Портфель капитана Румба (сборник), стр. 72
Генчик лишь облизал сухие губы. А жмуриться уже не мог. От страха глаза раскрылись до отказа.
Буся понимающе посмотрел на Генчика.
— Веди себя хорошо. Шкурик не любит шума. Будешь орать и звать на помощь — он до тебя враз доберется. И — под маечку или в штанишки. Пикнуть не успеешь, как что-нибудь отгрызет. Хи-хи…
Захихикали и остальные. И ушли, оглядываясь (только Бычок не оглянулся).
И остался Генчик наедине со страхом.
Шкурик пока вел себя спокойно. Посидел рядом с колышком. Почесал себя за ухом — в точности как кошка. Обнюхал колышек острой мордочкой с черным носом. Отошел, волоча за собой шнур. Стал что-то выцарапывать из травы.
«Только не смотри на меня! Не обращай на меня внимания!..»
Шкурик тут же обратил внимание. Сел столбиком, передние лапы-ручки прижал к груди. Поднял мордочку. И красные глазки — прямо на Генчика.
«Не надо! Не подходи! Меня нет! Я… не живой…»
Кажется, Шкурик поверил. Опять начал что-то вынюхивать в траве.
«Правильно… И не вспоминай про меня!..»
Веревка резала руки, ноги и живот. Очень хотелось пить, пересохло в горле. И солнце жарило безжалостно. Однако все это было не главное. Главным был страх перед Шкуриком. Ужас и отвращение.
Сколько же это будет тянуться? Уж скорей бы они возвращались! Пускай что угодно делают, лишь бы не эта беззащитность перед гадостным зверенышем…
Они сказали — через час. Генчик глянул на тень от колышка. Представил, что она — стрелка солнечных часов (такие часы есть в городском парке). Сколько она должна проползти, чтобы миновал час? Наверно, от стебля подорожника до старой коробки из-под сигарет.
…Если здесь валяется такая коробка, значит, иногда сюда забредают люди! Может, и сейчас кто-нибудь появится? А может, Зоя Ипполитовна забеспокоится и пойдет на поиски? И догадается заглянуть сюда? Ведь наверняка она волнуется: Генчик должен был вернуться самое большее через полчаса…
От жары и боли гудело в голове. А тень колышка вовсе не двигалась. А Шкурик… он опять сидел, поджав передние лапки, и смотрел на Генчика.
«Не надо. Не смотри!..»
Ох, зачем он надел майку с Микки-Маусом! Шкурик, чего доброго, усмотрит в мышонке родственника и захочет познакомиться…
Нет, не усмотрел. Чем-то опять заинтересовался в подорожниках. «Правильно! Ищи там червяков и личинок! А про меня не вспоминай…»
Генчик слизывал с губ сухую корочку. Тень колышка сдвинулась, но еле-еле…
Все равно это когда-нибудь кончится. Не замучают же его до смерти. Все равно он вырвется. И вернется домой. И отыщет Петю Кубрикова. А вдвоем они вновь повстречаются с этими… с инквизиторами… Петя одной рукой возьмет за шиворот Бусю, другой Круглого, ногой отшвырнет клетку с гаденышем… А Гоха, Миха и Бычок будут жаться к забору и подвывать от страха…
Но когда это будет? И будет ли? Скорее всего, он помрет здесь от страха и от горячих лучей. Растворится в солнечном жаре (но, наверно, и тогда будет чувствовать боль от веревок и сухость во рту…).
Единственной влагой были слезинки, которые бежали по щекам. Генчик старался поймать их кончиком языка. Все-таки жидкость, хотя и соленая…
Потом он сквозь ровный звон в ушах услышал шум. То ли шорох за кирпичной стеной, то ли шаги.
Он позвал:
— Помогите! Сюда!.. — Хотел крикнуть громко, а получилось хрипло и еле слышно. Никто не пришел, не помог. Зато услышал его Шкурик.
Он опять сел столбиком. Несколько секунд смотрел на Генчика, наклонив треугольную головку. И… сквозь траву засеменил к нему.
— Уходи! Пошел отсюда!.. Не надо! — И Генчик закашлялся от сухости в гортани.
Шкурик обнюхал его сандалию. Сел на нее. Генчик ощутил тяжесть крысиного тельца. От омерзения тряхнула Генчика такая судорога, что дрогнула изгородь.
Больше Генчик не кричал, не мог. Шкурик встал на задние лапки, а передними уперся ему в ногу. Генчик ощутил крошечные коготки. Вновь его тряхнуло, словно током. Но Шкурик этого пока не почувствовал. Задними лапками он забрался на виток веревки и усиками щекотнул Генчику колено, ткнулся в него маленьким носом. Генчик часто переглатывал и мотал головой. Это все, что он мог.
