Давно закончилась осада... (сборник), стр. 135
Поступать в институт Анка раздумала, устроилась работать в портовый узел связи. Сутки на дежурстве— двое суток дома.
Была Анка совсем не красавица — чересчур худая и длинноносая. Но все же не уродина, такие тоже замуж выходят.
А еще она ужасно боялась всяких болячек. Оська этим иногда пользовался. “Вот наворожу, чтобы у тебя чесотка случилась, будешь знать!” Он сумел убедить Анку, что знает кой-какое колдовство. Потому что осенью пообещал ей чирей на шее, и чирей (вот удача-то!) в самом деле выскочил…
Старая дедушкина квартира была ветхая, но просторная, места хватало всем. Даже, когда отец жил дома. Но он чаще не дома был, а в рейсах. А теперь…
Ах, Аргентина, Аргентина!
Такая чудная картина!
Бананы, пальмы и креолки,
И полицейский в треуголке…
Такая вот дурацкая песенка вспоминалась, когда Оська думал об отце.
Интересно, в самом деле там полицейские в треуголках, или это так, для рифмы?
После уличной жары полутемный вестибюль редакции обдал Оську прохладой. Казалось даже, что пахнет морской солью. Может, и правда этот запах с доисторических времен застрял в пористых камнях?
За фанерной стойкой заворочалась и добродушно заворчала в ответ на стремительное “здрасте” грузная вахтерша тетя Руся. Она была в такой же, как на Оське бейсболке с надписью “Посейдон Ньюс” и в полинялой штурманской куртке. Три десятка лет тетя Руся проплавала на судах Южноморского пароходства — то буфетчицей, то коком, то смотрительницей пассажирского хозяйства, и на пенсии не смогла расстаться с флотскими привычками. Поэтому устроилась на нехлопотную должность в приморской газете.
— Привет, юнга. Какой ты с пылу, с жару, как от камбузной плиты…
— Ага! Тороплюсь! Остались газеты, тетя Руся?
— Ну, разве что специально для тебя. С полсотни еще есть.
— В самый раз!
— А куда побежишь-то с ними? В такой жаркий час люди имеют привычку сидеть в тени, а не болтаться по солнцепекам.
— Скоро “Полнолуние” швартуется.
— Так и что с того? Или мальчик не знает, что после возгорания в порту имеется приказ гнать вашего брата со всех причалов? Хоть в полдень, хоть в полнолуние. В целях противопожарной безопасности.
— Кого гнать, а кого и пропускать, — со скромным самодовольством отозвался Оська. — Главное, чтобы связи… — И он крутнул бейболку козырьком вперед. Так, чтобы и газетная надпись оказалась впереди.
Потом он прижал к груди пачку газет. Вдохнул керосиновый запах типографской краски и бумаги — знакомый, любимый.
— Спасибо, тетя Руся! Я — полный вперед! Спокойной вахты!
— Стоп, машина! А денежки?
— Ну, те-отя Руся! Какие у меня сейчас денежки! Продам и вечером принесу! Или скажите Ховрину, он заплатит, а я ему потом отдам…
— Ох, шибко он тебе волю дал, Ховрин-то.
— Не-е, не шибко! В самый раз!
— За вихры вот тебя! — Она потянулась к Оськиной голове. Его белые от солнца волосы торчали из-под бейболки, как длинные растопыренные пальцы. Оська хохотнул и прыгнул к двери.
— Постой, бесенок!.. Про отца-то что слышно?
— Нового ничего, — на миг опечалился Оська. И выскочил на солнце.
3
К Хлебному причалу можно было выбрать разные пути. Один — по кольцевому Адмиральскому бульвару. Другой — через Саперную балку, по узким каменным трапам на склонах, по тесным переулкам с белыми домиками, старинными водокачками и могучими пирамидальными тополями.
По бульвару было далеко. Через балку — опасно. Там в изобилии водились компании “малосольных”.
Мальчишечье население Города было неодинаковым. Взрослые сказали бы, что оно “делится на несколько социальных слоев”.
Те, от кого у приморской полиции постоянная головная боль, назывались “соленые”. Этакая крутая портовая братва: тельняшки, импортные гавайки и жилетки с бахромой, наколки, словечки сквозь зубы и дела — такие, за которые вполне светит “зона”. Конечно, это были большие парни, а порой уже совсем дядьки.
