Глория, стр. 23
Сросшиеся брови, толстые губы, большой рот, длинный острый нос. Черные глаза.
Сердце остановилось на миг и забилось в ускоренном ритме. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, но тут же отогнал от себя эти мысли. Я не был уже тем мальчиком, впервые попавшим в Восточный тупик, а он уже не был худым подростком с ножом в левой руке, похожим на ядовитую змею. Он стал выше и шире в плечах, но не смог измениться настолько, чтобы я не узнал его. Я не видел его более трех лет, но узнал сразу, потому что это лицо было последним моим кошмаром. Это лицо завершало серию неизбежных, монотонно повторяющихся ночных образов. Это лицо я видел, как наяву, вырываясь на поверхность реальности из угольно-черной бездны моих снов.
Это был он, мой враг.
— Ну, здравствуй, идиот, — шевельнулись его толстые губы.
«За три года его обращение ничуть не изменилось», подумал я. Сейчас мне казалось, что этих трех лет вообще не существовало.
— Никиш, — выдохнул я чуть слышно.
Он искривил рот в усмешке.
— Вот именно!
Он шутливо поклонился мне, не сводя с меня взгляд черных змеиных глаз.
— Сколько лет прошло, — сказал он, приближаясь ко мне, — я был то тут, то там. Я был везде, кроме Фритауна, но я вижу, ты помнишь мое имя, идиот.
Помимо своей воли я вздрогнул, как от прикосновения льда. Он подходил ко мне, небрежно вращая в своих огромных руках трость.
— Ты все еще видишь красивые сны, идиот?
«Господи, он помнит все, что говорил мне тогда», в ужасе подумал я, но вслух сказал:
— Теперь уже гораздо меньше.
— Это хорошо, хорошо, — довольно покивал он головой.
Его люди, угрожающе покачивая тростями, приперли меня к стене. Мой кошмар ожил наяву. Он вернулся из прошлого, как бы я ни старался его забыть.
— Ладно, поболтали — и хватит.
Он неожиданно быстро шагнул ко мне и придавил набалдашником трости мою шею к стене.
— Я знаю — Артура нет дома. Он где-то в городе, я знаю. Я знаю, он скоро придет. Осаду сняли утром, он должен вернуться домой.
Он говорил быстро, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Он смотрел мне прямо в глаз, его голос был похож на шипение змеи.
— Ты отведешь нас к вам. Ты скажешь, чтобы открыли дверь. Ты будешь молчать и дашь нам войти сразу, как откроют дверь. Ты скажешь лишнее слово — и я разорву тебя в куски.
Он отпустил меня и усмехнулся.
— Ты сделаешь то, что мне нужно — и можешь продолжать видеть сны. Я жду!
Его трость с силой ударилась о землю.
Я молчал, тяжело дыша и бешено соображая, что же мне делать.
Он пристально посмотрел на меня, повернулся ко мне спиной и небрежно бросил своим псам:
— Давайте!
Они рванулись ко мне, выхватывая ножи, и я закричал:
— Стойте! Стойте!
Я искренне рассчитывал, что мой голос сорвется от страха и напряжения — и он не подвел меня.
Он остановился, стоя спиной ко мне, и я лихорадочно заговорил в его широкую черную спину:
— Хорошо! Я отведу вас, отведу! Только не убивайте...
Он стоял ко мне спиной, но я знал, что он ухмыляется, ухмыляется своей змеиной ухмылкой до ушей, радостно облизывая языком темные зубы. Он не сделал ни единого движения, но его люди отпустили меня.
Я ударил стоящего слева локтем в лицо, успел сбить стоящего справа. Я рванулся вперед, отлично понимая, что это мой последний рывок. Я рванулся вперед, к этой черной фигуре предо мной. Я знал, что мне придется пройти сквозь него, через него, над ним, но я не смогу обойти его. Я хотел только одного — сжать своими руками его холодную шею и давить, изо всех сил давить, глядя в его безумные черные глаза.
Он отскочил влево, когда я был уже рядом с ним. Я услышал свист размахивающейся металлической палки.
Удар пришелся мне в левую ногу и обрушился на меня, как кувалда. Я упал. Боль была такой сильной, что я ослеп. Перед глазами вспыхнуло огромное яркое ослепительно-белое солнце. Я задохнулся от боли. Я ослеп, оглох и онемел.
