Голубятня на желтой поляне (сборник), стр. 137
А потом он повёл себя совсем безобразно. Однажды Уки проходили мимо магазина “К Вашим услугам”, а Лошаткин выскочил на крыльцо и заорал на них:
– Чего тут шляетесь?! Шпионите?! Думаете, я забыл про ваше хулиганство? Всё-о, всё-о ещё расскажу где следует про ваши фокусы. Вы ещё у меня потанцуете, голубчики, на горячем противне!
Уки не дрогнули. Даже Олик не моргнул глазом. Прошагали как мимо пустого киоска. Но шагов через двадцать Пека сказал:
– Я предупреждал…
– Видимо, это природа, – заметил рассудительный Андрюша. – Взрослая и торговая…
– А может быть, у него неприятности? – предположил Олик.
Скорее всего Олик был прав. Обратившись ко взрослой жизни, Степан Степаныч получил обратно не только свои капиталы, но и заботы. И страх. Не исключено, что именно в это утро нашёл он в почтовом ящике бумажку с приглашением в налоговую инспекцию “для уточнения Ваших доходов”. Или поругался с женой. Венера Евсеевна вовсе не была обрадована возвращением супруга в прежнем виде. Она уже привыкла быть полноправной владелицей магазина, мальчика Стёпу ничего не стоило сплавить в детдом: сирота, мол… А тут нате, явился!
Так или иначе, память о недавнем беспечном детстве стремительно потускнела у Степана Степаныча. По крайней мере память о хорошей стороне этого времени. И теперь недавняя мальчишечья жизнь казалась ему полной горестей и унижений. Вспоминалось лишь детское бесправие да колотушки любимой Венеры. Лошаткин в клочья изодрал снимок толстого, добродушного пацана, который на память подарил ему Маркони. Злая досада на “сопляков” с улицы Гончарной возрастала в Степане Степаныче буйными кустами бурьяна. Особенно на юного бандита Пеку и на коварного Антошку-инопланетянина, подло заманивших его в ловушку…
Когда Уки пришли в институт Маркони и рассказали о выходке коммерсанта. Варя грустно проговорила:
– А был ведь совсем нормальный…
– Может быть, поймать его и протащить через бочку снова? —нерешительно предложил Антошка. Маркони ответил сумрачно и научно:
– Энергоемкость данного процесса неадекватна конечному результату.
Иначе говоря, игра не стоит свеч. Кому суждено быть жлобом и шкурой, того не переделаешь.
На том и остановились.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Двойной старт
Вечером пятого августа Лошаткин надрал Пеке уши. Пека возвращался домой с вокзала. Он только что проводил на электричку профессора и тётушку Золю: те уезжали в гости к знакомому Егора Николаевича на дачу. Пека помахал вслед поезду и теперь шагал по улице Паровозной. Вечер был оранжевый от закатных солнечных пятен, и настроение у Пеки было мирное.
На углу Паровозной и Речного спуска Пека встретил Степана Степаныча. Тот купил в киоске вечернюю газету и тоже направлялся домой. Пека ничего ему не сделал. Даже не сказал ни словечка. Он только на секунду остановился перед бывшим Буцей, сунул руки в карманы, смерил коммерсанта взглядом с ног до головы, хмыкнул, засвистел сквозь выпавший зуб и пошёл дальше.
Лошаткин вмиг надулся горячим воздухом. Но не заорал, не затопал. Он подождал, когда Пека отойдет на несколько шагов, догнал его на цыпочках и вцепился пухлыми пальцами в мальчишечьи уши.
Пека не вскрикнул, не пискнул. Он крепко лягнул врага по толстой ноге, яростно вырвался и умчался.
Всё это произошло без единого слова.
Внутри у Пеки бурлила ярость и обида. Он решил искать управу на распоясавшегося торгаша у законной власти. Если милиция защищала Лошаткина от рэкетира, пускай теперь она защитит нсвиноватого Пеку от Лошаткина. Справедливость должна быть для всех.
Пека подождал, когда высохнут ресницы, и пошёл к участковому. К тому, кто служил теперь на месте храброго Кутузкина. Это был пожилой лейтенант Роман Гаврилович.
Лейтенанта Пека нашёл в его дворе. Тот собирал ягоды с куста малины. Пеку Роман Гаврилович выслушал внимательно и сочувственно. Сказал:
– Разберёмся.
