Давно закончилась осада... (сборник), стр. 24
Женя Славутский держался в сторонке. Нерешительно улыбнулся навстречу Коле.
— Спасибо, что вступились. Я хотел сам, да не успел…
— Пустяки, — сказал Коля, тихонько гордясь собой.
— Директор сильно ругал вас?
— Ничуть не ругал… А вы хорошо отвечали про рангоут. Вы много читали о кораблях, да?
Фрол сказал со стороны:
— Перестали бы «выкать», не в лицее ведь. Засмеют.
— В самом деле… — спохватился Коля.
— Да, конечно, — опять улыбнулся Женя. Славно так улыбнулся, у Коли затеплело внутри. А Женя вдруг качнулся мимо Коли:
— Ой, за мной… то есть ко мне пришли. Это Лена, моя сестра.
Коля, оглянувшись, увидел в конце коридора девушку в серой шляпке и длинной суконной накидке. Женя побежал к ней, стуча каблуками. Потом оглянулся, махнул Коле ладонью. А между Колей и Фролом возник розовощекий радостный Федюня.
— Ждёте? А вот и я! Ну что, идем домой?
Конечно, Коля ни словечка не сказал Тё-Тане про драку. Тут бы такая воспитательная беседа началась — до ночи.
— Всё было в порядке. Директор речь говорил. Даже две… — Коля хихикнул про себя. — Одну торжественную, а другую… так, поменьше. О пользе корабельной гармонии.
— Что-что?
— Ну, как всем людям полезны корабельные знания… А не только тем, кто учится в морском корпусе.
— Николя, ты несносен…
— Причем тут я? Это директор. Кстати, он сказал: «Кланяйтесь тетушке».
— Да? И ты молчал полдня!
— Подумаешь! Поклон — не селедка, не протухнет…
— Николя! Это… что за речи? Ты где научился? У здешних детей?
— Это я сам придумал, — гордо сообщил Коля. — Литературная фраза для какого-нибудь сочинения.
— Ты решил отправить меня в могилу…
— Что вы, Тё-Таня! Если вы туда отправитесь, я буду очень огорчен. И все остальные тоже!
— Кто эти остальные?
— Ну… Борис Петрович, например…
— Весьма вероятно. Он меня ценит как помощницу… Кстати, он обещал сегодня вечером зайти, если будет возможность…
— Вот видите!
— Что «вот видите»? Он хотел поздравить тебя.
— Ну да, я понимаю…
— Николя!
— Больше не буду!.. Только сделайте мне еще один подарок к именинам…
— Вот как? Тебе мало того, что есть?
— Это ма-аленький, совсем недорогой подарок. Не зовите меня больше «Николя». По крайней мере, при посторонних… А то мальчики смеются…
— В самом деле? И как же они смеются?
— Ну… вот так…
— Это наверняка Фрол! Я заметила у него склонность к неуклюжему рифмованию… По-моему, он какой-то… недобрый.
— Он… просто любит подшутить. Зато он справедливый! Заступается за тех, кто слабее. Вот и сегодня в школе вступился за одного…
— За тебя?! — всполошилась Татьяна Фаддеевна.
— Ничуть не за меня! За себя я теперь, если надо, и сам постою исправно, — гордо ответствовал Коля. В слове «теперь» было немало смысла, и Татьяна Фаддеевна, возведя брови, собралась обдумать его. Но в этот миг в сенях деликатно поколотили в дверь.
— О! Это Борис Петрович! — Тетушка, шурша юбками, поспешила через комнату и кухню.
Оказалось, что это не доктор Орешников. Это были Фрол (легок на помине!) и Федюня. Оба сдернули шапки. Федюня посапывал, а Фрол — прямой и тонкошеий — сказал независимо:
— С праздником вас, Татьяна Фаддеевна. Вы позволите Коле погулять с нами?
— Что?.. Да, с праздником. Вас тоже… Погулять?! Сейчас?! Мальчики, ночь на дворе!
— Да какая же ночь! — взвыл Коля и отчаянно оглянулся. Через дверь видны были тяжелые часы, оставшиеся от вдовы Кондратьевой. — Еще восьми нет!
— Но такая тьма…
— А у нас фонарь. И звезды ясно горят, — вдруг подал голос Федюня. И засопел пуще прежнего…
— Но…
— Ребята, подождите… — И Коля решительно уволок Татьяну Фаддеевну за рукав в комнату. Там он сказал со сдавленным стоном: — Тё-Таня, вы хотите, чтобы все говорили: «Он от теткиной юбки ни на шаг»? Вы же сами были против такого!
