Давно закончилась осада... (сборник), стр. 94
Дальше пошло легче:
«Артёмка со мной путешествует. Мы с мамой часто ездили с места на место. Артёмка сидел у окна вагона и смотрел на леса и поля. Когда мы жили в Покровке, Артёмка ходил со мной и Анютой Лагуновой на яхте. Анюта Лагунова была мой рулевой…»
Славка вспомнил Анюту и подумал: «Где она теперь? Обещала написать… Наверно, писала, да только по старому адресу, в Покровку. Не знает, что я давно уехал…»
«Артёмка всегда сидел на носу и первый получал все брызги. Один раз у нас были гонки, и мы заняли второе место. Все говорили, что это Артёмка нам помог. Нам дали грамоты, а ему шоколадную медаль. Мы с Анютой эту медаль съели, потому что тряпичные зайцы не питаются шоколадом…»
Тут Славка засомневался: «Может быть, не надо про гонки и медаль? Подумают, что хвастаюсь…» Но потом решил не зачёркивать, потому что без этого получалось очень коротко. А с медалью, которую они съели, — смешнее.
Пока Славка писал и размышлял, собрались ребята. Видимо, это был совет дружины. Среди них оказался Женька. Славка не знал, что он в совете!
Женька подмигнул Славке — «трудись, не унывай» — и забрался на подоконник в другом конце комнаты.
Славка опять согнулся над листом.
«Теперь мы с Артёмкой живём у моря. Я его макнул в солёную виду, чтобы он был настоящий морской заяц. Меня об этом просили ребята…»
Что ещё написать? Он перечитал заметку. Не всё здесь было правдой. Никто не просил макать Артёмку. Никто в Покровке и не знал, что Славка через год окажется у моря. Но Славка успокоил себя: «Если бы Анюта знала, то обязательно попросила бы».
Да, в заметке была не вся правда про Артёмку. Всю правду Славка мог бы рассказать лишь очень близким друзьям…
Ребята шумно рассаживались вдоль стен. Пришла и тоже села — недалеко от Славки — полная, завитая учительница английского языка. Не Анна Ивановна, а другая. Классная руководительница пятого «Б». Звали её, кажется, Елизавета Дмитриевна.
Рыжеволосый мальчишка, чуть постарше Славки, весело спросил: — Кого-то чистить будем?
— Тебя, — сказала серьезная девочка с жёлтой косой.
— Меня не за что… А может, и есть, да вы не знаете.
— Сергей, сядь, пока не узнали, — попросила Люда. И обратилась к учительнице: — Елизавета Дмитриевна, где Сель?
«Англичанка» нервно подняла голову и сказала почему-то обиженным тоном:
— Я велела ему сидеть в классе, пока не позовут. Я же не знала: вдруг у вас есть ещё какие-то вопросы на повестке дня?
— У нас, конечно, есть вопросы, но давайте сначала отпустим вас и вашего ученика.
— А что он опять начудил? — спросил огненноволосый Сергей.
— Сейчас узнаешь, тебе понравится. Кстати, сходи-ка позови его.
Сергей охотно убежал и через полминуты вернулся. Следом за ним шагнул в пионерскую комнату небольшой веснушчатый мальчик.
Очевидно, это и был пятиклассник со странной фамилией Сель.
Часть II
ТИМСЕЛЬ — ОРАНЖЕВЫЙ ПАРУС
ПОХИТИТЕЛЬ БАРКЕНТИНЫ
Он был заляпан веснушками так густо и беспорядочно, что они казались ненастоящими. К тому же это были не обычные золотисто-рыжие веснушки, а коричневые. Того же цвета, что загар, только темнее. Словно мальчишка, запрокинув худенькое треугольное лицо, бегал под обильным дождиком из густого кофе. На щеках, на носу, на лбу, на подбородке — и мелкие брызги, и пятнышки величиной с копейку, и целые сгустки. Маленькие галактики из веснушек. Но не только лицо забрызгал коричневый дождик — и шею, и руки, и ноги. На коленках такие пятна, будто мальчишке пришлось ползать по лужайке, где росли ягоды с шоколадным соком.
— Здравствуйте, — негромко, но без стеснительности, сказал мальчик.
И Славка сразу понял: вот человек, в котором мама за одну секунду угадала бы «воспитанного интеллигентного мальчика». Несмотря на веснушки.
