Мурли, стр. 7

На пороге стояла Биби со своей копилкой.

— Я собираю деньги на подарок господину Смиту. Не хотите ли принять участие?

— Конечно, — расцвела мефрау Фан Дам. — Проходи и садись.

Болтая ногами, Биби сидела на стуле, на коленях у неё стояла копилка, свернутый в трубочку рисунок был зажат под мышкой, коробочку с мышью она крепко держала в руке.

— Скажи-ка, детка, ты уже была наверху? На чердаке? — как бы невзначай спросила мефрау Фан Дам.

— Ага, — кивнула Биби, — у господина Тиббе и юфрау Мурли.

— Юфрау Мурли? Кто это? — живо осведомилась мефрау Фан Дам. И бросила в копилку гульден.

— Его секретарша.

— Вот оно что.

— Она спит в коробке.

Господин Фан Дам оторвался от газеты и взглянул на Биби поверх очков.

— В коробке?

— Да, в большой картонной коробке. Она сворачивается там калачиком. А по ночам вылезает через слуховое окошко и гуляет по крышам. А ещё она разговаривает с кошками.

— О! — поднял брови господин Фан Дам.

— Честное слово, она умеет говорить по-кошачьи.

Когда Биби ушла, мефрау Фан Дам сказала:

— Ну? Что я тебе говорила? Разве не странная женщина живёт над нами?

— Немного странная, — согласился муж. — Но я остаюсь при своем мнении, что это не наше дело.

— Послушай! — вскипела она. — В конце концов это же наш чердак. А Тиббе — всего-навсего наш жилец. И я желаю знать, что происходит под моей крышей.

— Что же ты собираешься предпринять? — поинтересовался господин Фан Дам.

— Я пойду к нему.

— Без приглашения? И что ты скажешь?

— Пока не знаю. Что-нибудь придумаю.

Мефрау Фан Дам нарядилась в шубу, хотя вовсю уже грело весеннее солнце и по улице надо было ступить два шага.

Она собиралась звонить в дверной звонок, но этого не понадобилось, потому что входная дверь была открыта. Мефрау Фан Дам поднялась по лестнице на чердак. Лестница крутая, до верха далеко, и в своей шубе мефрау Фан Дам пыхтела и отдувалась, как паровоз.

— Здравствуйте, мефрау! — приветствовал её Тиббе.

— Здравствуйте, Тиббе. Вы уж не обессудьте, я к вам просто так — по-соседски…

— Что вы, что вы, проходите. Не хотите ли снять шубу?

— Нет-нет, я на минутку, — зачастила мефрау Фан Дам, шаря глазами по комнате.

К её досаде, в комнате никого, кроме Тиббе, не было.

— Как у вас тут мило… И кухонька такая славная… И вид на крышу прекрасный…

— Не хотите ли чаю?

— Ах нет, спасибо. Я зашла лишь проведать вас. Я всегда читаю ваши заметки в газете. Такие милые заметки… А что это у вас там… за каминной трубой… можно взглянуть?

— Там кладовка, — сказал Тиббе, — туда свален всякий хлам — старые стулья, коробки…

Она проскочила мимо него, оживленно щебеча:

— Ах, как это мило! Такой чудесный уголок старого чердака!

Тиббе беспомощно плелся за ней. Мефрау Фан Дам остановилась возле большой картонной коробки и заглянула внутрь. Под её тяжестью протяжно скрипнула половица.

Мурли проснулась. Её глаза широко раскрылись, и она с воплем выскочила из коробки.

Мефрау Фан Дам в испуге отшатнулась. На неё глядели полные ярости кошачьи глаза. Рука с острыми розовыми коготками метнулась в её сторону, и странное существо зашипело.

— Прошу прощения, — пробормотала мефрау Фан Дам, поспешно отступая. Она повернулась, намереваясь поскорее унести отсюда ноги, но Тиббе дружелюбно улыбнулся.

— Разрешите представить вам мою секретаршу, юфрау Мурли… А это — моя квартирная хозяйка, мефрау Фан Дам.

Мефрау Фан Дам с трудом заставила себя обернуться. Странное существо превратилось в вежливо улыбающуюся молодую даму.

— Приятно познакомиться, — еле выговорила мефрау Фан Дам.

— Не хотите ли присесть?

— Нет-нет, мне пора. У вас очень милая квартирка.

Она внимательно осмотрела пластырь на носу Тиббе и сказала:

— До свидания.