— Да, но… А что я скажу Борису Петровичу, когда он придет и спросит: «Где именинник?» Получится ужасно неприлично…
— Но он же не сказал, что придет точно! А если придет… посидите вдвоем, выпьете чаю за мое здоровье. Не соскучитесь…
— Кто-то отправится у меня за кровать, в угол, и будет стоять там до ночи…
— Ладно! Только после прогулки. Хорошо?
— О, Господь, за что мне эти испытания… — Татьяна Фаддеевна, тиская пальцы, опять вышла на кухню. — Все же я не понимаю такой фантазии. Бродить во тьме среди развалин. Чтобы свихнуть шеи…
— Да мы ничего не свихнем, Татьяна Фаддеевна, — снисходительно сообщил Фрол. — И бродить не будем, а посидим в Боцманском погребке…
— Еще не легче! Это трактир?
Федюня заливисто засмеялся. Фрол объяснил терпеливо:
— Ничуть не трактир. Это подвальчик под хатой, где раньше боцман Гарпуненко жил, до осады еще. Дом разбитый, а погребок уцелел, мы в нем сделали себе место, вроде кают-компании. Там и печурка есть. Сходимся, всякие истории рассказываем, иногда чаек пьем. Вот и сегодня собрали кое-какую снедь, чтобы поздравить именинника…
— Тё-Таня, ну вы же помните! У нас с Юрой Кавалеровым и Никиткой Броновым было похожее, в сарайчике на Касьяновом пустыре!
— Еще бы не помнить! Вы едва не спалили его своими свечками…
— Ну, погребок-то не спалить, — с прежней снисходительной ноткой отозвался Фрол. — Уж коли французы не смогли, мы и вовсе…
— И где же это… заведение? Где я должна искать Николь… Николая, если он до полуночи не объявится дома?
— Да чего там искать, это в двух шагах, — улыбнулся Фрол.
— И Саша знает, — опять подал голос Федюня. — Савушка за ней как раз побежал.
— А! Так, значит, Саша пойдет с вами? — Видно было, что тетушка испытала немалое облегчение.
Фрол кивнул:
— Женские руки полезны, ежели надо готовить стол… Да вот и она!
В дверь протиснулись Саша и Савушка. Даже при слабой лампе заметно было, что щеки у них розовые с морозца.
Что было делать Татьяне Фаддеевне?
— Ну, так и быть. Но только через час…
— Тё-Таня!
— Через полтора часа изволь вернуться… Хотя ведь у вас нет часов. Возьми мои…
— У нас есть часы, — сказал Фрол. — Песочные, с фрегата «Коварны». По ним склянки били каждые полчаса. Два раза повернем — вот полтора часа и минули…
Татьяна Фаддеевна сказала, что очень уповает на точность этих часов. Она дала Коле остатки рыбного пирога и горсть лимонных леденцов — чтобы он мог внести вклад в угощенье обитателей погребка. Потом, задавив в себе тревожные вздохи, проводила ребят по улице до лесенки, которая вела в щель между каменной стеной и пустым полуразрушенным домом. И они ушли вереницей, будто гномы в сказочную пещеру…
Савушка с круглым фонарем шагал впереди. У Коли постукивало сердце. Фонарь кидал вокруг желтые перья лучей. В этих лучах обозначился прямоугольный темный проём. Крутые ступеньки опять повели вниз. Чавкнула тугая дверь, из-за нее дохнуло теплым запахом овчины и горящих дров. В сводчатом каменном погребке тоже горел фонарь — яркий и добрый. Оранжево светилась полуоткрытая дверца печки — как огненная буква Г. Сбоку от печки сидели на лавке и радостно смотрели на пришедших Ибрагимка, Поперешный Макарка и… Женя Славутский!
СКАЗКИ РАЗВАЛИН
Во время осады русские называли своих противников «союзники». Не потому, конечно, что те каким-то образом числились в наших друзьях — враги они и есть враги, — а потому, что были союзниками между собой: французы, англичане, сардинцы, турки. На турков, правда, смотрели как на рабочий скот, но формально все равно — товарищи по оружию…
Однако и среди русских находились союзники осаждавших (хотя скажи про такое этим русским — они, наверно, оскорбились бы)… Город был блокирован с моря, а на суше — с Южной стороны. Северная же сторона и дороги, ведущие в глубь Крыма и далее в Россию, были свободны. По этим дорогам туда и обратно тянулись обозы. Из Севастополя везли раненых, в Севастополь — боеприпасы и провизию. Телеги, повозки и фуры тонули в грязи. Волы и лошади по брюхо увязали в глиняном месиве. Еле брели уже заранее, до боев, измотанные и голодные солдаты пополнения. А в главном городе Крыма, в Симферополе, жирела чиновничья сволочь — всякие должностные лица в конторах, ведавших военными поставками, и не нюхавшие пороха офицеры разных интендантских служб.