Поклоняющиеся звездам, стр. 36

Гёрбигер имел собственное представление об истории нашей планеты и в особенности о ее лунах. «О лунах? — спросите вы. — Разве на небосклоне когда-нибудь сияла не одна Луна?» По мнению Гёрбигера, так оно и было. Он считает, что вокруг Земли вращалось несколько лун. Это были якобы небольшие планеты, которые первоначально двигались по орбитам между Марсом и Землей. Однако под воздействием силы притяжения Земли они приближались к нашей планете, а затем падали на ее поверхность. Каждая космическая катастрофа уничтожала цивилизации, которые в то время существовали на Земле. Тиауанако играл в «учении» Гёрбигера важную роль. Согласно версии X. С. Белами, верного ученика Гёрбигера, нынешняя Луна тоже находилась некогда в опасной близости к Земле, вокруг которой совершила три оборота за 48 часов. Под влиянием усилившегося лунного притяжения воды Мирового океана будто бы сконцентрировались в районе Экватора и затопили экваториальные части континентов.

Однако высокогорный Тиауанако не был залит водами океана. Он и его окрестности остались единственным незатопленным островком Америки, на котором нашли убежище спасшиеся от потопа люди; центром, где по-прежнему расцветала высокая культура. Позднее, якобы 13 500 лет назад, Луна вернулась на первоначальное место, воды ушли, а Тиауанако остался высоко в горах. На этот раз уже не как Ноев ковчег для подвергшихся опасности перуанцев, а как важнейший культурный центр всей страны.

В послевоенные годы популярность теории Гёрбигера постепенно «ушла», как воды океана, который будто бы затопил Америку. Но высокогорный город Тиауанако связывали и, по-видимому, будут связывать со «звездными вопросами» грядущего и прошлого.

В начале этой главы мы сказали, что тиауанакский Кон-Тики Виракоча, Великий Творец, почитаемый инками и их предшественниками, не дает спокойно спать современным ученым. Этот бог, чей лик запечатлен на Воротах Солнца, совсем недавно стал объектом полемики о том, существовала или не существовала письменность в древнем Перу.

Некоторые исследователи? касались этой проблемы и ранее. Перуанец Рафаэль Ларко Ойле, например, был убежден, что открыл особое фасолевое письмо у носителей культуры Мочика. Его соотечественница Виктория де ла Хара полагала, что орнаменты на паракасских тканях представляют собой знаки примитивной доинкской письменности. Однако вопреки этим оригинальным воззрениям большинство специалистов полагало (а многие полагают до сих пор), что доколумбово Перу было единственным на земном шаре регионом распространения высоких культур, где не знали письма, то есть здесь не существовало знаков, которые можно было бы считать видом письменности. В 1968 году в Штутгарте на 38-м Всемирном конгрессе, посвященном американским индейцам и проблемам их изучения, автор этой книги с глубоким интересом выслушал доклад Томаса Бартеля, профессора Университета в Тюбингене, который заявил, что древние перуанцы умели писать. Бартель, пользующийся исключительным научным авторитетом и имеющий большой опыт изучения еще не расшифрованных письменностей, повторил — хотя по-новому и более продуманно — утверждение Виктории де ла Хары, что письмом доколумбовых индейцев Южной Америки были орнаменты, украшающие их ткани.

Особое внимание доктор Бартель уделил повторяющимся квадратным узорам на перуанских рубахах типа пончо (унку). Эти узоры — теперь мы уже можем написать «графемы» — перуанские индейцы называют «токапу». Такие же токапу профессор из Тюбингена обнаружил и на ряде сосудов-«керо» [27]. Всего на тканях и сосудах он насчитал 400 разных знаков. Веря в то, что все они имеют свой смысл и что перуанские индейцы составляли из них пространные надписи, Бартель попытался прочесть эти знаки. За образец расписанной ткани он выбрал прекрасно сохранившуюся и очень красивую с художественной точки зрения рубаху-пончо, найденную на южном побережье Перу и получившую название «плащ Виракочи». Украшенные ткани и сосуды встречаются и в Сьерре. Этот факт является свидетельством того, что указанная система письма использовалась на всей территории доколумбова Перу (возможно, довольно длительное время). Сейчас «плащ Виракочи» находится в коллекции Роберта Вудса-Блисса в Думбартон-Оксе, что на окраине Вашингтона.