Пека недоверчиво вздохнул.
– Нет, в самом деле разберёмся, – снова пообещал участковый. – Где же это видано, чтобы в наши демократические времена какие-то несознательные личности хватали за уши невиноватых малолетних граждан.
И он дал Пеке горсть малины. Съев малину и облизав ладони, Пека пришёл к Маркони. Все друзья сидели во дворе на поленнице. Пека поведал о случившемся. Причём, когда говорил о коварстве Лошаткина, ресницы от обиды намокли снова. Друзья это деликатно не заметили. Антошка сказал:
– Не горюй. Зато мы все завтра идём смотреть клоунов. Уже билеты купили. Для тебя тоже.
Клоунская группа “Братья Кулебякины” выступала в летнем павильоне Городского парка. Ох, что они вытворяли, эти братья! Публика стонала от хохота. А с Оликом даже чуть не сделался припадок. Он и после представления долго ещё не мог успокоиться, вздрагивал от “хохотальных” судорог и засовывал в рот галстучек матроски, чтобы хоть как-то сдерживаться.
Домой пошли не сразу. Побродили по парку и даже насобирали по карманам мелочи, чтобы разок прокатиться на игрушечном поезде, который ловко бегал с горки на горку.
Потом Антошка отстал. Встревоженный Сеня оглянулся. Антошка сидел на краешке садовой скамейки. Согнулся. Словно разглядывал старый синяк на ноге.
Сеня быстро подошёл.
– Кап…
Антошка поднял глаза. Мокрые, тоскливые.
Тут и остальные подошли. Встали молча. И никто ни о чём не спрашивал. Потому что и так всё было понятно. Потому что за недавним бурным смехом, за весельем и развлечениями все они прятали неуходящую печаль. И никак нельзя было её унять: ведь Антошкин отлёт приближался неумолимо. Вот и всего пять дней осталось…
Антошка встряхнулся, встал, улыбнулся виновато. И все пошли дальше. Молча. Даже Олик больше не кусал галстук.
Вечером Антошка сказал, что станет капелькой и будет ночевать в банке.
А рано утром к Сене пришёл Маркони. Стукнул в стекло веранды. Сеня сразу перепуганно вскочил.
– Что случилось?
– Ничего. Выйди сюда.
Сеня вышел, заподжимал ноги – трава была в росе. Капли, капли, капли…
Маркони сказал, глядя мимо Сени:
– Надо Антошку отправлять скорее. Не десятого, я сегодня…
– Почему?!
Маркони рассерженно блеснул очками.
– Сам не понимаешь?
– Не-а… – сказал Сеня. Хотя, кажется, понимал.
– Потому что мы все изводимся. Эти пять дней будут не жизнь, а сплошное прощание. Одна мука только. Всё равно, что пять суток стоять на перроне и томиться, пока поезд не отошёл. Кому это надо…
Сеня молчал. Сперва-то он хотел возмутиться, но почти сразу почувствовал, что Маркони прав. Потому что и у самого у него иногда шевелилось в душе: “Уж скорее бы…”
Ведь всё равно это случится. Так пускай уж горький миг побыстрее останется в прошлом…
– А как Антошка… – пробормотал Сеня.
– Что?
– Он не обидится? Вдруг решит, что прогоняем раньше срока.
Маркони сказал в упор:
– Ты же лучше всех видишь, как он мается. И домой рвётся, и улетать не хочет. Зачем ему лишние дни с этим… разрыванием?
– Ты же говорил, что можно не раньше десятого…
– Это я для страховки говорил, на всякий случай. Можно уже и сейчас, роли не играет…
– Пусть Антошка сам решает, – неуверенно проговорил Сеня.
– Да ничего он не решит! Лишние страдания только… Я скажу, что надо сегодня, потому что уточнил расчёты. И ещё потому, что синоптики обещают с завтрашнего дня переменную облачность и временами осадки. Знаем мы эти “временами”! Как зарядит дождь до сентября. А без солнца-то какой старт…
– Он даже попрощаться не успеет как следует. Профессор уехал до десятого…
– Что поделаешь. Передадим от него профессору привет… Лишние прощания – лишние слёзы.
– А тебе не кажется, что мы поступаем как трусы. Боимся этих слёз.
– А при чём тут мы! – возмутился Маркони. – Я про Антошку думаю! Вдруг у него случится что-нибудь такое… нервный срыв…