Давно закончилась осада... (сборник), стр. 73
Фрол сказал неуверенно:
— Мало ли откуда? Из любопытства спустилась с обрыва да обратно поднялась…
— Где поднялась-то? — спросил Женя. Негромко так, будто жалеючи всех. — Идемте… — Он пошел к скальному выступу, за которым скрылась девочка. Оглянулся. — Ну, идите же сюда. Смотрите…
Все подошли. Даже Савушка приковылял на все еще слабых ногах. За выступом не было ни тропинки, ни ступенек. И никакой щели. Был только голый вертикальный срез известняка.
Все с минуту стояли и молча смотрели на гладкий камень. Потом по одному стали отходить на прежнее место. Остались только Женя и Коля.
— Все-таки это девочка, — осторожно, чтобы не обидеть Женю, — сказал Коля. — Это Оленька. Я ее знаю. Весной я помог ей отыскать котенка. У нее теплые пальцы…
Женя не обиделся. Но и соглашаться не стал.
— Ну и что же, что пальцы? Что же, что Оленька?.. А того барабанщика звали Жан. По-нашему Ванюшка…
Обедать никому не хотелось. Только Савушке дали кусок колотого сахара, чтобы сгладил во рту и горле горечь и соленость. Помогли ему натянуть штаны и рубашонку.
— И как тебя угораздило? — подступил наконец к причине страшного происшествия Фрол. — Мы мигнуть не успели, а тебя уже нет! И сумел враз наглотаться…
— А я не знаю!.. Я нырнул маленько и гляжу — на дне, на голом камне что-то круглое. Гудзик или денежка. Меня к нему кто-то будто потянул. Я его ухватил… А после ничего не помню…
— Теперь и не узнать, что за гудзик тебя чуть не утопил, — проворчал Федюня.
— Как же не узнать? Вот он… — Савушка протянул сжатый кулак.
— Что у тебя там? Разожми! — велел Федюня.
Савушка виновато сказал:
— А не разжимается… Никак…
Савушкины пальцы, сведенные крепкой судорогой близкой гибели, разжимали долго и осторожно. Федюня, Фрол, Коля. И ждали, что в руке у Савушки окажется ржавая французская пуговица или черная херсонесская монетка. Но пальцы наконец разомкнулись, в глаза брызнул чистый желтый блеск.
На ладони лежала золотая монета.
Она была большая, размером с российский серебряный рубль. И совершенно чистая. Без всяких прилипших чешуек, песчинок и темных пятен. Словно ее только что вынули из-под штампа. На одной стороне отчеканен был профиль какого-то полководца в античном шлеме и надпись греческими буквами: ЭЛЛАДА. На другой — два кентавра. Один — крупный, с курчавой бородой, второй — тонконогий кентаврёнок-жеребенок. Они стояли рядом, но головами в разные стороны, и кентавр-мальчишка оглядывался на пожилого будто с вопросом: «Ты разрешишь мне поскакать, порезвится?»
— Ай, как живые, — восхищенно выдохнул Ибрагимка.
Фрол задумчиво сказал:
— Правду сказывали, что в Синекаменной бухте случаются чудеса… Вот, нашли все же сокровище. Теперь Савушка с Федюней богачи…
— А почему — они?! — вскинулся Макарка. — Ты ведь тоже Савушку вытаскивал! Значит, и твоя добыча! И другие помогали…
— Ох уж «помогали», — сказал Коля, вспомнив себя с котенком на руках.
— Больше всех девочка помогла, — хмуро напомнил Федюня.
Фрол усмехнулся:
— Где она, та девочка? Да ангелам золото и ни чему. Правда, Жень?
Женя рассудительно сказал:
— Савушка монету нашел. Ему и решать.
Савушка всех обвел влажными блестящими глазами.
— Вы разве забыли?! Говорили же: если золото найдем — Маркелычу на корабль!
Монету завернули в мятый, но довольно чистый Колин платок (у других, даже у Женьки платков не было). Положили в сумку Фрола, на самое дно. Фрол проверил, хорошо ли заряжен пистолет, вставил кремень. Если несешь сокровище, лишняя предосторожность не мешает.
Когда шли к городу, заспорили: хватит денег, полученных за монету, для покупки тендера. Хоть и золотая, хоть и большая, а все же одна…
— Давайте спросим у отца Андрея, — предложил Коля. — Это монах в здешнем монастыре, он вроде сторожа на раскопках. Все знает про древности…
— А не отымет этот сторож монету? — засомневался Фрол. — Вдруг скажет: казенная…
Коля уверенно мотнул головой:
— Не отнимет. Он не такой… И вообще, здесь особый случай. Ну, как сама судьба…
Решили зайти к отцу Андрею немедля. Было по пути.