Шкурик вытянулся, взялся своими черными ручками за веревку над коленом. Потом потянулся дальше, уцепился за отворот на коротенькой штанине. Задние лапки его сорвались. Шкурик заболтал ими, зацарапал по ноге, повис. Как пацаненок, который хочет залезть на забор, но не рассчитал сил.
— Пошел! — захрипел Генчик. Затряс головой изо всех сил. И сквозь летящие с ресниц брызги увидел… Бычка.
Бычок деловито сгреб Шкурика, сдернул с него шлейку. Сунул звереныша в торбу, словно безобидного котенка. Из той же торбы он вынул пластиковую бутылку. В ней до половины — апельсиновая жидкость.
Бычок скрутил пробку, поднес горлышко к губам Генчика. В нос и губы ударила шипучая влага. Надо было гордо мотнуть головой, плюнуть: «Уходи, гад!» Но не было сил, была только жажда. Генчик глотнул, закашлялся, глотнул еще. Всхлипнул. В этот миг ослабли на ногах веревки. Оказывается, Бычок, нагнувшись, полоснул по ним складным ножом. Потом он перерезал шнур на руках, на животе. Размотал, отбросил.
Руки у Генчика упали вдоль тела. Он всхлипнул опять.
Бычок смотрел насупленно. И не на Генчика, а в сторону. Сел на корточки, снял у него с ног остатки веревки. Угрюмо посоветовал:
— Уходи вон в ту дыру. Пока они не пришли…
Вот он, значит, кто! Освободитель…
Генчик не ощутил благодарности. Но и злости на Бычка не было. Только проступило сквозь боль и усталость сумрачное любопытство:
— Ты зачем меня отпустил?
Бычок тихо огрызнулся:
— А что, не надо было?
Генчик пожал плечами. Нагнулся, ладошками растер на ногах красные отпечатки шнура. Глянул исподлобья.
— Они же тебя за это… живьем съедят.
— Я скажу, что тебя отвязали какие-то случайные люди… А про Шкурика скажу, что поймал его в траве, тоже отвязанного… Уходи скорее…
Генчик выдернул подол майки, вытер им лицо. И сквозь бурьян пошел к пролому в стене.
Там он оглянулся. Вспомнил:
— А пластинка?
— Она у них… Они с ней играют, крутят на карандаше… Может, я потом унесу.
Генчик не ощутил благодарности и на этот раз. Он сердито спросил:
— А где они сейчас?
— У Круглого на дворе…
— Это где?
Бычок смотрел с хмурым пониманием.
— В Хорошиловском переулке. Номер два…
Сперва ноги двигались плохо, но скоро размялись, и Генчик пустился бегом.
На двор Зои Ипполитовны он проник украдкой. Хозяйки не было видно.
Небось переживает: куда девался Бубенчик? Но сейчас показываться нельзя. Как без пластинки-то? Да еще в таком растерзанном состоянии… Другое дело — вернуться победителем.
«Запорожец» стоял посреди двора. Генчик подобрался к нему с ухватками индейского разведчика. Стекло в дверце было опущено, Генчик потянул с сиденья сумку с пистолетом… Все тихо.
Он опять скользнул к приоткрытой калитке. За калиткой он осмотрел пистолет, зарядил его. Подпоясался ремнем, на котором был крючок (до этого ремень лежал в сумке). Проверил, есть ли в левом кармане шарики. И бегом — в Хорошиловский переулок.
ВЫСТРЕЛ
Это было не близко. От старого кирпичного завода еще кварталов пять. И в конце пути Генчик уже не бежал. Шел не торопясь. У стрелка должно быть спокойное дыхание…
Ворота с цифрой 2 на столбе он увидел сразу.
Калитка была открыта. Генчик вошел бесшумно (чиркнули по сандалиям одуванчики).
Враги сидели в глубине двора, у длинного сарая, на штабеле досок, приготовленных, наверно, для ремонта забора. Четверо их было, Бычок отсутствовал. Может, они обо всем догадались и прогнали. А может, сам ушел. Шкурика он, по крайней мере, доставил хозяину. Шкыдленок возился в своей клетке, стоявшей на досках.
А Буся, Круглый, Гоха и Миха развлекались с пластинкой капитана Сундуккера!
Они сделали звуковое приспособление: то ли к игле, то ли к тонкому гвоздю прикрепили жестяную банку, и получилась мембрана. Насадили пластинку на карандаш. Миха (или Гоха? Генчик опять забыл, кто из них с толстым ухом) крутил карандаш, а Круглый держал иглу с банкой над пластинкой. Острый конец скреб по бороздкам, и банка отзывалась подобием человеческого голоса. Голос был искаженный, со скрипом. Четверо гоготали…