Синий треугольник (сборник), стр. 64
Полоз вдруг сказал, дрябло двигая подбородком:
— Зря вы все это. Он… то есть объект ваших забот… протянет не больше десяти минут. И… растворится в пространстве…
Я подошел, остановился перед ним. Между нами был низкий столик. Я уперся в полированное дерево кулаками. Сказал шепотом, сквозь зубы:
— Тогда и ты растворишься. Следом… Клянусь…
Он понял, что я не шучу. Опять посерел…
— Впрочем, не бойся, — усмехнулся я, ощутив толчок ласковой печали. — Никуда Петька не денется.
— Откуда вы его знаете? — прошептал Полоз. — Это невозможно…
Что мне было терять? Да и злость подкатила так, что через край.
— Знаю потому, что ты, сволочь такая, вытащил сюда из прошлого меня самого…
Полоз, наверно, с минуту сидел с отвисшей губой. У меня за спиной суетливо возился с курткой Петька. Мой злой шепот он едва ли слышал. А если и слышал, то не понял.
Полоз опять пролепетал:
— Это невозможно… Это середина прошлого века.
— Вот именно… Тогда мне был двенадцатый год. А потом, через сорок с лишним лет, я ушел в Пространство на "Игле" и вернулся лишь вчера…
Он, видимо, слышал про "Иглу". Как-никак он был связан с темпоральными проблемами, иначе не сумел бы склепать свой хроноскоп. И главное — он сразу поверил.
А поверив, он вдруг приободрился. Наверно, оттого, что разъяснил для себя загадку.
— Кто же мог подумать… господин Питвик. Такое невероятное совпадение. Один шанс из миллиона… из миллиарда. Почти сто лет прошло, да и город совсем другой…
Петька перестал возиться. Я оглянулся. Он, запахнув балахонистую куртку, вопросительно и тревожно смотрел на меня.
— Сейчас поедем отсюда, Петушок… — И я снова глянул на Полоза.
Он сказал совсем уже по-деловому. И примирительно:
— Вы напрасно гневаетесь на меня. Разве я хотел причинить вам зло?.. Это дикая случайность. И я вижу для нее лишь одно объяснение…
— Какое? — спросил я машинально. Вообще-то наплевать мне было сейчас на его объяснения.
— Боюсь, что с научной точки зрения неприемлемое. Но пока единственное… Когда вы увидели мальчика на сцене, то так потянулись к нему… душой, что душа ваша… или частичка ее… если, конечно, вообще верить в существование души… переселилась в него… Этим и объясняется его… гм… стабильность…
Я (видимо, в отличие от Полоза) верил в существование души. И опять оглянулся на "стабильного" Петьку. Снова сказал:
— Сейчас…
А Полоз вдруг совсем тихо, но очень деловито заявил:
— Имейте в виду, мы оба одинаково завязаны в этот узел. И распутывать его надо вместе.
— Нет уж, маэстро! Распутывать… а вернее, выпутываться вам придется одному.
— Значит, вы оставляете мальчика мне? — не то испугался, не то обрадовался он.
— Вы что, рехнулись?
— Но тогда… что вы с ним будете делать?
— Это уж мои проблемы.
— Но… кстати, зря вы пригласили ваших… коллег. Впрочем, они еще ничего не знают. А мальчик… — Полоз вдруг нагнулся ко мне близко-близко. Жилки набухли в белках глаз. Он смотрел снизу вверх, будто из норы. — Это минутное дело. Совсем безболезненная инъекция, и… у меня есть аннигилятор. Никаких следов…
Я подался назад, как если бы мне к лицу придвинули мусорный бачок. И сказал от души:
— Только естественное отвращение мешает мне дать вам по морде. Долго потом отмывать ладонь.
Он поморщился. Ответил пренебрежительно и вроде бы сочувственно:
— Все равно дитя протянет не больше суток. Вы окажетесь в нелепом положении.
— Я уже сказал вам: в этом случае немногим дольше протянете и вы.
— А правосудие? Вы, очевидно, незнакомы с его нынешним уровнем…
— А я и не буду знакомиться! Я всегда могу уйти на "Иглу", и кто достанет меня там? А вернусь, когда нынешнее ваше правосудие канет в историю… Но, думаю, в этом не будет нужды. Думаю, мы с Петькой в любом случае переживем вас…
И я встал. И со злорадством почувствовал, в каком смятении, в какой панике оставляю Полоза.
— Идем, Петушок.
Он не спросил куда, не спросил зачем. Чуть оттопырил губу и мотнул подолом:
— В этой хламиде?
