Синий треугольник (сборник), стр. 110
И тогда я услышал Петьку. Он сказал шепотом, но непримиримо:
— Стреляй.
И я ватными руками поднял пистолет — в который уже раз…
Полоз перестал скалиться. Помертвел лицом, закатил глаза. И обмяк на железной площадке, вывернув прикованную руку.
— Подожди, — велел мне отец Венедикт. Подошел к Полозу. Нагнулся.
Я и мальчишки не шевелились.
Отец Венедикт стоял над Полозом долго. Потом вернулся к нам. Сказал, глядя в сторону:
— Паралич сердца.
— Вы уверены? — угрюмо и виновато спросил я.
— Уверен. Я в свое время насмотрелся на такие дела… Ступайте отсюда. Подождите меня там, в проходе. Я сам толкну тележку. И помолюсь…
Чиж вскинул черные глаза-кинжалы:
— За него?
— За нас, грешных… Ступайте.
Мы ушли. Встали у кирпичной развалины. Я машинально поставил "ПП" на предохранитель. Убрал его в карман.
Петька тихо дернул меня за рукав:
— Пит, это же просто совпадение… Ну, родинка…
— Да, конечно, — бормотнул я, зная, что таких совпадений не бывает.
Несколько минут мы стояли молча. Отец Венедикт подошел, бросил в траву черные наручники.
— Зачем вы их сняли? — набыченно спросил Чиж. — Он всплывет.
— Ну и пусть всплывет. Найдут — определят, что разрыв сердца. А если когда-нибудь вытащили бы со дна, прикованного, решили бы, что убийство…
Я подумал, что с такой глубины едва ли когда-нибудь подняли бы тележку. Но промолчал… Все-таки хорошо, что я не стрелял…
— Дело свершилось, и в этом — рука Господа, — тихо проговорил отец Венедикт. — Радости мало, но и скорбеть нечего. Случилось то, что справедливо… Поедем теперь ко мне. А то душа неспокойна, как там эти два сорванца одни-то…
Чиж отступил назад:
— Я пойду… Мне надо…
— Увидимся, — сказал Петька.
— Не знаю. На всякий случай — прощай… — И Чиж скользнул в оконный проем разрушенного склада. Петька тревожно смотрел ему вслед.
— Отец Венедикт, мы приедем позже, — сказал я. — Вы нас извините… Нам с Петькой очень надо поговорить. С глазу на глаз.
— Понимаю. Но… прямо сейчас? Здесь?
— Да. Ни к чему тянуть…
— Понимаю, — опять сказал отец Венедикт. — Ну что же, приезжайте после… А кота давайте, я с собой прихвачу. Что вам с ним возиться…
Только сейчас я сообразил, что Петька держит на плече Кыса. Видимо, так и держал все время — пока ехали, пока шли, пока стояли там…
— Нет, — насупился Петька. — Пусть со мной.
— Ну, как знаешь… Кстати! — отец Венедикт пристально и с усмешкой глянул на меня: — Вас, кажется, озадачило родимое пятно этого оборотня. Да? Не бойтесь, это была его последняя дьявольская шутка. Косметика… — И отец Венедикт уронил из ладони что-то вроде дохлого мотылька. Мотылек упал рядом с наручниками.
Я с недоверием и брезгливостью поднял его. "Гусиная лапка" была вырезана из легкого бугристого пластика.
Не передать словами, какое я испытал облегчение. Хотелось тут же сесть на землю и зареветь, как мальчишка, которому грозили жутким наказанием, но неожиданно пожалели и простили. Не сел, не заревел. И не потому, что стеснялся Петьки, а потому, что… где-то в глубине души осталась вина…
Я стоял и машинально вертел "гусиную лапку" в пальцах.
Петьку передернуло:
— Брось ты это…
— Бросил… А ты тоже брось эту гадость. Нашел игрушку…
Петька, оказывается, поднял из травы наручники.
Он сказал смущенно:
— Я не могу. Видишь, прицепились нечаянно.
— Нечаянно! Балда…
Он, видите ли, сунул руку в кольцо, то и защелкнулось. Браслет был с автоматической регулировкой, плотно охватил тонкое запястье.
Петька покачал свободным браслетом на цепочке:
— Теперь не снять, пока не приедем к отцу Венедикту. Ключ-то у него…
— Олух! Как по городу пойдем?
— Подумаешь. Спрячу под курткой… А о чем ты хотел говорить?
Да, это было главное. То, от чего никуда не уйти.
— Сядем… вон там.