Тех, кто был помельче, вроде Оськи, но душой стремился в “соленые”, именовали “малосольными”.
Надо сказать, что “малосольные” были пестрым народом. Встречались там и нормальные пацаны, которые просто хотели выглядеть покруче, чтобы к ним никто не приставал. Но была и явная шпана — такая, что порой “солонее” больших.
Остальных ребят и “соленые”, и “малосольные” с ухмылкой называли “мариноваными”. И виноват в этом был ни кто-нибудь, а двухзвездный адмирал Ведерник.
Когда случился раскол и Федерация с Южной республикой начали делить общий боевой флот, вице-адмирала Ведерника назначили командующим республиканской эскадрой. Эскадра, как и вся республика, сидела на голодном пайке. Без ремонта, без топлива, без боеприпасов (про последнее жители Полуострова говорили: “И слава Богу!”). Но доблестного командующего не смущала нехватка ресурсов. Он считал, что главное на флоте — порядок, а порядок начинается с внешнего вида.
Отпущенные республикой жидкие суммы адмирал пустил на новое обмундирование. Всем офицерам и матросам велел ходить летом в белых брюках и с голубыми аксельбантами на кителях и голландках. А фуражки и бескозырки приказал украсить большущими золочеными “крабами” со скрещенными якорями и старинным гербом Южного Края.
Тот же герб и якоря были на кормовых и стеньговых флагах, которые двухзвездный адмирал заказал для всех кораблей и судов. Причем, изготовили флаги не из обычной материи, которая называлась “шерстяная рединка” или “флагдук”. Из флагдука флаги шились на всех флотах во все времена, однако адмирал счел, что она быстро выгорает и теряет праздничный вид. Он пренебрег традицией и выбрал синтетическую ткань — мягкую, шелковистую, блестящую. Поручил сшить из нее не только боевые флаги, но и комплекты сигнальных сводов — Международного и Военно-морского.
Флаги сводов используются не только для сигналов, но и для праздничного украшения кораблей. Поэтому иногда и называются — флаги расцвечивания. Пышное расцвечивание всегда было мило сердцу вице-адмирала. Ему бы позаботиться о свежей покраске боевых единиц своей эскадры, но это представлялось чересчур дорогим делом. Командующий решил, что пестрые флажные гирлянды будут отвлекать внимание от обшарпанных бортов эсминцев и крейсеров. И станут способствовать повышению боевого духа личного состава.
Может, они и правда повысили бы дух. Но тут правительство наконец усмотрело в разных делах вице-адмирала вредительство и действия в пользу соседней державы. Командующего сняли и отдали под трибунал. Члены трибунала, правда, нашли в поступках подсудимого не преступный умысел, а глупость. Вице-адмирал Ведерник был поэтому оправдан и даже сделан советником президента по военно-морским делам. И в накладе оказалась только фабрика, изготовившая массу разноцветных флагов.
Новый командующий наотрез отказался выкупать продукцию фабрики. “Мне что, больше некуда деньги девать?” Потом все же взял кормовые и стеньговые флаги, а про сигнальные сказал: “Делайте с ними, что хотите. Я вслед за Ведерником не хочу, меня-то дураком не признают и в советники не возьмут”.
Фабрика, чтобы не впасть в полное разорение, пустила комплекты в свободную продажу. Оптом и в розницу. И по причине малого спроса все снижала и снижала цены.
Первым нашел для флагов применение режиссер детского ансамбля “Маринка”, что при Клубе рыболовного флота. Кстати, непонимающим людям название может показаться девчоночьим, но в ансамбле были одни мальчишки. И “Маринка” — в данном случае не имя девочки, а морская лодка, этакий смелый кораблик. Сравните: “субмарина” значит подводная лодка, “марина” — гавань для яхт. Кстати “Маринкой” называлась и небольшая шхуна детской флотилии при этом клубе…
Ну вот, режиссер ансамбля углядел флаги на прилавке и предложил костюмерше сшить из них мальчишкам концертные костюмы.
На открытии очередного сезона на сцену в лихом матросском танце вдруг вылетела смуглая пацанва в развевающихся одежонках самых удивительных окрасок и узоров: с большими разноцветными кругами, квадратами, полосками. Каждый мальчишка был похож на пестрый флаг с коричневым древком, а все вместе — сплошной флотский праздник!