Сказки Амаду Кумба, стр. 28
Джабу вскарабкался на кучу отбросов. Послезакатное небо уже осветилось красным светом, идущим из ноздрей, из пасти и глаз Гарра-дракона.
Вся деревня содрогнулась при первом завывании Гарра:
— У-у-у!!!
Джабу приподнялся на своих слабых ножках и смотрел во все глаза, как в вихре бушующего огня приближается Гарр-дракон.
И люди из деревни в трепете услышали голос чудовища:
— Э-эй! Джабу Н’Дав!
А Джабу Н’Дав, стоя на мусорной свалке, отозвался:
— Чего тебе?
— Джабу Н’Дав! — повторил Гарр-дракон. — Джабу Н’Дав! Беги домой!
Но маленький Джабу Н’Дав вместо ответа разразился громким смехом, шедшим из пупка, торчащего на его толстом животе.
Гарр-дракон снова предостерег его:
— Джабу Н’Дав! С прапрадедом твоим так было, Джабу Н’Дав!
А Джабу Н’Дав отвечал:
— Я прапрадед тот и есть!
— Довольно! — заревел Гарр-дракон. — Джабу Н’Дав! Беги домой!
Тогда Джабу Н’Дав, приплясывая на мусорной куче, повернулся в сторону деревни и громко запел, — и голос его был сильнее и звонче голоса Гарра-дракона, который приводил в трепет всех людей и животных на селе:
Потом Джабу Н’Дав обратился к дракону:
— Рассказать матери, что ты мне сказал?
Гарр-дракон, извергая огонь, ринулся к мусорной куче.
Джабу Н’Дав повернулся к нему спиной и, подбоченясь, запел так, чтобы его услышали в деревенских хижинах, освещенных багровыми отблесками драконова огня, хижинах, где и большие и малые дрожали от ужаса.
И, продолжая плясать на мусорной куче, Джабу Н’Дав быстро повернулся к дракону:
Боязливая луна, которая не хотела смотреть на поединок маленького Джабу и Гарра-дракона, давно уже ушла спать.
А звезды, ослепленные багровым пламенем, вылетавшим из глаз, из пасти, из ноздрей и всего тела Гарра-дракона, все еще моргали заспанными глазами и вслушивались в перебранку дракона с Джабу Н’Давом.
Гарр-дракон командовал:
— Джабу Н’Дав! Беги домой!
А Джабу Н’Дав насмешливо отвечал:
— Джабу тебя не боится и никуда не уйдет!
— Беги домой! — снова грозно кричал Гарр-дракон.
А Джабу Н’Дав, приплясывая на мусорной куче, все пел, и не для дракона — его он будто и не замечал, — а для жителей деревни:
Извергнув весь свой огонь, Гарр-дракон сделал скачок и, вытянув длинный раздвоенный язык, разом проглотил Джабу Н’Дава. Но хвост дракона свешивался с кучи.
Джабу Н’Дав спустился в желудке Гарра вниз, к хвосту, и выбрался наружу. Не мешкая, он, в свою очередь, проглотил дракона, начиная с длинного хвоста. Но дракон вылез из большого живота Джабу Н’Дава и упал у его ног. По пути он оставил в желудке мальчика свою чешую и спинной гребень.
Джабу Н’Дав вторично побывал во внутренностях Гарра-дракона и, снова выскочив, проглотил его. Гарр опять выбрался наружу, но уже без пламени из ноздрей и пасти и без рогов. Он тут же проглотил Джабу Н’Дава, а тот выбрался на волю и, в третий раз проглотив дракона, заткнул себе задний проход косточкой плода грудного дерева.
Потом он вернулся домой и проспал до вторых петухов.
Он спал (или притворялся, что спит) так крепко, что мать не решалась его разбудить. Она была счастлива, что Джабу вернулся целым и невредимым и страхи ее оказались напрасными, как в те вечера, когда он убегал в сумерки из дому к запретному тамаринду.
Солнце уже здорово припекало землю, когда Джабу Н’Дав встал и направился к дереву Совета, под которым беседовали старцы, мужчины в летах и юноши. Все они толковали о пережитом накануне ужасе — ведь Гарр-дракон впервые так близко подошел к деревне и так долго здесь оставался.
Каждый из стариков рылся в памяти, стараясь припомнить, кто же из предков здешних жителей мог так прогневать дракона, что он уже столько лун упорно возвращается сюда и наводит на всех страх.
Тут подошел Джабу Н’Дав, живот которого был вздут несколько больше обычного.
— Что делает здесь этот младенец? У него еще молоко на губах не обсохло! — возмутились старики и зрелые мужи.
— Ах вы так, старики? Ну, я вас сейчас удивлю, — сказал Джабу Н’Дав.
— Ты нас удивишь? Да разве же твой дед, прадед и отец когда-нибудь нас могли удивить словом или делом? — спросил дребезжащим голосом один из стариков, грозя Джабу Н’Даву длинной палкой (она служила почтенному старцу третьей ногой).
— А я вот удивлю! — повторил Джабу Н’Дав.
Говоря это, он наклонился, вытащил косточку из заднего прохода и изверг в кругу старцев, зрелых людей и молодежи… Гаинде-льва! А тот под оглушительный смех при первом же прыжке получил по хребту крепкий удар стариковской палки.
— Нет больше Гарра-дракона, — сказал Джабу Н’Дав. — А там, далеко, удирает Гаинде-лев. Теперь он царь бруссы, но, чтобы от него избавиться, достаточно будет одного удара палкой — ведь лев никогда не забудет, как все над ним смеялись.
Стыд убивает вернее всего, даже самых сильных, в особенности сильных. Лев — запомните это! — всегда будет царем зверей, но есть средство обратить его в бегство: покажите ему палку.
Самба-рожденный-в-ночи
— Мать, роди меня.
— Как же тебя родить, ты еще недоношен?! Покончив с дневными трудами и улегшись в постель, Кумба, мать семерых сыновей, рожденных в один и тот же день, переговаривалась по ночам с ребенком, который шевелился в ее чреве. И это продолжалось уже семь ночей.
— Мать, роди же меня!
— Как же тебя родить, ты еще недоношен.
— Ну, тогда я рожусь сам, — сказал ребенок, когда прокричал первый петух. Он перерезал пуповину, вымылся и подошел к материнской постели. В это время старые женщины, привлеченные криком матери, вбежали в хижину и остолбенели от изумления:
— Что такое? Что здесь творится?
— Это я родился, — сказал ребенок, который рос на глазах.
Старые женщины разбежались.
— Мать, — сказал Самба-рожденный-в-ночи, — я знаю, что мои братья пойдут сегодня в дальние края, чтоб искать себе жен. Мать, скажи нм, пусть возьмут и меня с собой.
— Куда тебе с ними?! Ты еще слишком мал. И хоть ты растешь на глазах, они но захотят возиться с тобой. Им и так нелегко будет найти семь сестер, дочерей одной матери, рожденных в один и тот же день. А я требую этого от них для того, чтобы не было ссор и ревности в доме.
Братья и в самом деле не захотели взять с собой Самбу, который появился неизвестно откуда; и на другой день они, распрощавшись, ушли ранним утром на поиски жен.