главное: АТА!

…В самом деле, что с ней будет? После того, что уже случилось?

Он понимал, что должен подойти к Ате. Посмотреть. Помочь. И сказать… ЧТО? Душили отчаяние, бессилие и все нарастающая злоба… в том числе и на нее самое.

Аймик уставился на гаснущее пламя очага. Угли мерцали, переливались, наполняясь каким-то странным цветом. В воздухе заплясали красно-желтые точки. И пришел запах…

(В голове мелькнуло: «Прелые листья в разгаре лета?! Ивспомнилось…)

…тот самый запах. Казалось, прочно забытый. Потом окружающее исчезло и начался странный сон.

Он знает, что очень сильно… обидел… ее; она в белом наряде невесты (но платье разорвано, и на нем кровавые пятна), и все же…

…и все же улыбается ему оттуда, с Небесной Тропы. Ветреный день; она рядом, но сердце в тоске, а ветер все сильнее, и это уже не просто ветер – вьющийся черный столб, и его руки, и ноги, и тело словно стиснуты ремнями, а столб охватывает ее и…

…Это не просто высокие холмы; они из камня, хотя внизу высокий лес (как кустарник, как трава!), а вершины голы, и белы, и сияют! И кто-то зовет его – оттуда…

И снова призыв. Из тьмы. Возникает голубое сияние, и в нем – ОНА…

…звери, проходящие сквозь камень и остающиеся на камне…

…и многое другое, чему нет названия.

2

Мир вернулся на свое место, и Аймик понял, что лежит у очага в своем жилище. Уже стемнело: в этот раз духи долго не отпускали его (если это и впрямь духи), и много смутного было в том, что они явили. Непонятного. Или он просто не смог все донести до этого Мира.

Аймик заметил у входа мешок; прежде его здесь не было. Даже не раскрывая, догадался: его охотничья доля; Оймирон оставил. Ну что ж. Пригодится. Теперь не было ни отчаяния, ни бессилия… даже злоба как будто уменьшилась. Теперь он знал, что должен делать. Но только… Кажется, пошевелилась Ата. Великие духи, только бы… Он подошел. Взял трогательную, безвольную руку… (Жива!)

…и произнес первое слово с тех пор, как вернулся с охоты:

– Ата!

Она не ответила. Даже попыталась освободить свою руку, но Аймик крепко держал ее, слегка поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.

– Ата, нужно собираться. Скоро ночь. Как только совсем стемнеет и все угомонятся, мы уйдем отсюда.

Она резко повернула к нему заплаканное, изможденное лицо. И в ее глазах не ужас был и не боль – недоумение.

– Как… уйдем? Ведь это… ты сам… Он ничего не понимал:

– Что – «сам»?

Она молчала, вглядываясь в лицо мужа, словно впервые его видела. Потом заговорила:

– Они… пришли; сказали, что ваши духи разгневаны. Что я… нечиста. Что ты… ты просил… ты решил взять настоящую жену, а меня… меня после всего… вторую… или…

Ата зашлась слезами, вжавшись лицом в его колени. Аймик тихо гладил ее голову. То, что он чувствовал сейчас… Нет, это не злоба. Во всяком случае, не бессильная злоба.

Кто сказал тебе такое?

– Пейяган. Он… вошел… первый…

– Хорошо. Успокойся. Нам нужно собираться.

Рыдания стихли быстро. Слезы были выплаканы за день. Осторожно поддерживая жену за плечи, Аймик помог ей сесть. Теперь Ата сама взяла его руку в свои ладони:

– Нет, муж мой, нет. Твои сородичи… Пойми: они правы! Это твой Род; тебе нужна жена, которой ваши духи не закроют чрева, которая будет рожать. А я… если тебе нужно… останусь. Но лучше…

Дальше он не стал слушать:

– Перестань. «Твои сородичи!» Да, я просил их о помощи. Я убил мамонтиху ради родильного амулета, с их дозволения. И они обещали помочь. И вот – помогли… Больше сородичей у меня нет! Я сказал: мы уйдем вместе!

Куда? Нам некуда идти. К детям Волка я не вернусь ни за что! После всего… А мои сородичи… Где они, кто знает? Нам некуда идти, муж мой!

– Мы пойдем совсем в другую сторону. На юг.

– На юг? – непонимающе переспросила Ата. – Но ведь там…

– Там – чужие. Да нам-то с тобой теперь все равно! У нас своих нет; мы оба – безродные. Вот и будем жить сами. Подальше ото всех. И потом… – Аймик задумался. Стоит ли говорить об этом?.. — И потом, где-то там Земля Истоков, где обитают Первопредки и самые могучие духи. Как знать, а вдруг мы доберемся до нее?..

Он говорил тихо, почти в самое ухо жены, обнимая ее за плечи, и чувствовал, что Ата уже поддается, уже не возражает, только слушает. Конечно, было бы проще приказать, как и положено: «Женщина, я сказал! Собирай вещи!» Но так положено сыновьям Тигрольва. А он отныне – не их!

Снаружи послышались шаги, и Аймик почувствовал, как под его рукой вздрогнули и напряглись худые плечи. Знакомый голос негромко произнес: