Летчик для особых поручений: Фантастические произведения (сборник), стр. 33

Алешка, не снимая сандалий, зашел в воду и зашагал вниз по течению. Но скоро ноги стали вязнуть в иле. А потом скрытая под водой проволока зацепила сандалию и оторвала подошву.

Алешка выбрался из воды и стал пробираться по берегу. Но колючие кусты и ядовитая трава переплелись в такую чащу, что даже неба не стало видно. Только гудели в душном воздухе сытые шмели да под ногами шастали скользкие лягушки.

Алешка продрался наверх, на край оврага, и пошел по кромке откоса. Но тропинку загородил серый косой забор. Алешка перелез. Дальше были еще заборы, какие-то гряды, битые стекла и колючая проволока.

Алешка выбрался в переулок. Здесь уже непонятно было, где овраг, где ручей, куда надо идти.

«То ли дело с Зеленым билетом, — вспомнил Алешка. — Все дороги были открыты. А сейчас любой забор — как гора на пути».

Но ведь Зеленый билет — не один такой на свете! Почему Алешка раньше не догадался? Билет дается тому, у кого Очень Важное Дело! А разве сейчас у Алешки оно не важное? В тысячу раз важнее, чем кораблик для Маши! Он ищет друга. Летчик сказал: «Самая лучшая сказка — когда найдешь друга». Но ведь Алешка еще не нашел Летчика. Значит, сказка не окончена.

«Посоветуюсь в справочном бюро у дедушки», — решил Алешка. И, щелкая оторванной подошвой, помчался на знакомый перекресток.

Сапожная будка была открыта. Но сидел в ней не старичок, а розовощекий парень. Стучал молотком и посвистывал.

— А где же дедушка? — спросил запыхавшийся Алешка. — Он здесь работал.

— Привет! Дедушка? Дедушка на пенсию ушел.

— На пенсию? — глупо повторил Алешка.

— Угу. А ты его знакомый?

— Знакомый... — тихо сказал Алешка.

— Ну, не беда. Я тебе не хуже дедушки помогу.

Не успел Алешка мигнуть, как парень сдернул с его ноги сандалию, раз-два — и подметка оказалась на месте. Как новенькая.

— Вот и все. Гуляй, не горюй.

— Спасибо, — шепотом сказал Алешка. И отошел.

Но скоро он подумал, что не все потеряно. Можно добежать до Транспортного агентства и все объяснить кассирше. Наверно, она поймет и выдаст, новый Зеленый билет.

И Алешка опять побежал.

Через дыру в заборе он пролез на стадион.

«Если не достану билета, вернусь сюда и попрошу лошадей, — подумал Алешка. — Пусть отвезут к тому аэродрому. Они ведь знают все волшебные дороги».

Но лошадей не было. А на трибунах плотники разбивали дощатые скамьи и лесенки. Один из них сказал Алешке:

— Нечего тут ходить...

Алешка не оглянулся.

Он пересек поле, вышел на улицу Полярных Капитанов и заспешил к агентству.

Агентство было закрыто.

Синюю вывеску сняли и торчком прислонили к стене. На запертых дверях мелом было написано: «Ремонт».

Вот и все. Что оставалось делать?

Вернуться домой?

Пойти к Маше на день рождения?

Сесть прямо здесь на штакетник и заплакать?

Алешка повернулся и зашагал прочь.

Запутанными переулками, мимо старой церкви и нового кинотеатра, он вышел на улицу Дальнюю.

И все было как раньше. Сначала деревянные домики по краям улицы, потом одинокий дощатый тротуар среди заросших канав. Так же трещали кузнечики и цвели одуванчики в канаве. И разбитые стекла разбрасывали солнечные вспышки. Шагать бы да радоваться. Но Алешка знал, что идет зря.

Не будет парохода.

А сам он не найдет и не осилит дорогу на аэродром. И все-таки Алешка пошел. Потому что Голос Дороги звучал настойчиво и беспокойно: «А помнишь? А помнишь?..»

Сейчас ничего другого и не оставалось — только идти и вспоминать. Но это было все-таки лучше, чем сидеть дома.

Тротуар оборвался, и побежала тропинка. Зашелестела у ног трава, и опять показалось Алешке, что плывет он по зеленому морю. И качалось над ним небо с маленькими белыми облаками. Тропинка тянулась и тянулась. В прошлый раз она показалась Алешке гораздо короче, а сейчас он шел больше часа и не видел реки.

«Что случилось? — подумал Алешка. — Дедушка ушел на пенсию. Транспортное агентство закрыли на ремонт, но куда девалась река? Не могла же она уйти под землю».

Ему очень хотелось дойти до реки. Отыскать на берегах следы пароходных колес, постоять в том месте, где упал трап, вспомнить все, как было. Ведь когда вспоминаешь о хорошем, делается легче. А кроме того, Алешка все-таки надеялся немного. Чуть-чуть, самую капельку. Вдруг пароход придет? В сказках бывают чудеса.

Он прошагал еще не меньше часа. Город едва был виден сзади у горизонта. Колыхалась кругом трава. И не было реки.

«Значит, ее не будет совсем», — понял Алешка.

И тут Алешке стало так плохо и обидно, что дальше некуда. Он остановился и (будем говорить честно) почти заплакал. Почти — потому что слезы не упали, а закипели в глазах и каплями повисли на ресницах. Солнце зажгло в них серебряные точки. Алешка сердито мигнул — сбросил капли с ресниц. Точки погасли. Кроме одной. Одна блестящая звездочка никак не гасла. Повисла в ярко-синем небе.

Алешка моргнул еще и еще. Но белая искра горела в вышине. И делалась ярче. Потом Алешка услышал стрекот.

Это был очень тихий, но отчетливый звук. Он пробился сквозь звон тишины, трескотню кузнечиков и шорохи трав.

У Алешки ухнуло сердце. Он побежал к этой искре, остановился, побежал опять. Серебристая точка росла, у нее появились узкие стрекозиные крылья.

— Летчик.... — сказал Алешка ликующим шепотом. Товарищи, это же Летчик!

Самолет вырастал на глазах, он шел прямо на Алешку.

«Как хорошо, что я надел матроску, — подумал Алешка. — В зеленой рубашке Летчик не увидел бы меня среди травы...»

И тут Алешка очень испугался: а вдруг Летчик не узнает его в матросском костюме!

Тогда он бросился навстречу самолету, выбрал место, где трава пониже, упал на спину и раскинул руки буквой «Т».

Над лицом его качались травинки, били в глаза солнечные лучи. Но сквозь траву и солнце он видел, как с высоты прямо к нему пикирует, почти падает большая узкокрылая птица — самолет маленького летчика Антошки Тополькова.

1972 г.

 КОВЕР-САМОЛЕТ 

—

 Иногда среди ночи я просыпаюсь от прилива радости. Я смотрю на темный потолок и стараюсь вспомнить: что же было?

Ну конечно! Только что рядом со мной смеялся Виталька. Не тот худой высокий дядька Виталий Андреевич, который недавно приезжал ко мне в гости, а настоящий Виталька — белобрысый, давно не стриженный мальчишка в голубой майке, с облезшей от загара кожей на плечах и расцарапанными острыми локтями.

Мы только что, свесив ноги с ковра, летели вдвоем над знакомыми улицами. Теплый ветер будто мохнатыми мягкими крыльями бил нас по ногам, а в спину горячо светило утреннее солнце. Внизу проплывали темно-зеленые груды тополей, коричневые железные крыши и серебристый купол городского цирка. Навстречу нам, возвышаясь посреди редких желтых облаков, двигалась белая колокольня, похожая на крепостную башню. В сквозных оконных проемах верхнего яруса темнели уцелевшие с давних времен колокола. Выпуклую крышу устилали ржавые железные квадратики. Кое-где они отстали и топорщились, будто крыша взъерошилась от ветра.

Мы с Виталькой сидели, обняв друг друга за плечи, и хохотали. Смешно было, как взъерошилась крыша. Смешно было, какие маленькие, игрушечные внизу на реке баржи и катера. Смешно, как у Витальки с ноги слетел старый брезентовый полуботинок. Он был стоптанный, с протертой на месте большого пальца дыркой, и мы не стали его догонять. Башмак упал на цирковой купол и поехал с него, словно санки с горы. Потом прыгнул с карниза, как с трамплина, и нырнул в тополиную гущу.

— Бросай второй! — крикнул я, потому что зачем он, один башмак.

Но Виталька помотал головой. Он достал из кармана катушку ниток и привязал к полуботинку.