Когда мефрау Фан Дам удалилась, Тиббе вздохнул.

— Это же её чердак. Я снял чердак у неё.

— Отвратительно! — воскликнула Мурли.

— Да нет… почему отвратительно? Я плачу ей квартирную плату. И больше у меня нет с ней никаких дел.

— Я не это имею в виду, — сказала Мурли. — Отвратительно другое… я насчитала их двадцать!

— Двадцать? Кого двадцать?

— Кошек.

— Двадцать кошек? Где?

— У неё на шубе, — прошептала Мурли, дрожа всем телом. — Я так хорошо спала и вдруг в ужасе проснулась, потому что передо мной возникли двадцать мертвых кошек.

— Так вот почему вы зашипели! И чуть было не поцарапали её. Вам пора научиться держать себя в руках, юфрау Мурли. Поцарапать даму лишь за то, что она носит шубу из кошачьего меха? Фу!

— Если она ещё хоть раз появится здесь, я и в самом деле расцарапаю ей всю физиономию, — пообещала Мурли.

— Глупости! Она купила шубу в магазине, а кошки были к этому времени уже давно мертвы. Всё оттого, что вы мало общаетесь с людьми. Вы слишком много времени проводите на крышах. И редко выходите на улицу.

— Сегодня ночью я была на улице.

— Вы должны ходить по улице днем. За покупками, как все приличные дамы.

ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ В ПОДВОРОТНЮ

C корзинкой в руке Мурли шла по улице.

Не считая того первого раза, когда она искала жилье, Мурли редко видела улицу при свете дня. С крыш она смотрела на город, погруженный в ночную тьму. Задние дворы и помойки были ей куда родней улиц и площадей.

Она шла, подавляя в себе желание шагнуть в подворотню или спрятаться за стоящим автомобилем. Люди и гудящий, бренчащий, громыхающий транспорт вызывали в ней тревогу.

«Мне не положено шарахаться в подворотни, — внушала она себе. — Я — дама, делающая покупки. Вон идет собака. Мне нельзя пугаться, это же маленький, совсем нестрашный песик… и шипеть на него тоже нельзя. И принюхиваться к мусорным ящикам тоже не стоит. Я иду по магазинам, как подобает всякой уважающей себя даме».

Издалека Мурли учуяла запах селёдки из палатки на Грунмаркт, и ноги сами понесли её в ту сторону.

Приблизившись к палатке, она сначала сделала вокруг неё несколько кругов, потом вдруг её осенило: «Я ведь могу купить селёдку! У меня же есть кошелёк. Мне не нужно выпрашивать и тащить исподтишка». Она подошла к продавцу. От селёдочника исходил такой чудесный запах, что Мурли потёрлась головой о его плечо. Он, правда, этого не заметил — с таким усердием чистил селёдку.

Она купила селёдку, копчёную рыбу и свежую макрель — всего очень помногу, и, расплачиваясь, опять не выдержала и потёрлась головой о рукав селёдочника. Тот удивлённо уставился на неё, но Мурли уже зацокала каблучками по направлению к булочной.

Путь её лежал мимо школы господина Смита. Окна стояли настежь, оттуда доносилось детское пение. Мурли увидела поющий класс. Биби пела со всеми вместе.

На подоконник вспрыгнула кошка. Это была школьная кошка Промокашка.

— Носик-носик! — промурлыкала она.

Мурли коснулась носом холодного розового носа Промокашки. Таким образом здоровались все городские кошки, если только они не были в ссоре.

— Если дашь мне кусочек рыбы, — сказала Промокашка, — я скажу тебе новость.

Мурли дала ей кусочек рыбы.

— Потрясающая новость, — сообщила Промокашка. — Сегодня ночью Троянский конь въехал в город. Троя пала. Позаботься, чтобы это обязательно попало в газету.

— Большое спасибо, — поблагодарила Мурли. Через два дома на солнышке грелся Косой Симон, сиамский кот господина Смита.

— Дай мне кусочек рыбы, — попросил он. — Я тебе кое-что расскажу.

Схватив рыбу, он проурчал:

— Никогда не слушай эту Промокашку. Она всё время торчит в школе на уроках истории. Ей ужасно нравится, о чём там рассказывают, и ей кажется, что всё это произошло на днях.

— Я понимаю, — кивнула Мурли. — А что ты хотел мне сообщить?

— Вот это и хотел, — сказал Симон.

— Все вы хотите только рыбу, — вздохнула Мурли. — К счастью, у меня её много.