У кирпичной стены был широкий выступ, в полуметре от земли. Петька расстелил на нем куртку. Сел. Опустил с рук ненаглядного Кыса. Тот улегся ему на сандалии.
Я сел рядом.
— Петушок…
Он посмотрел с ожиданием новой беды:
— Что-то опять случилось, да?
— Да…
3
Я рассказал ему все о Конусе и катапульте.
Петька молчал, колупая на колене коросточку.
— Вот так, Петушок… Никуда нам от этого не спрятаться. Судьба.
Он съежился, прошептал:
— Почему она такая? Судьба… Почему не дает нам, чтобы вместе?
— Вернусь, и будем вместе. Тогда уже точно.
Петька сказал беспомощно:
— Я не думаю, что ты вернешься. И ты сам так не думаешь.
— С чего ты взял?! — старательно возмутился я.
— А вот взял… Я понял, что, если мы далеко друг от друга, ничего хорошего не случается…
— Глупости.
— Не глупости… Пит, возьми меня с собой.
— Ты что, сдурел?
— Я ведь уже не маленький…
— Не в этом дело. Катапульта — она как маятник в пространстве. Качок туда, качок обратно. И запас энергии на одного человека. Если двое — на обратный ход не хватит, оба останемся там…
— А если… что-то случится и ты останешься там один? Тогда я как?
— Не надо, Петух… Ты же хотел самостоятельной жизни. Недаром ушел на "Розалине"…
— Но я же не ушел, вернулся! За тем, что ли, чтобы опять врозь?..
— Но тут уж ничего не поделаешь…
Он сник:
— Да, я понимаю.
Лучше бы уж ругался и спорил.
— Это ведь еще не сегодня, — беспомощно сказал я. — Будет еще подготовка, то да се…
Он кивнул, не поднимая головы. Потом вдруг попросил:
— Покажи хоть эту чертову катапульту. Какая она?
— Ты же видел! Тогда, в поезде…
— Я не помню…
Я достал секундомер. Индикатор мигал рубиновым глазком.
— Дай, — шепнул Петька.
— Только без фокусов. Ничего не нажимай.
— Что я, сумасшедший?
Впрочем, был тайный предохранитель, о котором Петька не знал, поэтому я не боялся. Даже демонстративно стал смотреть в сторону.
…Как он сумел отколупнуть крышку, поддеть ногтем тот самый лепесток и нажать головку?!
Похожий на кузнечика зуммер резанул меня по нервам пуще громкой сирены. Я рванулся (Кыс перепуганно вскочил). Выхватил у Петьки катапульту:
— Идиот! Ты же ее запустил!
Он глупо мигал:
— Разве нельзя остановить?
"Остановить"! Мчащийся по склону тысячетонный шар! Летящий под откос поезд! Ракету на взлете!.. Хотя ракету можно взорвать сигналом с пульта, а здесь… Здесь ничего! Пространство уже начало сворачиваться в бесконечно длинный смерч со стержнем из абсолютной — внепространственной — пустоты. И скоро этот смерч втянет меня — неумолимо и мгновенно.
Через три минуты.
Лишь бы не зацепило Петьку!
Не нужна была темпоральная коррекция. Мысли и так выстраивались четко и стремительно.
— Петух, слушай! Это приказ! Ты сейчас немедленно отправишься к отцу Венедикту. И будешь слушаться его во всем. Позвони Юджину. Скажи — Питвик ушел раньше срока! Так получилось, случайно… Я вернусь. За секунду там со мной ничего не случится. Я мгновенно пущу обратный ход, если увижу опасность.
— Пит, прости…
— Хорошо, прощаю. Не в этом дело. Теперь — к отцу Венедикту. Сию секунду! Ты не должен быть здесь, может задеть антитемпоральным эхом. Или утянуть совсем…
— Хорошо, — понуро отозвался Петька. И встал. — Давай тогда… попрощаемся.
— Давай. Но быстро.
Он вроде бы хотел обнять меня. И вдруг испугался:
— А что у тебя на руке?
— Где?
— Вот! — Холодный браслет плотно и беспощадно сжал мне кисть.
— Негодяй! Отпусти!!
— Как? — сказал Петька со счастливым облегчением.
— Что ты наделал, идиот!
— Еще две минуты. Давай сядем. Здесь подходящее место между двух стен.
— Вдвоем мы не сможем вернуться!!
— Ну и фиг с ним, с возвращением, — сказал он с усталою беспечностью. — Может, там ничуть не хуже, чем здесь.