Он был сдержан, вежлив, подтянут. И аккуратен во всем: начиная от ровно зачесанных набок темно-русых прядок и кончая белыми носочками и блестящими, будто сейчас из магазина, сандалиями-босоножками.
Что такой мальчик мог натворить?
— Выйди на середину, — сухо сказала Елизавета Дмитриевна.
Сель оставил у дверей портфель и вышел.
— Встань как следует, — потребовала Елизавета Дмитриевна. Видимо, по привычке.
Он и так стоял по струночке. В самом прямом смысле. Будто струнки были натянуты в нем от ключиц до подошв. Руки опустил по швам, пятки сдвинул, плечи держит ровненько. Белые уголки воротника лежат точно над блестящими пуговками нагрудных карманов; галстук — отутюженный, на рубашке стального цвета — тоже ни морщинки; пряжка пионерского ремешка не сдвинута от середины ни на сантиметр, а стрелки на васильковых шортиках такие, словно под ними спрятаны стальные линеечки. Только голову Сель держал не по-строевому. Он ее слегка опустил — как и положено примерному, но случайно провинившемуся ученику.
Однако Елизавету Дмитриевну почему-то лишь рассердил образцовый вид ее питомца.
— Сейчас ты, конечно, изображаешь милого послушного ребенка. А расскажи-ка, что ты устроил той ночью?
Сель слегка шевельнул головой. Это было почти неуловимое движение. Но странное дело, у Славки тут же — в один миг! — исчезла всякая мысль, что Сель собрался просить прощения. Не было в этом мальчишке ни покорности, ни раскаяния. И струнки, которые держали его прямо, были стальные.
— Я уже много раз рассказывал, — сдержанно сказал Сель.
— Ты рассказывал в милиции и в классе, а ребята, которые собрались здесь, ничего не знают. Вот им и расскажи. Или боишься?
Сель быстро поднял на учительницу спокойные зеленовато-серые глаза. И тут же опустил.
— Тима, расскажи, пожалуйста, — поспешно попросила Люда. — Ребята в самом деле ничего не знают.
— Подробно рассказывать?
— Давай подробно, — с явным интересом попросил рыжеволосый Сергей. — С деталями.
Сель согнутым пальцем быстро поскреб подбородок, будто хотел отцарапать веснушку, и опять опустил руку. Потом сказал:
— Было десять часов вечера. С зюйда пошел хороший ветер, примерно в шесть баллов. Я решил, что этого хватит…
Славка отодвинул листок и насторожился.
— Я решил, что этого хватит. Все, что было нужно, я приготовил заранее…
— То есть это был обдуманный поступок! — перебила Елизавета Дмитриевна. — Заранее запланированное хулиганство!
Сель не изменился в лице.
Но Славке почудилось, что струнки в мальчишке натянулись туже.
— Это был обдуманный поступок, — подтвердил Сель и посмотрел на вожатую. — Люда, как я могу рассказывать, если меня перебивают?
— Тима, не капризничай… Елизавета Дмитриевна, пусть он расскажет.
— Он паясничает! Пусть он не разводит истории, а сразу скажет, зачем проник на корабль.
— На баркентину? — спросил Сель, и Славке послышалось в его голосе еле заметная насмешка.
Славка смотрел на Селя, не отрываясь. Он еще не знал, что сделал этот веснушчатый мальчишка, но уже твердо знал, какой он.
— Да, да, на баркентину «Сатурн»! — громко сказала Елизавета Дмитриевна. — Какая разница!
— Разница есть, но не в этом дело… Я хотел перегнать «Сатурн» через бухту и выбросить на бетонные сваи старого причала.
Рыжий Сережка тихо свистнул, и Люда наградила его неласковым взглядом.
Кто-то громко сказал:
— Одиссея капитана Блада…
Спокойная девочка с косой приоткрыла рот.
Женька Аверкин, который сидел на подоконнике, подтянув к подбородку колени, быстро опустил ноги, словно решил спрыгнуть на пол.
У Славки затюкало сердце. Почему-то так же затюкало, как прошлым летом, когда он увидел над Покровским озером летящие паруса.
Смуглый, строгого вида паренек с комсомольским значком — видимо, председатель совета дружины — спросил:
— Откуда там взялись сваи? Где они?
— Напротив Чернореченского пирса. Левее разделочной базы.
— Там нормальные причалы базы. Неразрушенные.