Профессор Бартель, изучая внешний вид отдельных знаков, расшифровал около пятидесяти графем. На рубахе, хранящейся в Думбартон-Оксе, он определил знаки, символизирующие огонь (на языке кечуа — «кон»), ступенчатую пирамиду («тикси» или «тисси»), жир («вира», «уира») и, наконец, волны («коча»). Следовательно, древнеперуанскую рубаху украшало имя Кон-Тики Вира-Кочи [28], имя индейского миросоздате-ля, как майки и рубашки современной молодежи подчас украшают имена популярных певцов или автогонщиков.

На «плаще Виракочи» использовано двадцать четыре иногда повторяющиеся графемы. Последовательность их тоже, очевидно, не случайна. Токапу дают представление о календарных данных (например, звездных и лунных месяцах и годах, периодах обращения отдельных планет вокруг Солнца и т. д.).

Если когда нибудь удастся расшифровать астрономический или астрологический смысл графем на «плаще Виракочи», это будет первое сообщение древних перуанцев об их календарных и астрономических представлениях, о философских аспектах их поклонения небесным светилам. В настоящее время мы стоим у ворот, открывающих путь в этот своеобразный, загадочный лабиринт.

Открытие Бартелем гипотетического перуанского письма было сделано недавно, и многое в этой оригинальной системе письма до сих пор остается необъяснимым. Не совсем ясно, например, насколько широко это уникальное письмо было распространено в инкских культурах. (Виктория де ла Хара, о которой мы уже говорили, обнаружила его древнейшие следы еще в культуре Паракас.) Впрочем, этой системой могли в равной мере пользоваться как доинкские культуры, так и инки. Графические знаки могли быть совершенно одинаковыми в различных перуанских культурах. Если это так, то в разных местных языках они имели лишь разные названия. На все это прольет свет будущее. Тем не менее попытка Бартеля достойна упоминания хотя бы потому, что он наглядно показал, каким необычным способом представители древних культур выражали свои чувства и накопленные знания.

Однако вернемся из тюбингенского кабинета профессора в великолепный город Тиауанако — эту жемчужину доинкских столиц.

KAKOВ ВOЗPACT «ВЕЧНОГО ГОРОДА»?

«вечным», знал час своего рождения, время своего бытия и годину смерти. В этом ученые единодушны. Однако их мнения расходятся по вопросу о том, когда «Вечный город» был основан и погиб, как долго горела свеча его жизни. Археологи не могут дать на этот вопрос исчерпывающего ответа, хотя и пользуются сегодня весьма совершенными, порой даже необычными техническими средствами. Так, например, в Тиауанако начали применять цезиовый магнетометр — прибор, с помощью которого можно измерять колебания интенсивности магнитного поля в данной местности и обнаруживать скрытые глубоко под землей фундаменты построек, статуи, стелы и т. п. Прошлое Тиауанако ныне ищут не только на собственной территории города, но и далеко за ее пределами. Ведь не исключено, что первоначально Тиауанако располагался на значительно большей площади, чем та, на которой мы находим его развалины теперь (свидетельством этого может служить… еще одна, недавно найденная, пирамида Уила-Пукара, расположенная примерно в 1000 метрах от Пума-Пунку).

Безусловно, самое необычное место и средство для поисков тиауанакского прошлого выбрал известный французский океанограф Жак-Ив Кусто. Здесь, высоко в горах, он попытался использовать подводную лодку! До Кусто на озере Титикака работал аргентинский водолаз (и одновременно дипломат) Рамон Авельянеда. Он нашел тут — и будто бы даже сфотографировал — остатки нескольких доколумбовых индейских построек. Жак-Ив Кусто хотел основательнее осмотреть обнаруженные Авельянедой подводные развалины, а возможно, и другие сюрпризы озера Титикака. С этой целью он оставил известный экспедиционный корабль «Калипсо» и на двух небольших подводных лодках с семнадцатью членами экипажа отправился в перуанские горы.

вернуться

27

Все «керо» с подобными знаками относятся к послеиспанскому времени. — Прим. ред.

вернуться

28

Это чтение, как и некоторые другие выводы Т. Бартеля, весьма сомнительно. — Прим. ред.