Ребята остались поодаль, лишь Коля и Фрол пошли к сторожке по тропинке среди густой полыни. Навстречу шел мужчина в длинном подряснике и скуфейке. Но не отец Андрей.
— Добрый день вам, — нерешительно сказал Коля.
— Слава Господу… Далеко ли путь держите, отроки? — Монах был еще не стар, с густой бородкой и внимательными карими глазами.
— К отцу Андрею… Он дома?
— К отцу Андрею? — Монах стал смотреть мимо Коли. — А ты, стало быть, его знал?
— Почему «знал»? — упавшим голосом сказал Коля. — Разве…
Монах перекрестился.
— Царство ему небесное. Славный был брат, добрая душа…
У Коли намокли глаза.
— Я ведь говорил ему: надо к доктору… — выдавил он шепотом.
— Да не в докторе дело, — вздохнул монах. — Брат Андрей и с кашлем своим прожил бы не мало, если бы на то Божья воля. Да вышло по иному. Две недели назад заштормило, волна прибила на шлюпке рыбаков к ближним скалам. Бросились мы спасать. Бог дал, вытащили всех, да брат Андрей не уберегся, ударило головой о камни… — Монах перекрестился опять.
У Коли все же сорвалась слезинка. Упала на босую ступню.
— Ты помолись за него, мальчик, — сказал монах.
— Помолюсь, — шепнул Коля. Фрол осторожно дышал у него за спиной.
…Нельзя сказать, что гибель отца Андрея сильно огорчила всех — незнакомый же. Только Женя сочувственно подержался за Колино плечо. Некоторое время, однако, шли молча. Потом опять, слово за слово, пошел разговор о прежнем: хватит ли денег?
— Давайте, я посоветуюсь с тетей, — предложил Коля. И стрельнул глазами во Фрола. — Не бойся, не отберет.
— А кто боится? — хмыкнул Фрол. — Только больше никому не надо рассказывать. Мало ли что…
На том и порешили. Все знали, что Татьяна Фаддеевна Лазунова — самый образованный человек в округе. Она и разберется в сложном деле, и худого не посоветует.
Когда были уже у Карантинной бухты, Савушка вдруг взял Колю за рукав.
— Можно, я спрошу?
— Что, Савушка?
— Саша не может ли сшить мне воротник, как у тебя?
— Нравится?
— Страсть как нравится.
— Я ее попрошу. Небось не откажется.
— Коля, а если та девочка ангел… котенок, значит, тоже ангел?
— Не сочиняй, Савушка, — строго сказал Коля. — Котенок это котенок…
ТЕНДЕР «КОТЁНОК»
Ветер был самый подходящий. Едва ли он дотягивал до трех баллов, но все же на синей воде там и тут вспыхивали пенные гребешки. Особенно заметны они стали, когда тендер вышел за бывшую линию затопленных кораблей. Дуло с норд-веста. Кораблик шел курсом крутой бейдевинд. Можно было слегка увалиться под ветер, взять левее, но Маркелыч не хотел слишком прижиматься к скальному берегу. Не стоит рисковать даже в малости, когда первый раз пошел с мальчишками на борту.
При крутом бейдевинде, когда ветер чуть ли не в нос, не очень-то наберешь ход. Но все-таки скорость казалось немалой — от того, что резвые небольшие волны бежали почти навстречу. Изогнутый форштевень тендера, словно бритвой, взрезал их бурливые гребешки. Иногда на палубу забрасывало брызги.
Мальчишки и Саша собрались на баке, у шпора бушприта, зажатого крепкими деревянными битенгами. Впереди над бушпритом и утлегарем круто выгнулись треугольные парусиновые крылья — стаксель и кливер. Красота!.. Был конец августа. Встречный воздух прогонял жару, но полуденное солнце уже пропитало теплом палубу, и доски ласково грели босые ноги. Иногда из щелей выступала смола и прилипала к ступням, но это никого не огорчало.
Ветер вскидывал за плечами синие воротники…
Саша после Савушкиной просьбы сшила воротник не только ему. Всем сшила. Их можно было надевать на любую рубашку, завязывая на груди узкие концы (так делали многие иностранные матросы, которых появлялось в городе все больше). Коля был доволен: теперь он не будет выделяться среди ребят. Ему очень нравился его воротник, но порой было неловко: люди часто поглядывали удивленно, а то и косо. Кое-кто из полузнакомых мальчишек даже звал его «Колька-голландец». А теперь — нате вам!