— Мы поедем в машине. К тому же многие мальчишки ходят в таких хламидах, здесь это модно.
— Где это — здесь? — сказал он с прорвавшейся тревогой.
— Я все объясню. Не бойся и пойдем… — Я взял Петьку за плечо.
Он послушался. Мы пересекли холл. От двери — боком, словно краб — шарахнулся и засеменил прочь Карлуша.
4
Машина ждала нас у ворот. За рулем — Юджин, рядом с ним — Виктор. На заднем сиденье — Митя Горский. Он распахнул дверцу. Я подтолкнул Петьку. Он послушно забрался на сиденье, уселся между Митей и мной.
Поехали.
— Ну? — сказал Юджин.
— Все в порядке, — сказал я.
— Куда прикажете? — спросил он официально.
— Домой.
— Домой ко мне? — шевельнулся Петька.
— Пока ко мне. Твой дом, к сожалению… далеко. Я все объясню…
Объяснять надо было не только Петьке. Я чувствовал, как и Юджин, и Митя, и Виктор прямо-таки излучают вопросы. Тогда я сообщил спине Юджина:
— Полоз держал мальчика взаперти. Я узнал это… в силу некоторых обстоятельств. Подробности потом. Не удивляйтесь.
Митя проговорил, не оборачиваясь:
— Не удивляемся. О Полозе слышали кое-что и раньше.
— Думаю, что слышали не все. Этот тип таланта небывалого. Но и сукин сын… Главное, однако, сейчас покормить и уложить Петьку спать. Чтобы он успокоился и отдохнул.
— Но я не хочу спать! — дернулся Петька. — Я вообще не понимаю! Почему ночь? Был день — и вдруг сразу… темно…
— Расскажи подробнее, как ты попал к Полозу, — осторожно попросил я.
— Не знаю! Я пел в нашем саду на эстраде. Потом что-то вспыхнуло… Ну, будто солнце на рельсах… И я… рядом с этим дядькой, с Полозом… Он говорит: "Мы приглашаем тебя выступить с нашим хором. Споешь, и я отвезу тебя домой". А сам… в эту тюрьму меня…
— Постой! А ты не удивился, почему оказался здесь? Не испугался?
— Я… не знаю. Я будто во сне был. Только хотелось петь, вот и все… А очнулся, когда он меня уже к машине вел… Я где?
— Это город Византийск. У моря, Петушок, — вздохнул я. — Видишь, занесло тебя. Ты не удивляйся, бывает…
Он отозвался довольно спокойно, хотя и непонятно:
— Вот, значит, как… Это когда скрестились рельсы… А я думал, что догоню маму…
"Никогда ты уже не догонишь маму, бедняга", — подумал я. И стало мне так жаль его, словно я сам осиротел и затерялся в незнакомом мире.
А Петька держался спокойно. Даже чересчур спокойно. Неужели я на его месте вел бы себя так же? Не верится… Впрочем, кто знает? Хотя и кажется, что я хорошо помню себя мальчишкой, но все же столько лет прошло…
Юджин спросил сдержанно:
— Что же все-таки случилось? Хотя бы без деталей…
Тогда я сказал:
— Темпоральный перенос дубликата с матрицы на сотню лет. Небывалая вещь, но факт. Полоз умеет многое…
— Великий Хронос… — вполголоса отозвался Юджин и даже слегка вильнул рулем. Остальные промолчали.
Петька ничего, конечно, не понял. И вдруг насупленно поинтересовался:
— А там, куда мы едем, кто-нибудь есть?
— Да. Там… тетя Карина.
— А… куртку там снимать не надо?
— Елки-палки… — охнул я. В самом деле! Что скажет хозяйка, когда я привезу мальчишку, на котором, кроме моей куртки, ни лоскуточка. — Братцы! Можно где-нибудь сейчас купить одежду для мальчишки? Петьке нужен фрак и панталоны, чтобы представиться мадам Карине. У Полоза-то я его забрал… в натуральном виде.
— Делов-то, — сказал Митя. — Юджин, сверни на Изумрудную…
С безлюдной слабоосвещенной улицы мы выскочили на шумную Изумрудную. Здесь огни и рекламные вспышки, словно оправдывая название, сияли в основном зеленым светом.
Юджин остановил машину у похожего на громадный, освещенный изнутри аквариум универмага. Это был магазин "Пиноккио", о чем сообщала огненная надпись — она искрилась и бегала вокруг фигуры длинноносого человечка.