Я почувствовал, что меня переворачивают на спину и белый огонь, полыхавший у меня в голове, погас. Я с трудом открыл глаза.
Он широко улыбался, глядя на меня. Его покрытый белым налетом язык поминутно облизывал его потрескавшиеся губы, как червяк выскакивает из сырой земли.
— Говорят, ты был Гонцом, — донеслось до меня из темноты.
— Вот именно, идиот. Ты именно был гонцом.
Что-то темное и тяжелое упало на меня сверху...
Я пришел в себя в своей комнате. Моя левая нога была закована в гипсовый сапог и подвешена на двух шнурах над кроватью. Я открыл глаза на несколько секунд, удивился тому, что все еще жив, и заснул. Кто-то сжалился надо мной тогда — я спал спокойно, без снов, наверняка, доставив этим удовольствие Никишу...
Я открыл глаза и по освещенной стене справа понял, что сейчас — раннее утро. Вокруг меня сидели все наши — Марта, Артур, Чарли, Арчер, бледный, но ухмыляющийся Лис, все наши девушки, Блэк — от него пахло конюшней, Мига и Ихор.
Я посмотрел на Мигу и проскрипел:
— О, а ты как?
Он был худым, щеки ввалились, все лицо было в заживающих шрамах. Ихор выглядел не лучше, его нос напоминал раздавленную картофелину.
Мига улыбнулся и пожал плечами:
— Выпустили. Там и так слишком много людей внутри.
— А Саймон?
Его лицо вытянулось и он отрицательно покачал головой.
У меня хватило сил сдержаться и не разреветься при всех. Марта засуетилась, выгнала всех и принялась меня кормить. От нее я все и узнал.
Артур и ребята вернулись незадолго до темноты. Они ждали меня без малого час, а затем, прихватив фонари, вышли меня искать. Нашли на том самом месте, где Никиш оставил меня. Сначала подумали, что я — мертвый, но потом заметили, что я еще дышу. Артур, Чарли, Арчер и Лис перенесли меня в дом, а Блэк помчался за врачом. Привез его, сонного и злого. Доктор обработал мои раны, наложил гипс на перелом, устроил все, как надо, оставил необходимые лекарства и уехал в коляске Блэка, получив двойной гонорар.
Марта так и не спросила Артура, чем они занимались в городе во время осады. Она была счастлива оттого, что они вернулись целые и невредимые. Я не задавал вопросов о доне Торио и о револьверах Артура и Арчера. Сломанная нога надежно приковала меня к кровати и мне было не до расспросов. Каждую ночь мне снились кошмары.
Я был последней жертвой той полосы неудач, обрушившихся на банду Артура в 175 году от Приземления.
Розыски Никиша, предпринятые Арчером, не дали результатов. Он покинул Фритаун вместе со своими людьми и перебрался на другой берег Диссы. Арчер так и не смог узнать, в каком районе он затаился. Почему Никиш и его люди пытались расправиться с бандой Артура, осталось для меня загадкой, которая разрешилась только после того, как я сумел встать на ноги и заново научиться ходить...
Глава 5. Без движения
Утром следующего дня я спросил Артура:
— Сколько я буду лежать?
Он невесело усмехнулся, как бы через силу:
— Месяца три-четыре. И не лежать, а поправляться.
Артур замолчал и я спросил его:
— Помнишь, когда я ходил с Саймоном, ты сделал из меня хромого?
Он улыбнулся, улыбнулся и я, хотя смеяться здесь особенно было нечего. В первый раз я заметил в глаз Артура слезы. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся.
— Поправляйся, малыш, — сказал он мне, похлопал по плечу и вышел.
Сейчас, как никогда, Артур напомнил мне старика. Его плечи сутулились, глаза утратили здоровый блеск, волосы казались неживыми, выцветшими. Казалось, он смертельно устал, все силы покинули его и он держится на ногах только благодаря своей извечной привычке — не падать никогда...
Следующий день показал мне, что многое может измениться, но некоторые вещи остаются неизменными всегда.
Утром Марта накормила меня кашей, вынесла судно (неприятнейшая неизбежность неподвижных существ) и в комнату вошел Арчер. Вот уж он не изменился ни на йоту: подтянут, собран, молчалив. Он внимательно оглядел стену позади меня, хмыкнул и втащил в комнату ящик с инструментами. Складным метром он измерил кровать, на которой в полном замешательстве лежал я, и копался в инструментах довольно долго, пока я не спросил его: